Нино боязливо обернулась на мужа в надежде, что не заметит на его лице неодобрения. Свекровь со свёкром по десятому кругу делились восторгами с господами Арамянц, и тогда новоиспечённая княгиня ненавязчиво взяла супруга за руку.

– Ты против? – прошептала она одними губами.

Шалико, проводивший сестру и лучшего друга долгим взглядом, как будто очнулся ото сна и быстро-быстро захлопал ресницами.

– Что? О, нет-нет! Но я и подумать не мог…

– Наша Софи выросла, – с нежностью отозвалась супруга. – Ей уже восемнадцать! Вот-вот под дверьми выстроятся толпы.

– Если Мишель поставит себе цель, – смеясь, промолвил муж, – то ни за что не допустит этого. А ведь я уже думал о том, что она ему понравилась! Но мы всё ещё не можем ручаться за неё.

Софико и сама не могла ручаться за себя, и, чем старше она становилась, тем чаще её посещало это состояние. Княжне оно не нравилось, и она очень надеялась, что со временем мир станет для неё яснее. Граф Каминский, к примеру, был ровесником её брата, но, похоже, ни в чем никогда не сомневался. Он многое понимал и замечал лучше неё. В тот миг, когда она посчитала себя вконец заплутавшей, он превратился в неё в единственный маяк во тьме.

– Знаете, княжна, – начал он со вздохом, когда они вышли на балкон и он, накинув на её плечи пальто, закурил импортные сигары, – ваши родные часто говорят о том, что я похож на Вано Георгиевича. Но сейчас во мне проснётся Игорь Симонович и скажет, что вы совсем не умеете скрывать свою влюблённость.

Она в недоумении воззрилась на него и, закашлявшись от сигарного дыма, спросила:

– И в кого же влюблённость? Уж не в вас ли?

– Нет! Увы, не в меня, – хитро посмеиваясь, отвечал Мишель. – Куда мне до вашего армянского друга? Тот который брат сестры жены… ай, простите, я сдаюсь!..

Софико стало и смешно, и стыдно одновременно. Граф Каминский импонировал ей своей прямотой и весёлым нравом, и, несмотря на беспардонность его речей, у неё не получалось злиться на него. Она позволила себе улыбку и, когда их взгляды встретились, раздражение совсем отпустило её. Она оперлась о перила балкона, и, вздохнув, обернулась к нему:

– Я не влюблена в него, – упрямо заявила она.

– Влюблены, княжна, влюблены! Как и он в вас, – всё настаивал Мишель. Их общение оставалось непринуждённым, несмотря на столь щекотливые темы. – Он чуть не прожёг во мне дыру взглядом! Посмотрите?! Мой сюртук ещё не покрылся пеплом?..

Софико хихикнула в маленький кулачок, и он, широко улыбаясь, продолжал:

– Поверьте, мне самому это не по душе, ведь мне вы тоже нравитесь, но я закостенелый реалист и привык смотреть правде в глаза.

Такое простое и в то же время трогательное признание от столь блестящего кавалера сделало бы честь любой, и княжна Циклаури не стала исключением. Она зарумянилась и спрятала глаза, и он честно дал ей время обдумать сказанное.

– Я нравлюсь вам, граф? – вопрошала она кокетливо.

– Нравитесь, – пожимая плечами, отвечал граф. – Вы умны, смелы и вас дико тянет к новым местам. Жизнь бьёт в вас ключом, княжна! И мне приятно думать, что я могу дать вам то, о чём вы мечтаете.

Неожиданные перспективы открылись перед ней. Они заставили сердце Софико биться гораздо сильнее, чем это когда-либо удавалось самым красивым из мужчин. И правда!.. Граф Каминский – коллега её брата, который жил и служил в самом сердце Европы. Он имел титул и деньги и владел ключами от всех дверей, в которые она мечтала попасть. С таким мужем она пробьётся в просвещённый европейский свет, станет писать статьи на злободневные темы, и никто не запретит ей этого, ведь помимо всего прочего у неё будут деньги! Она превратится в княгиню Н., на чью демонстрацию так стремилась попасть, чем будет приносить действительную пользу обществу! У неё появится своя публика и, даст Бог, признание. Появится человек – твоя воплощенная мечта. Это ведь предсказывала ведунья?..

Будет ещё один. Он – не всё, о чём ты мечтала, но у него чистое сердце и добрые помыслы. Что ты выберешь?..

Что она выберет: разум или чувства? Расчёт или сердце? Ваграм или Мишель?..

– Я вас не тороплю, – заметив, что пауза затянулась, граф Каминский поспешил добавить: – Я неравнодушен к вам, и, если вы выберете меня, я буду очень рад. Но, если вы откажете мне, я это как-нибудь переживу и уж точно не стану резать себе вены.

Софико рассмеялась, с нежностью посмотрев на собеседника.

– Только прошу вас: подумайте хорошенько! Мне бы очень не хотелось услышать через двадцать лет брака от своей жены, что, выбрав меня, она совершила ошибку.

Прекрасное наблюдение!.. Михаил Сергеевич обладал шармом и смекалкой, в которых ему сложно отказать. Да, она не была влюблена в него, но никто… не исключал этого со временем, ведь так?..

– Мне и правда нужно время, – немного погодя произнесла она, – но я очень надеюсь, что к концу вашего отпуска смогу дать вам ответ.

– Как вам будет угодно, княжна. – Мишель поцеловал ей руку и развернул лицом к зале. – Ваш брат делился со мной своим намерением взять вас с собой вместе с Нино Георгиевной. Возможно, это поможет вам определиться?..

Кто знает!.. Может быть, это поможет ей не только определиться, но и склонит чашу весов в сторону… Европы?..

Когда Софико и её кавалер вернулись к гостям, стрелки часов медленно клонились к полуночи. Первыми усталость почувствовали старики во главе с Екатериной Шакроевной и одним из старших братьев Дарии, и за два часа зала, утопавшая в цветах, ленточках и бантах, почти опустела. К моменту, когда за Торнике Сосоевичем и его сыновьями – ну и шутил же над кузеном Сосо! – захлопнулась дверь, новобрачных ненавязчиво проводили в опочивальню, и граф Каминский шепнул своему другу пару советов на ухо.

– Вай! – поправляя складки на подушках, твердила Саломея. – Надеюсь, я ничего не забыла!

На пару с Дарией Давидовной они много суетились. Шалико и Нино стояли по разные стороны спальни, и оба прятали глаза в пол, пока его мать и её старшая сестра распоряжались вынести из комнаты сундуки с подарками, вазы с цветами и кое-какую мебель, которую за неимением другого места слуги перенесли сюда ещё во время празднества. Левон Ашотович и оба старых князя стояли в дверях с самыми серьёзными лицами и старались не выдавать своего веселья. Княгиня Циклаури указала последнему нерасторопному лакею, куда отнести табуретку, расшитую дорогой красной обивкой, и оставила наставительный поцелуй на лбу любимого сына. Он в свою очередь с нежностью взял её руки в свои, сам приложил их к своему лбу и растроганно улыбнулся. Дариа Давидовна стряхнула с глаз слезинку.

Саломея тем временем безмолвно привлекла сестру к себе, поцеловала её в темную макушку и вслед за княгиней чуть не расплакалась.

– Пусть тебя никогда не коснётся то, через что в этот день прошла я! – прошептала она одними губами.

Затем они с Дарией поменялись местами, и Нино получила порцию наставлений от свекрови, а Саломея глубокомысленно попеняла пальцем Шалико. Когда и с этим было покончено, обе женщины присоединились к мужчинам и, осенив новобрачных крестным знамением, захлопнули за собой дверь.

Когда Нино на следующее утро распахнула глаза, ей хотелось любить весь мир. Решимость начать жизнь с чистого листа переполняла её, как и уверенность в том, что вместе с обладателем кудрявой светлой макушки, что дремал под боком, впечатавшись лицом в подушку, она точно проживет её правильно.

– Шалико, – позвала она ласково, коснувшись его лица. Спросонья муж что-то пробормотал, чего жена не разобрала, и её сердце переполнилось до краев. – Надо подниматься! Нас уже ждут внизу.

Ещё никогда утренний подъём не был настолько тягостным. Родные, наверняка, поняли бы их, если бы они чутка припозднились, но, что делать с бесчисленными знакомыми и друзьями, которым только дай повод для сплетен?..

– И главное, – уже на выходе из спальни напомнила мужу жена и многозначительно кивнула на платье. – Что нам делать с этим?..