"Какой бред!" – подумал Серёга и старательно записал полученную формулу.

"Окурок – шесть очков", – записал в свою очередь Саня, чем заставил Ваню мрачно нахмуриться и задаться запоздалым вопросом "как я мог столь глупо слажать?"

Препод продолжал скрипеть мелом и объяснять, писать и одновременно рассказывать, и на доске друг за другом появились выражения "два крестика", "галочка" и "две галочки".

– Вам всё понятно? – спросил он, наконец повернувшись лицом к аудитории.

Большинство студентов, как водится, перестали понимать ещё где-то в районе "двух звёздочек", но, видимо не желая расстраивать Препода, ответили одобрительным гулом.

– Нет, мы не поняли! – сказали в один голос сидящие за третьей партой Катя С. и Катя М. (С первой из них – поклонницей "Зенита" – мы уже успели познакомиться на Перерыве, вторая же была более известна любовью к декоративным комнатным растениям, чем к спорту. Их можно было бы назвать Екатерина I и Екатерина II, но лично я, автор, не советовал бы так поступать. Вдруг обидятся. Ведь нам придётся уточнить: кто конкретно – первая, а кто – вторая. А поскольку чаще всего именно у кого-то из них одногруппники брали копировать лекции, то всякому было понятно: со столь важными особами лучше поддерживать хорошие отношения.)

Каждый студент знает: если уж ты чего-то на лекции не понял, то потом, ближе к экзамену – и подавно не поймёшь. Можно, конечно, спросить у Серёги… но по правде сказать, его уже достало всем всё объяснять.

– Ну как же так, – укоризненно произнёс Препод. – Я ведь так подробно рассказывал…

– Непонятно, каким образом вы из уравнения "две галочки" получили опять "три звёздочки"?

"И зачем вообще это было нужно", – добавили про себя Саша, Таня, Олег и очень, очень многие другие.

"А сколько вообще зарабатывает Препод? – подумал Артур. – Интересно, ему центр не нужен?"

Препод был вынужден пуститься в долгие и нудные разъяснения, перемежаемые дополнительными комментариями и отсылками к позапрошлой лекции (вы что, не помните позапрошлую лекцию? Это же было не далее, как две недели назад!), чем вызвал крайнее неудовольствие большинства студентов (тех, которые всё "поняли" и всё "помнят"). Они знали: Препод отнимет потраченное время от следующего Перерыва, что на самом деле просто бессовестно.

Недовольство своё студенты выражали посредством постепенно усиливающегося гудения. Но теперь они гудели совсем по-иному…

Возмущённо.

Препод понял это по-своему – как желание скорее продолжить дальнейшее изучение такой интересной темы. И приободрился.

Лекция закончилась. Как всегда неожиданно (вру, конечно, – большинство только того и ждали). Студенты схватили пакеты, сумки, сумочки, рюкзаки и папки и, проигнорировав зачитываемый Преподом список дополнительной литературы на данную тему, весело вылетели (а некоторые буквально вывалились) из аудитории.

Странно, в образовавшейся у дверей давке один из студентов движется в противоположную основному направлению потока сторону. Возможно, он что-то забыл?

Нет, не забыл. Даже наоборот, всегда помнит о своих первоочередных должностных обязанностях! Ведь этот студент – не кто иной, как упомянутый ранее староста группы – Дима. И его цель – подать на подпись Преподу журнал посещаемости.

"А вот Лёха говорил, что его не было на паре… Как же так?" – спросит внимательный и обладающий завидной памятью читатель.

"Разве не было? – удивлённо отвечу я, автор. А Дима, услышав это, столь оскорбительное для него предположение, и вовсе – возмущённо нахмурится и гневно взмахнёт журналом. – Да нет же! Конечно, был. Просто, слишком увлечённый своей газетой, Лёха его не заметил. И вообще, кому вы больше доверяете: уважаемому в самом деканате старосте или какому-то там Лёхе?"

В славные времена СССР наше высшее учебное заведение было Институтом. Затем, в тысяча девятьсот девяносто пятом году, после соответствующей реструктуризации, ВУЗу присвоили высокое звание Академии. Именно в Академию поступали Лёха и остальные будущие пивовары в тысяча девятьсот девяносто восьмом. "Обучаться в Академии", – согласитесь – звучит весьма солидно. Клянусь зачёткой, ни один злопыхатель не посмел бы сказать Лёхе в лицо, что он не достоин именоваться академиком. Но жизнь не стоит на месте, и всего год спустя руководство ВУЗа решило замахнуться на большее, а именно: получить статус Университета. Захотело – и сделало, то есть – получило. Теперь наш ВУЗ стал именоваться Университетом Низкотемпературных и Пищевых Технологий (сохранив, тем не менее, старое доброе прозвище "Холодильник").

У многих далёких от понимания кулуарных тонкостей студентов немедленно возник один очень важный вопрос: "А в чём вообще разница?" (Как он мог не возникнуть? Ведь когда ты гордо расскажешь об этом изменении в названии ВУЗа друзьям, родственникам, соседям по подъезду – они тоже попросят у тебя разъяснения.) Поскольку я, автор, никаких полезных знакомств в ректорате или хотя бы в деканате не имею и обратиться за комментариями к вышестоящему начальству никак не могу, то что же мне остаётся? Лишь довольствоваться слухами, домыслами и личными наблюдениями – благо наблюдать было за чем…

Вот, например: присвоение нового звания поразительно точно совпало с ремонтом мужского туалета во втором корпусе. Говорят, это событие даже сопровождалось торжественным перерезанием красной ленточки проректором по хозяйственной части (если на самом деле такой должности не существует – неплохой повод её ввести). Отреставрированный сортир был не чета себе прежнему: светлая кафельная плитка приводила посетителей в совершеннейший восторг, удобные и уютные кабинки вызывали бурное и неподдельное восхищение, мусорный бачок поражал изяществом форм. Ни один, даже самый заядлый курильщик не смел нарушить строжайший запрет ректора на курение в пределах ВУЗа, когда со стены на него укоризненно смотрело отражённое в зеркале над раковиной его собственное – изрядно помолодевшее благодаря мягкому освещению – румяное лицо. Лицо, прозревающее самую душу, как будто спрашивающее: "Неужели тебе не стыдно? Что бы сказала твоя старенькая бабушка, взгляни она на тебя сейчас? Разве ты не помнишь, как обещал ей никогда-никогда не брать в руки сигарету? Эх ты!.." Теперь курить ходили на улицу.

Новый сортир пробуждал самое лучшее в каждом, даже, казалось бы, давно зачерствевшем сердце; и не зря Лёха утверждал, что вот именно такие туалеты у них в Кронштадте: патриотизм и любовь к своему городу – не похвальное ли и замечательное это чувство? И вовсе не важно – такие или же не такие сортиры в Кронштадте; главное, что Лёха сам в это верил, и от этой веры становился лучше.

И даже если не в наличии столь совершенных в техническом и дизайнерском плане туалетов заключается основное различие между Академией и Университетом – это тоже совершенно не имеет значения. Лично для меня, пускающего сейчас скупую слезу из уголка глаза автора сих строк, большего и не требуется. И я не боюсь во всеуслышание высказать своё мнение прямо здесь, под благодатной сенью этих энергосберегающих ламп дневного света!

"Просто дэбил какой-то," – разглядел я ненароком в глазах проходившего мимо Препода, явно возмущенного этим моим заявлением. Не суди его строго, взыскательный читатель. Вот если бы он был чуть менее образован, например, было бы у него не три, а всего лишь два высших образования, он бы, конечно, подумал несколько иначе, возможно, вот так: "Просто дебил какой-то". С одним высшим образованием он подумал бы: "Просто дибил какой-то". А если бы у Препода вовсе не было высшего образования, он бы со мной согласился.