– Хр… Снефрид! – Эйрик огляделся и заметил свою подругу возле одного из столов. – Подойди сюда. Эти люди ищут Олава. Есть у тебя такой в хозяйстве? Он ведь у нас жив?

Подходя ближе, Снефрид тоже в удивлении смотрела на гостей и не могла не заметить, как оба вздрогнули при звуке ее имени и впились в нее глазами. В синих глазах девушки мелькнуло нечто вроде ужаса: видно, до них уже дошли слухи о колдунье, способной изменять свой облик.

– Разумеется, он жив, – Снефрид встала рядом с Эйриком, сидящим на почетном месте за столом. – Привет и здоровья тебе… Сигню? Так ты племянница Сольвейг?

– Привет и тебе, – с трудом вымолвила девушка; она то опускала глаза, то снова жадно впивалась взглядом в лицо Снефрид.

– Но зачем вы здесь?

– Сольвейг просила меня ухаживать за Олавом… он мой родич… муж моей тетки…

– Но почему тебя, молодую девушку? – Снефрид была изумлена таким решением. – И с вами нет никого из старших? Ни твоего отца, ни брата?

– Понимаешь, госпожа… – Сигню бросила опасливый взгляд на Эйрика и затеребила небольшой мешок, который держала в руках. – Они подумали, что… что мужчинам… может быть опасно… Но ведь молодую девушку, прибывшую без всякой защиты, никто не посмеет обидеть… – Она снова бросила беглый взгляд на Эйрика. – Это было бы… противно богам, и Фригг защитит меня, как не защитила бы, может быть, мужчину… Тем более что мы с Эйриком в близком родстве…

– То есть она взывает к твоему благородству, Эйрик конунг, – пояснила Снефрид эту сбивчивую речь.

– Молодых девушек я не обижаю, – Эйрик улыбнулся с ленивой снисходительностью, обшаривая стан гостьи взглядом с головы до ног.

– Особенно таких красивых, – оживленно подхватил Альрек, не сводивший с гостьи восхищенных глаз.

– Могу я… – Сигню потупилась, потом посмотрела на Снефрид, – не будешь ли ты, госпожа, так добра и не проведешь ли меня к моему родичу Олаву?

– Если Эйрик конунг не возражает… – начала Снефрид, и Эйрик мотнул головой: не возражаю, – тогда идем.

Снефрид знаком пригласила гостью за собой и направилась к двери в кладовку. За гостьей пошел ее раб, за ним – Торгрим, телохранитель, которого туда легким кивком послал Эйрик. У двери Торгрим остановил раба и знаком велел снять и открыть короб. Быстро проверил содержимое – мелкие пожитки, приготовленные полосы льняной ветоши для перевязок, мешочки с пахучими травами.

– Это ты проверь, госпожа, – вынув мешочки, Торгрим кивнул на них Снефрид.

Она изучила мешочки, но не нашла ничего, кроме трав, пригодных для очищения ран, остановки крови, снятия лихорадки и других таких дел.

– Сейчас я посмотрю, не спит ли он, – сказала Снефрид. – Обождите.

Олав помещался на ложе, устроенном из двух сдвинутых лавок. Полуседые волосы разметались по подушке, бледное лицо осунулось, он явно был слаб, но лихорадку Снефрид при помощи своего «целящего жезла», трав и напевов уже одолела. Однако раны у Олава, человека немолодого, заживали медленно, ему требовался полный покой.

Известие, что его жена прислала племянницу ухаживать за ним, повергло его в изумление.

– Она что, сошла с ума? – Человек уравновешенный, Олав даже разволновался. – Сольвейг? Даже если ей сказали, что я… э, умираю, это еще не повод… А куда смотрели Кетиль с его отцом?

– Если хочешь, спроси у нее сам.

– Еще как хочу!

И вот девушка вошла и сразу устремилась к ложу.

– Привет и здоровья тебе, Олав! – заговорила она. – Это я, твоя племянница Сигню, меня прислала тетка Сольвейг, чтобы ухаживать за тобой! Ты узнаешь меня?

Олав уставился ей в лицо, широко раскрыв глаза. Снефрид смотрела на него и не могла заметить, как племянница быстро ему подмигнула.

– Не беспокойся, ты же знаешь, я хорошо обучена врачеванию, у меня самые легкие и счастливые руки в нашей семье! – успокаивающе продолжала девушка. – Я уверена, что госпожа хорошо за тобой ухаживала, но теперь-то тебе полегчает еще сильнее! Я буду заботиться о тебе, как родная дочь!

– Я… – Олав сглотнул, – э, оч-чень рад…

– Я пришлю Лунана, это здешний раб, он покажет твоему, где здесь что, – сказала Снефрид. – Ты будешь спать в женском покое?

– Я хотела бы спать здесь. При моем дяде, если ты позволишь, госпожа, – попросила Сигню, скромно опустив глаза. – Если мне дадут охапку сена и какую-нибудь подстилку, а укрываться я буду плащом.

Ее пальцы теребили завязки мешка; Снефрид заметила этот признак беспокойства, хотя вроде бы все складывалось благополучно.

– Хорошо, пусть дядя присматривает за тобой, – Снефрид улыбнулась Олаву. – Мне будет легче, если не придется оберегать такую красотку от восхищенных хирдманов. Но расскажи мне, как дела в Уппсале? Как Бьёрн конунг?

– Конунг здоров, хоть и очень опечален… неудачей Олава. – Сигню вздохнула.

– Что там происходит?

– Пришли корабли, которые смогли уйти отсюда. Конунг созывает всех свеев, способных носить оружие, чтбы снова двинуться сюда… но я не знаю, когда он намерен это сделать! – Сигню широко раскрыла глаза, подтверждая свою честность.

Снефрид кивнула: едва ли конунг станет делиться такими сведениями с племянницей своей невестки.

– А много у него уже собралось людей?

– О, я слышала, говорили, что чуть меньше тысячи. Но люди еще подходят. Не всем же легко уйти из дома в пору сенокоса.

Едва ли Сольвейг отправила бы сюда девушку, если бы знала, что вскоре здесь разгорятся битвы, подумала Снефрид. Приезд Сигню скорее указывает на то, что в ближашее время Бьёрн на новые столкновения не решится. Если, конечно, Сольвейг знает, что ее свекор намерен делать.

– Кто теперь будет вождем его войска, раз Олав здесь?

– Может быть, мой отец, Кетиль хёвдинг.

– А он знает, что ты здесь?

– Да, разумеется! – Сигню опять сделала большие глаза, но Снефрид почувствовала: лжет.

– А не врешь ли ты мне, девушка? – душевно спросила она.

Сигню было взглянула на нее, но натолкнулась на такой пристальный, острый, как клинок из серебра, взгляд, что быстро опустила глаза, словно уронила.

Если отец девушки, заменивший, скорее всего, Олава при дряхлом конунге, отпустил ее, это означает, что Бьёрнова войска можно скоро здесь не ждать. Но если он не знает…

– Не сбежала ли ты от родных, моя дорогая? – так же душевно продолжала Снефрид. – Тайком, в лодке с единственным рабом, едва миновала ночная тьма и все еще в доме спали? Как бы ни волновались твои родные о ранах Олава, едва ли они в здравом уме отправили бы молодую красивую девушку настречу целому вражескому войску в сопровождении единственного раба! Так плохо мы о них не думаем! Была бы ты старой кормилицей Олава, страшной, как…

Она осеклась: Сигню быстро взглянула на нее, будто именно эти слова показались ей особенно значимыми. Но почему?

– Можешь ли ты дать мне клятву именем Фригг, что мать, и отец, и сам Бьёрн конунг отправили тебя сюда?

Сигне набрала в грудь воздуха, хотела что-то ответить, но промолчала.

– И зачем тебе это было нужно? – Голос Снефрид был словно тонкий нож, вскрывающий створки раковины. – Олав ярл – весьма достойный человек, – она благожелательно кивнула раненому, в изумлении слушавшему эту беседу, – но давно женат и в отцы тебе годится. Я не поверю, что ты ради него сбежала из дома и сунулась во вражеское гнездо. Здесь ведь ничто не охраняет твою честь, свободу, саму жизнь, кроме благородства Эйрика, а он, видишь ли, берсерк. Никогда не знаешь, что придет ему в голову!

– Но, госпожа… – У Сигню дрожал голос, и она больше не смела поднять глаз. – Ты не можешь допустить… чтобы я пострадала. Я ведь только хочу… позаботиться о моем дяде.

Снефрид молчала, рассматривая ее. Она была уверена, что не услышала пока правды, хотя не могла определить, почему так думает. Какую опасность может представлять девушка двадцати лет? Одна среди целого войска? Даже если ее прислали что-то выведать, она не покинет Кунгсгорд, пока Эйрик не решит ее отпустить.

– Я… – снова заговорила девушка. – Ты поймешь, госпожа. Меня просил об этом внук конунга. Его называют Бьёрн Молодой. Позаботиться о его отце. – Она бросила нежный взгляд на Олава.