***

Биргер-клуб располагался в трехэтажном угловом доме Щербакова как раз напротив Адмиралтейства. Когда мы прибыли туда в экипаже Иноземцева, было больше шести часов вечера. Раньше я никогда в этом клубе не бывал, и впервые появившись в нем, не жалел об этом.

Часто Биргер-клуб также называли Гражданским собранием, что, по-моему, более соответствовало действительности. Его посещали люди среднего звания, начиная от учителей, поэтов, художников и заканчивая купцами и чиновниками. Было среди них много иностранцев, в основном выходцев из Франции и Швейцарии. В общем, почти настоящее Гражданское собрание.

Иноземцев там повстречал нескольких своих знакомых из числа чиновников. Вскоре мы почувствовали себя уверенно в этом «вавилонском столпотворении».

Иногда я спрашивал кое-кого из посетителей этого клуба не знаком ли он с итальянским живописцем Джорджио Бернарди, но никто о нем не слышал. Поэтому когда ко мне подошел Белевцов и поинтересовался о том, что удалось мне узнать, я разочарованно покачал головой.

— Ничего. Никто не знает этого итальянца.

Жених фрейлины Великой княгини посоветовал мне продолжать поиски, а сам растворился в толпе. Он, наверное, опять поспешил присоединиться к своему приятелю Иноземцеву. Мои заботы его, конечно, волновали мало. Раздосадованный на самого себя, я принялся обходить залы Гражданского собрания, останавливаясь то возле одной, то возле другой кампании и прислушиваясь к разговорам. Ничего полезного для себя я там не услышал. Вдруг кто-то взял меня за локоть. Это опять подошел Белевцов.

— Пойдемте со мной, Владимир Сергеевич, — сказал он. — В зеленой зале собрались любители искусства. Мне кажется, есть там и художники. Пойдемте же.

Естественно, я последовал за ним, впрочем, мало веря в успех. В зале, которая была отделана в зеленые тона, находилось человек пятнадцать. Они, разбившись на небольшие группки, о чем-то оживленно спорили. Некоторые из них сидели на стульях или в креслах, другие же неспешно прохаживались, как будто они на Невском проспекте.

Бернарди среди них не оказалось. Однако, там мне удалось познакомиться с художником, который его знал.

— Да зачем вам этот итальянец нужен? — спрашивал у меня господин Колортов, представившийся «русским живописцем». — От него вам толку никакого не будет. Хотите, я ваш портрет напишу, сударь?

От Колортова сильно разило вином, но на ногах он держался крепко. Я сказал, что у меня к Бернарди личное дело, и мой новый знакомый пьяно засмеялся. Впрочем, таких как он в зеленом зале было много, так что внимание на нас никто не обратил.

— Любезный сударь, — проговорил он, как только сумел справиться с приступом смеха, — уверяю вас, с Бернарди вам лучше никаких личных дел не иметь. Вы понимаете меня?

— Да, я вас прекрасно понял. Но скажите хотя бы, где он живет? Где его найти?

Чтобы получить ответ, мне пришлось подождать, пока Колортов опустошит новую рюмку мадеры.

— Слышал, он снимает комнату за Аничковым мостом на Невском. Кажется в Троицком переулке. В доме Барышева.

Я поспешил распрощаться с Колортовым, который опять предложил мне заказать у него свой портрет. Мне пришлось вновь вежливо отказаться. С трудом я выбрался из зеленого зала, полного разной степени одаренности скульпторов, художников, писателей, поэтов и драматургов. Во второй раз в их кампанию я добровольно точно не приду. Они, конечно, интересные и талантливые люди, но для того, чтобы общаться с ними, нужны крепкие нервы, ну или самому следует заниматься каким-либо искусством.

У одного из карточных столов я заметил Белевцова и Иноземцева. Они увлеченно наблюдали за игрой. Только когда я негромко закашлял, они обратили на меня внимание.

— Кажется, я знаю, где живет Бернарди.

Мы отошли от игроков, и я рассказал своим знакомым то, что удалось узнать от Колортова. Они слушали меня невнимательно, так как их интересовала карточная игра.

— Послушайте, Версентьев, — обратился ко мне Иноземцев, — почему бы нам не сыграть? Например, в ломбер? Нас ведь трое. Можем и в бостон, если вы его предпочитаете. Свободные столы есть.

Я ответил вежливым, но твердым отказом.

— Спасибо, но я уже наигрался в эти игры. Благодарю вас за приглашение. Пожалуй, поищу дом, где живет Бернарди.

— Так ведь стемнело уже? Куда вы поедете? Утром отправитесь. Составьте лучше нам кампанию.

Иноземцев был прав. Как говорится, утро вечера мудренее. Поэтому я решил последовать его совету.

С некоторых пор карты мне не по душе. Белевцов и Иноземцев, когда я сказал им об этом, потеряли ко мне интерес, и отправились искать себе партнеров для игры. Я же, почувствовав жажду, выпил ещё один стакан вина. Вскоре мои знакомые сели за карточный стол в кампании с двумя молодыми людьми. Я подошел к ним, чтобы понаблюдать за игрой. Играли в бостон.

Через некоторое время я понял, что мне не только больше не хочется играть в карты, но даже не очень интересно наблюдать за игрой. Что хорошего в том, что люди проигрывает огромные деньги, имения, а иногда и целые состояния? В 1806 году я видел как помещик проиграл свое имение, а на следующий день, после того как отписал победителю имущество, он застрелился. Вот какие трагедии скрываются за карточной игрой, начинающейся обычно вполне безобидно.

Иноземцев играл превосходно. За вечер он выиграл почти одну тысячу рублей. 300 рублей он потратил тут же в клубе на угощение и вино. А вот Белевцов остался в проигрыше, но он тут же расплатился, выложив на стол семьсот рублей ассигнациями.

Потом Иноземцев довез нас в своем экипаже на Большую Литейную, попрощался с нами и отправился домой. Было два часа ночи, когда я вошел к себе в комнату. Об этом поспешил сообщить мне Кондрат, который сразу проснулся, услышав звук открывавшейся двери. Спал он всегда очень чутко, будто волк в лесу. Эта его способность несколько раз выручала меня.

Велев слуге заткнуться, из-за выпитого в большом количестве вина мне не хотелось с ним разговаривать, я повалился на кровать и почти сразу же заснул.

Проснулся я поздно, в начале десятого утра. Голова болела точно так же, как в то утро, когда я впервые увидел очаровательную Елену Павловну Старосельскую.

— За квасом сходить, Владимир Сергеевич? — В дверях появился Кондрат. Он сочувственно смотрел на меня, как на малое дитя, упавшее в саду, которому нужна не только реальная помощь, но и родительская ласка.

— Да, — сумел я выговорить и обхватил голову руками. Похоже, вчера мы пили не одно вино.

Квас был холодным и крепким. Он оказал на мой организм оживляющее воздействие. Я даже почти смог сосредоточиться на словах Кондрата, который стоял недалеко от меня и что-то говорил.

— Послушай, братец, — прервал его я. — Повтори ещё разок, что ты сказал.

Слуга укоризненно посмотрел на меня.

— Я говорю, что ваша матушка была бы…

— Стоп, стоп. Хватит. Сам знаю, что сказала бы мне моя матушка, будь она жива. Ты лучше скажи, господин Белевцов проснулся?

— Он уже не только проснулся, но и уехал куда-то по делам.

Я постарался собраться с мыслями. Надо признаться, что тогда я чувствовал себя очень плохо. Я дал себе обещание больше никогда так много не пить. Сдержал я его? На этот вопрос, думаю, отвечать не нужно. Сделаю вид, что я не слышал этот вопрос. Но давайте вернемся к событиям того дня. Квас мне помог более-менее собраться с мыслями. С трудом, но это у меня все-таки получилось.

Следовало отправиться на Невский проспект. Там за Аничковым мостом в Троицком переулке снимает комнату итальянский живописец, с которым мне очень хотелось встретиться.

— Приготовь чистую одежду. Есть не буду. Еду по делам. Ты остаешься здесь, — велел я Кондрату.

Нужно было наконец-то поговорить с Бернарди о его «Купальщицах».

***

Брать экипаж я не стал. Мне захотелось пройтись по улицам Петербурга, подышать его воздухом. Обычно в августе в «Северной Пальмире» становится прохладней, чем в июне и июле, чаще идут дожди, но в этот день на небе туч не наблюдалось, а воздух был почти жарким. День обещал быть по-настоящему летним. Самочувствие мое значительно улучшилось. Вот что делает прогулка на воздухе.