– Всё в порядке, даико? – участливо спросил Шалико, когда они сели в карету и дали кучеру распоряжение ехать обратно в Мцхету. – Ты такая… задумчивая.

Софико, всё это время кусавшая губы, откликнулась на его зов не сразу. Её голова кипела.

«Зачем я только сделала это, Господи?! – сокрушенно жмурилась девушка. – Неужели нельзя было отвлечь его как-то по-другому?.. Мне комфортно с ним, но я же не могу его… любить. Любовь не для меня!».

Но неужели гадалка, чьим бабьим сказкам она – столь рациональная и умная! – никогда не верила по-настоящему, оказалась права?..

– Столько смекалки в тебе, столько прыти! – посмеиваясь, твердила ворожея и водила по её ладоням пальцами, вызывая лёгкую щекотку. – Правда, молода ты ещё, зелена. Неуступчивая юность потянет тебя в одну сторону, а сердце – в другую.

– Я буду разрываться между разумом и чувствами? – всё ещё дразнилась княжна. Её недоверие только раззадоривало старуху.

– Представь себе! Да, моя милая. – Провидица не сменяла насмешливого тона. – Появится человек – твоя воплощённая мечта! Он откроет тебе все двери, но будет ещё один. Он – не всё, о чём ты мечтала, но у него доброе сердце и чистые помыслы. Чтобы быть с ним, тебе придется пожертвовать своими принципами и идеальной жизнью. Что ты выберешь?..

– А что со мной могло случиться? – Наконец Софико отмахнулась от этих мыслей и проворно обернулась к брату. – Лучше расскажи: тебе удалось напечатать статью?

– Да, я оставил стопку возле станка. Завтра посыльный раздаст их по всем адресам и…

– И Айдемировы никуда не денутся от заслуженного позора.

Шалико заметил, что сестра, несмотря на удачно провернутую аферу, казалась отстранённой, и тревога – теперь уже за Софико – вконец его замучила. Краем глаза он заметил, что издатель «Кавказского мыслителя» совсем не соответствовал тому описанию, которое у него имелось, но Шалико показалось, что Ваграм Артурович очень обрадовался, увидев княжну Циклаури в дверях. Это хороший знак или… не очень?

Когда они приехали домой, поплутав немного в городском парке, на улице уже смеркалось. На расспросы родных о том, как прошла их поездка, ни брат, ни сестра не ответили толком и всё время заговорщицки переглядывались. Шалико взял даико под руку, повел наверх по лестнице и поцеловал в лоб у дверей её комнаты. Она широко улыбнулась.

– Вот увидишь, дзма! – неустанно повторяла Софико. – Мы спасем её. Ещё немного осталось.

Он с теплотой всмотрелся в её хорошенькое личико и в очередной раз поблагодарил Бога за то, что тот подарил ему столь чудесную младшую сестру. Они расстались в коридоре, но в отличие от неё юный князь не пошёл в свою комнату и не спеша поплёлся в кабинет отца. Papa рассказывал, что год назад какой-то армянин подарил ему коньяк десятилетней выдержки. Подвернётся ли когда-нибудь ещё более удачный случай откупорить его?

Когда Шалико остался наедине со своими демонами, они придавили его к стенке с ещё большой силой. Ни Дариа, ни Константин не стали мучать его упрёками, и даже Давид молча вышел из гостиной. Брат поместился за главным столом и налил себе в стакан коньяка. В собутыльниках он не нуждался, а уж в подбадривающе-саркастичных ремарках и подавно. Каждый из них попрятался в своих комнатах, боясь попадаться юному дипломату на глаза.

Ранний зимний закат наступил очень быстро. Дворовые собаки, которых отец одну за другой продавал, отчаянно лаяли на улице. Полная луна стояла высоко-высоко в небе, и её свет проникал в комнату сквозь прозрачные занавески. Луна освещала стакан и бутылку, скользила по предметам мебели и частям его тела. Он попросил горничную погасить все свечи. Его душа требовала покоя.

Прости меня, Господи!.. Прости за этот грех, но я не в силах вынести подобных мучений. Я слабая. Моё сердце истосковалось по дому. Оно болит и кровоточит, и я не могу терпеть эту боль ещё хотя бы день…

Шалико лихорадочно поднялся со своего стула и задел локтем бокал. Тот повалился на пол, разбившись вдребезги, а коньяк расплескался по полу. Он даже не обернулся. Запустив нервные руки в кудрявые волосы, он отошёл к окну и внимательно всмотрелся вдаль.

Я скучаю по родным. По их ласке, заботе и теплу… Скучаю по человеку, с которым мне никогда не быть. Сколько раз я мечтала, что когда-нибудь мы всё-таки будем вместе? Сколько раз я уверяла себя, что, несмотря на все разногласия, он всё ещё любит меня и грезит обо мне так же страстно, как и я о нём?..

Молодой князь сильно-сильно заморгал, когда глаза заслезились от лунного света. Зарычав от тоски, он отошел от окна и принялся мельтешить по комнате. Проходя мимо, он задел рукой стул, и тот с грохотом опрокинулся на пол. Его это не трогало.

Я мечтала и грезила, я видела сны… о нём. Я почти поверила в наше светлое будущее. Я была столь наивна!.. Родные опекали меня всю жизнь, но так и не объяснили, как жесток бывает мир. Любой невинный, изнеженный цветок срывают, любую голубку сажают под замок. Но даже та голубка, которую лишили свободы, имеет хоть немного выбора.

Плохое предчувствие набирало силы. Тревога росла. В первую минуту Шалико бросился в спальню Давида за советом, но быстро понял, что толку в этом нет, и вернулся в гостиную. Немногим позже он чуть не сорвался в конюшню за лошадью, но вовремя себя осёк. Стиснув зубы, он заметался по комнате, как разъяренный тигр.

Сегодняшний мой выбор очевиден. Я предпочитаю смерть той жизни, которую приготовил для меня Джамаль Айдемиров. Завтра утром он найдёт в этой клетке не свою невесту, а бездыханный труп с перерезанными венами. Этим поступком я в последний раз выражаю ему свое неповиновение. Как бы он ни издевался над моей волей, мой дух ему всё равно не сломить. Я стану женой только одного человека. В противном же случае умру с его именем на устах. Лучше умереть, думая о нём, чем жить супругой молодого Айдемирова…

Шалико с трудом перевел дух и оперся обеими руками о стол. В глазах потемнело. Он вот-вот лишился бы чувств.

Нино достала припрятанный с сегодняшнего обеда нож из-под подушки и, зажмурившись, прочитала последнюю молитву Господу. Перекрестилась. В висках пульсировало, пока она подносила нож к венам. Губы дрожали. Говорят, это совсем не больно. Один небольшой надрез и всем твоим мучениям придёт конец…

– Субханаллах!..

Путаясь в длинном чёрном платье, Ирсана кинулась к княжне Джавашвили и с силой отшвырнула от неё нож. Нино отчаянно закричала, пытаясь вырваться из объятий подруги и поднять с пола нож, но та держала её удивительно крепко. Несколько попыток освободиться совсем истощили, и в конце концов несчастная девушка протяжно зарыдала, уткнувшись в плечо Айдемировой.

– Зачем ты это сделала?.. – просипела Нино, захлёбываясь в слезах. – Прошу, уйди! Я должна закончить… я умру с твоим братом. Умру, понимаешь?..

Безрадостный поток слов заглох в женских всхлипах. Ирсана не ответила и только крепче прижала к себе Нино. Ничего более впечатляющего юная чеченка никогда не видела в своей жизни.

«Ну и где вас носит, Шалико Константинович?! Почему вы до сих пор не явились за ней?»

Желая хоть немного утешить пленницу, Ирсана запела под нос чеченские колыбельные, и те влились в ночь вместе с плачем Нино Джавашвили.

Приступ паники неожиданно отпустил Шалико. Дыхание выровнялось, а голову перестало сжимать в тисках. Он распрямился и несколько секунд смотрел перед собой, даже не моргая. Вдруг за окном настойчиво заржала лошадь, и какой-то всадник въехал во двор Мцхеты.

Через пару минут приковыливающая фигура Исхана Башировича появилась в дверях, и Шалико глубоко поразился решимостью, которую заметил в глазах сидзе.

Какое-то время зять тяжело дышал, опираясь на свою трость, затем набрал в грудь больше воздуха и выпалил, не дыша:

– Я знаю, где она.

11

Голос Исхана до сих пор звенел у Шалико в ушах. Он шёл по коридору, держа в руках свечу, и то и дело вспоминал слова зятя: