Тут я вынуждена сделать короткое отступление. Известно, что до 90-х годов прошлого века граждан СССР, как работающих, так и «тунеядцев», не пускали отдыхать на заграничные курорты. Если вы хотели к морю, то должны были ехать либо к теплому Черному морю — в Крым или на Кавказ, либо к холодному Балтийскому… И там и тут трудящиеся по идее могли блаженствовать на всем готовом в домах отдыха и санаториях по дешевым путевкам. Но только по идее… Трудящихся было во много раз больше, чем путевок. И те, кому путевок не досталось, отдыхали «дикарями». Так это называлось.

Осенью не то в 1948 году, не то в 1949-м мы с мужем поехали «дикарями» в Абхазию, в Гудауты.

Побывав не раз на чудесных абхазских курортах, я всегда сочувствовала абхазам. Курорты эти были фактически колонией богатой по тем временам Грузии. Однако Грузия и пальцем не пошевелила, чтобы их как-то благоустроить. Возвести там пусть не пятизвездочные отели, но хоть скромные гостиницы. Чтобы люди со всего Союза не жили в жалких лачугах, друг у друга на голове. И могли помыться после пляжа и песка в нормальном душе. Даже в Гаграх с их дивным парком, пальмами и пахучей мушмулой была одна гостиница «Гагрипш», отобранное в ходе революции у герцога Ольденбургского очаровательное, сплошь из дерева шале. И одна забегаловка с дрянным оркестром, позиционируемая как ресторан. А сколько славных харчевен, кафе, погребков, шашлычных там можно было бы построить!

Когда мы с мужем поехали отдыхать в Гудауты, это был исключительно грязный, запущенный городишко.

Наш хороший знакомый, писатель Илья Константиновский, снял нам комнату в большом доме с полным пансионом. Пансион заключался в том, что в неубранной комнате стояли две железные койки с подушками и простынями. Но когда муж прихворнул и я попросила у хозяйки одеяло, хозяйка очень удивилась, нахмурилась, запричитала и в конце концов принесла свою «котиковую» (кроликовую) шубу, которой муж и накрывался до выздоровления.

Естественно, «удобства» были во дворе. А умывание — в тазу.

Другая часть пансиона — питание — осуществлялась тоже весьма своеобразно. Мы (постояльцы) ходили на базар и покупали живую курицу, фрукты и орехи. А наша хозяйка, обезглавив и ощипав птицу, делала немыслимо вкусную орехо-курицу. Нет, это было не сациви, гораздо вкуснее. Процесс готовки происходил отчасти на большом камне во дворе, где бродили одичавшие собаки вперемежку с одичавшими коровами-бомжами, отчасти — на грязной кухне. Зато ели мы в саду за большим деревянным столом, запивая орехо-курицу маджари — молодым вином.

Ранее на стол ставилась четверть вина (бесплатно), но в тот год вино стали покупать сами постояльцы, ибо в Гудауты съехалась половина московской интеллигенции. Почему-то всем тогда захотелось покоя и тишины. И, повинуясь этому высокому стремлению, жители из московского кольца «А» (Бульварного кольца) отправились не в Гагры или в Сухуми, а в Гудауты. Интеллектуалы, как никто, подвержены стадному чувству. Словом, куры и вино были нарасхват и, соответственно, подорожали. Законы рынка работали даже тогда.

Жена моего однокашника Левы Шейдина, с которыми мы случайно встретились, уезжая, велела нам отыскать Наталью Сергеевну Сергееву, главного редактора «Нового времени», и передать от нее не то электроплитку, не то мясорубку. Шейдин работал в «Новом времени».

Мы поручение выполнили, Сергееву разыскали на том же базаре, где покупали кур, и плитку вручили. А потом Наталья Сергеевна и ее сестра Ирина Сергеевна стали приходить к нам в гости, преодолевая, по словам Натальи Сергеевны, «большие и малые грязи». Уже начались дожди. Кроме того, стало рано темнеть, а свет на нашей улице не горел. Но тут я не оплошала и, разыскав электрика, сообщила ему, что ни в какие аварии не верю и готова платить за включение света. После чего свет зажегся, а когда выключался, я опять вносила нужную, довольно скромную сумму. Но, в общем, жизнь в Гудаутах стала совсем скучной. И сестры Сергеевы уехали, кажется, в Батуми. У нас на передислокацию денег не хватало. К счастью, море было теплое.

Однако знакомство с сестрами мы продолжили в Москве. Гудаутское житье осталось только в моей памяти и в шуточных виршах Натальи Сергеевны, посвященных мне и сочиненных в Москве. Вирши начинались так: «Средь бурных грязей гудаутских ты нам сверкнула как алмаз». Дальше помню только две строчки: «Под рев коров и лай собаки / Ты веселила нас во мраке». Такой вот мадригал. Рев голодных коров, лай собаки и мрак, как говорится, списаны с натуры.

Чтобы не возвращаться больше к теме сочинительства, скажу, что Наталья Сергеевна писала мне стихи периодически, а я отвечала ей по большей части «пьесами». Пьесы Наталья Сергеевна складывала в чемодан как величайшее сокровище. Но чемодан украли. Жаль, что я не делала для себя второго экземпляра. По нему можно было бы восстановить в памяти жизнь обеих семей — нашей и Сергеевых.

Тот факт, что мы с мужем в конце 40-х повстречались с Натальей Сергеевной, главным редактором единственного в СССР внешнеполитического журнала «Новое время», в богом забытых Гудаутах, говорит сам за себя. Сергеева по чину могла отдыхать в самых престижных, номенклатурных домах отдыха и санаториях. В «здравницах», где бы с нее пылинки сдували, кормили бы кремлевской едой, а пляжи посыпали бы белым песочком. Там Сергееву под ручку водили бы в ватерклозет и всячески ублажали бы. А вместо этого она поехала в Гудауты, а потом много раз ездила с нами осенью на юг и жила в поганых комнатушках, зимой же ездила со мной в Тарусу и ночевала в многокроватных «номерах» старого постоялого двора с «удобствами» позапрошлого века — дыркой в цементном полу!

Когда в 80-х известного переводчика Семена Израилевича Липкина¹¹⁸ лишили из-за участия в альманахе «Метрополь» писательских привилегий и он заболел, братья-писатели ужаснулись! Заслуженный старик должен лечиться как все простые советские граждане! Какая несправедливость! А Наталья Сергеевна всю жизнь лечилась как все простые граждане, хотя могла пользоваться кремлевкой. И жила в огромной коммуналке на Арбате.

Я благодарна судьбе за то, что она свела меня с Натальей Сергеевной и со всей ее семьей. Многому я у них научилась, вернее, пыталась научиться. Кроме того, Наталья Сергеевна познакомила меня и мужа с целой плеядой случайно уцелевших мэтров журналистики 30-х годов, которые и создавали так называемый «культ Сталина», начиная со всеми презираемого, к тому времени уже ослепшего Давида Заславского и кончая Львом Ровинским, который в самые лихие времена Большого террора, хоть и недолго, был заместителем главного редактора «Правды», а потом сравнительно долго главным редактором «Известий»¹¹⁹. И часто повторял: «У меня в кабинете арестовали Кольцова».

Познакомила она нас также с некоторыми журналистами-международниками нашего с мужем возраста и моложе нас, ставшими «писателями», вернее, сочинителями докладов и выступлений генсеков (от Брежнева до Андропова), авторами дурацких слоганов, в какой-то степени определявших надводную часть политики СССР: «Миру мир», «реальный» — он же «развитой социализм», «Экономика должна быть экономной» и т. д. и т. п. Впрочем, с этим народом по роду своей деятельности был связан и Д.Е., мой муж.

Но к чему я так длинно рассказываю о Гудаутах, о сестрах Сергеевых и об их знакомых?

О Гудаутах потому, что хотелось запечатлеть на бумаге, как неноменклатурные граждане отдыхали на морских курортах в родимой стране. Ведь такого рода отдых давно забыт, а молодежь и вовсе ничего не знает о нашем курортном быте. И, возможно, не понимает, почему их бабушкам и дедушкам дешевые курорты в Турции кажутся верхом шика и комфорта.

Что касается старых международников и молодых, то часть их стала не только нашими знакомыми, но и столпами режима 70—80-х, вплоть до Горбачева.

Однако пора переходить к теме, заявленной в заголовке, то есть к преферансу. Именно этой игре сестры Сергеевы научили нас с мужем.

Для игры этой необходимы, как пишется в одной старой мудрой энциклопедии, «известное умение и сообразительность».