Талеб Насонов. На экране возникло совершенно незнакомое лицо – черные волосы, смуглая кожа, умные, глубоко посаженные глаза. Насонов оказался известной личностью. Сеть услужливо подкидывала многочисленные фото, интервью, воспоминания коллег и просто случайных знакомых.

Насонов был полукровкой – мать русская, отец индиец. Еще в школе он показал недюжинные способности в программировании, выиграв все существующие соревнования и получив все возможные титулы. В двадцать лет основал свою фирму, в двадцать три заработал свой первый миллион. Но знаменитым он стал после создания Города – виртуальной площадки, оказавшейся для многих ожившей сказкой, воплощением мечты.

Чтобы попасть в Город, не требовалось ничего – ни денег, ни специального допуска. Есть устройство для выхода в Сеть – добро пожаловать. В Городе каждый мог стать тем, кем хотел. Тем, кем не мог стать в реальном мире. Любая фантазия там была осуществима. В Городе все были равны, деньги и положение здесь не значили ничего. Более того, зачастую богатые, солидные и влиятельные в реальном мире люди в виртуальности выглядели бледнее, чем подростки и аутсайдеры.

Город был изумительно красив, особенно его центр, нарисованный женой Талеба. Илья разглядывал скриншоты, восхищаясь талантом художницы. Набережные, площади, дворцы, соборы лишь отдаленно напоминали реальные объекты и выглядели фантастически прекрасными. Подножия Ростральных колонн обвивали Ктулху и Дагон, скульптуры сфинксов и львов на набережных могли двигаться и разговаривать. Над сказочной громадой Исаакиевского собора летали ангелы, крышу багрового Михайловского замка оседлали злобные горгульи, во рве плескалась стекающая со стен кровь, а Петропавловская крепость на острове посреди залива четырежды за сутки меняла облик.

А потом жизнь Талеба круто пошла под откос. Сначала погибла в автокатастрофе жена. Поговаривали, авария была подстроена – Насонову отомстили за отказ продать права на Город. Потом тяжело заболела дочь. Чтобы оплатить лечение, Талеб распродал все, что имел: фирму, дом, акции, патенты. Далее след Насонова терялся. Больше никакой информации о судьбе Талеба вплоть до его смерти Илья не обнаружил. Происшествие в лаборатории, названное причиной гибели Насонова, вызвало новый всплеск интереса к его персоне. Опять заговорили о правах на Город, вспомнили гибель жены, фантазировали насчет работы Насонова на триаду, но дальше фантазий и слухов не продвинулись. Официальное расследование, если и проводилось, то спустя рукава, Илья нашел лишь скупое сообщение властей, не проясняющее ничего. Некоторое время журналисты и завсегдатаи Сети перемывали слухи и домыслы в поисках криминала, но потом их интерес сошел на нет.

В отличие от Насонова Елена Клаудия Ортис – узкий специалист в области психологии искусственного интеллекта – была совсем не публичной фигурой. Была – потому что женщина погибла через полгода после смерти Насонова. И вновь катастрофа, подробности которой попытались замять.

Терминал вывел на экран немногочисленные изображения немолодой элегантной женщины с добрыми глазами. Как и в случае с Насоновым, Илья был уверен: он никогда с ней не встречался. Он начал читать статью Ортис, напечатанную в русскоязычном издании «Нейчер», но быстро запутался в терминологии. Что ж, зато теперь он знал точно: ни программистом, ни психологом он не был.

С остальными, входящими в «шестерку», дела обстояли не лучше, с одной лишь разницей – они были живы.

Биохимик Карел Климович давно не давал о себе знать. Последняя информация о нем, которую удалось найти Илье, была восьмилетней давности – именно тогда Климович оборвал все старые контакты. Должность в научном отделе крупной корпорации он оставил еще раньше. Темы диплома и диссертации для Ильи выглядели настоящей китайской грамотой – ни одного знакомого слова, а с фотографий смотрел совершенно незнакомый мужчина. Импозантный, слегка женоподобный и знающий себе цену.

Двое умерли, один пропал, и все это произошло восемь лет назад. Такое не может быть совпадением, нужно рыть дальше.

Чуть лучше дело обстояло с детским нейрохирургом Андреем Тамлиным. Он уволился из городской больницы два года назад, не оставив ни личных координат, ни нового места работы. Но два года – не восемь, должны остаться следы. Однако и тут Илью подстерегала неудача. Гостевая на личной страничке Тамлина пестрела поздравлениями с праздниками и вопросами от бывших пациентов, только ни на один вопрос Тамлин так и не ответил. И вообще за эти два года ни разу не появился в Сети. Старые, десятилетней давности фотографии, изображали невысокого молодого мужчину заурядной внешности и мало что могли дать – с тех пор Тамлин наверняка сильно изменился.

Инженер и специалист по микрочипам Михаил Березин тоже не горел желанием рассказывать о себе всем и каждому. Его профиль содержал лишь фото трехлетней давности и самые общие, на первый взгляд абсолютно бесполезные сведения. Даже не удалось найти место его работы.

Илья откинулся на спинку стула и задумался: что могло связывать давно вышедшего из детского возраста инженера с Тамлиным? Никаких идей в голову не пришло. Он вздохнул и открыл последний профиль.

Единственной публичной фигурой в этой странной «шестерке», да и вообще, по-видимому, просто общительным и открытым человеком была Римма Беккер. Эффектная шатенка без возраста, известный ученый, генетик, нейрофизиолог, чьи многочисленные фото украшали Сеть. Ее любили журналисты – за красоту, остроумие, эрудицию. Любила молодежь – за генномодифицированные живые игрушки. Ее даже любило научное сообщество, которое вообще никого не выносит.

Что связывало этих людей? Почему он написал их имена на ладони? В том, что писал он сам, Илья уже убедился, изрядно почиркав старую газету, – почерк был его. Судя по всему, начинать надо с Риммы. Но что он ей скажет? «Когда я очнулся, в моей голове не было ни единой мысли, но я прочел ваше имя на своей ладошке. Вы, случаем, не помните меня?» И что он будет делать, если она пожмет плечами и скажет «нет»?

Рука, уже тянувшаяся набрать ее номер, замерла. Нет, все-таки лучше поговорить лично. А еще лучше как бы невзначай попасть ей на глаза. Сейчас у Риммы как раз лекция в Центре экспериментальной медицины – отличная возможность, грех не воспользоваться.

Илья закрыл все виртуальные окна и поднялся.

– Собрался куда-то? Не рано ли? – сварливо осведомилась Клавдия, когда Илья вышел из отведенной ему комнатушки.

– Думаю прогуляться по городу, может, вспомню что, – уклончиво ответил он.

– Ну, погуляй, погуляй. Только тебе деньги же нужны будут, на транспорт хотя бы. Сейчас…

В воздухе перед Клавдией повис небольшой экран. Илья отступил на шаг назад и покачал головой.

– Бери-бери. Отдашь, когда заработаешь.

– Спасибо. Только… – он замялся, не зная, как спросить.

Клавдия показала глазами на терминал-браслет на его руке:

– Тебе ничего не нужно делать, автоматика на входе все сделает сама.

Илья кивнул, накинул почищенную Клавдией куртку и вышел из квартиры.

Томаша он нашел все в той же заброшенной церкви. На этот раз прием был более теплым – Илью уже не пытались сбить с ног.

– Мне нужны деньги и документы.

– Деньги всем нужны, – ухмыльнулся рыжий. – Как рассчитываться будешь?

– Отдам, не беспокойся.

– Да я не за бабки волнуюсь – их ты по любому отдашь, а за тебя. Не родился еще тот урод, что Томаша кинул. Ладно, жди.

Он отогнул край грязного брезента и рявкнул в темноту:

– Микки!

Спустя две минуты Илья стал обладателем документов на имя Маркова Ильи Борисовича тридцати двух лет и небольшой суммы на счету.

До Васильевского острова он доехал быстрее, чем ожидал, – метро работало отлично. Поднялся на поверхность, обошел станцию и направился в сторону Невы, к Кунсткамере.

Город казался похожим и непохожим на тот, что хранила память. Почему-то помнилось, что на Шестой линии никогда не росли деревья, а на углу с Большим проспектом был разбит сквер. Сейчас здесь стояла церковь нарядного розоватого оттенка. «Андреевский собор», – прочитал Илья надпись на воротах. Не было здесь никакого собора или память подвела его? Да и остальные здания, выкрашенные в теплые жизнерадостные оттенки, в его памяти сохранились совсем другими – более мрачными, без ярких вывесок и «маркизов» над окнами.