При виде настолько превосходящей боевой мощи высокие договаривающиеся стороны заметно скисли.

— Привет, Македонец! — помахал снизу знакомый персонаж. Ну, теперь можно не гадать, кто поход открыл.

— Андрей! Ну, ты сука! Вот почему я тебя не пристрелил, а?

— Тебе Ольга запретила, — напомнил тот.

— Точно. Зря.

— Ну, теперь чего уж. Я хотел извиниться, за Марину.

— Да засунь себе…

— Она первая стреляла. Я ещё долго лечиться буду…

— Можешь не тратиться на медицину, — зловеще пообещал Македонец, — зря деньги выбросишь.

— Вижу, зрелище вас вдохновило, — удовлетворённо отметил Анатолий Евгеньевич, — вернёмся к переговорам?

— А смысл? — пробурчал Македонец. — Очевидно, что условия ставите вы.

— Пока, — добавил комспасовец.

— Пока, — согласился Мак.

Остальные промолчали.

— И всё же, давайте пройдём за стол, тут как-то шумно, не находите? — конторский показал широким жестом на разворачивающуюся внизу операцию по быстрому разоружению противоборствующих сторон.

Никто не сопротивлялся за очевидной бесполезностью — у Коммуны и Комспаса осталось человек по пять бойцов, альтери и так не рвались воевать, а цыгане превосходили военных числом, но отнюдь не боевым духом.

— Итак, давайте начнём, так сказать, с чистого листа, — сказал мой куратор, — меня зовут Анатолий Евгеньевич, фамилия моя Резкий, но я договороспособен, поверьте.

А я и не знал его фамилии. Кажется, он называл мне только имя-отчество.

— Я представляю здесь срез Земля, о котором, думаю, большинство присутствующих хотя бы слышали, а некоторые даже оттуда родом. Например, единственный законный владелец этой башни является гражданином нашей страны. Сергей?

— Да, факт, — выдавил я из себя под далёкими от восторга взглядами собравшихся.

Вот так подстава, чёрт побери. Меня решили сделать крайним?

— А с хрена ли он владелец? — поинтересовался Македонец. — Он что, её купил? Или построил?

— По факту длительного проживания, — пояснил конторский. — Вам, Виктор Петрович, было бы недурно получше знать законы вашей родной страны. Например, о праве собственности по приобретательной давности.

— И вы тут защищаете имущественные интересы гражданина вашей страны? — скептически спросил Кериси.

— Да, уважаемый Молодой Духом, — проявил хорошую информированность о персоналиях Анатолий Евгеньевич, — в Альтерионе иные законодательные нормы, но мы настаиваем, что данный имущественный спор должен решаться в нашей юрисдикции.

— Ну, раз настаиваете, — сказал альтерионец совсем уныло, видимо вспомнив, сколько внизу солдат.

— Ладно, мы поняли, Контора отжимает маяк себе, — недипломатично ляпнул Македонец, — и мы тут не в тех силах, чтобы помешать. Но дальше-то что? Всем спасибо, все свободны?

— Мы не считаем себя вправе кого-то задерживать, — мягко ответил Анатолий Евгеньевич, — но и никого не гоним. Единственное — хочу предупредить, что мы берём на себя поддержание порядка на территории юрисдикции, то есть вводим запрет на ношение и применение тут оружия.

— И как далеко теперь постирается ваша юрисдикция? — поинтересовался Кериси.

— Вопрос преждевременный. Межеванием участка при башне займутся соответствующие гражданские службы.

О как. Мне что, кадастрового землемера пришлют? Может, ещё и налог на недвижимость платить придётся? От бюрократии и налогов даже в другой мир не сбежишь. Впрочем, ни от чего не сбежишь, похоже.

— Кстати о юрисдикции, — встрял я, решив, что терять уже нечего, — что насчёт насильственного удержания иностранных граждан? А, Кериси?

— Если имеется в виду ваша бывшая семья, — холодно улыбнулся мне вечномолодой засранец, — то они являются гражданами Альтериона, а значит, не могут быть гражданами какой-то иной государственной структуры.

— В нашей юрисдикции, — добавил он веско.

— Что значит «бывшая»? — у меня похолодело внутри. — Что значит «граждане»?

— Ваша жена в одностороннем порядке разорвала ваши отношения и приняла полное гражданство для себя и своих детей. По нашим законам вы более не имеете на них никаких прав.

— Вы врёте, — сказал я, — пусть она мне сама это скажет. Здесь.

— Она не желает вас больше видеть. Это её право.

— Я вам не верю! — сказал я, обмирая от ощущения полнейшей катастрофы.

— Ваше дело, — презрительно бросил мне Кериси. — Вы от гражданства отказались и не можете больше ничего требовать от Альтериона.

Я не знаю, чем закончились переговоры. Я ушёл. Слегка пошатываясь, как после удара по голове, ничего не видя и не слыша вокруг. Кусок времени просто выпал, я не помню, что делал до вечера.

Пришёл в себя от того, что мне в руку сунули стакан. Не пустой и, кажется, не первый.

— Их заставили, — уверенно говорит мне поддатый Андрей, — я знаю альтери, те ещё сволочи. Не раскисай, наши семьи надо вытаскивать!

— Не верю, — пробормотал я, — она не могла…

— Конечно, не могла!

Мы, оказывается, сидим у костра на берегу, а я даже не могу вспомнить, откуда он взялся.

— Но представь себе ситуацию, — продолжал он, — к ней приходит такой Кериси и говорит: «Либо так, либо мы забираем детей». Что ей остаётся делать, подумай?

— Не знаю…

— Пойми, у неё наверняка не было выбора. Согласие, данное под давлением, юридически ничтожно! Она ждёт тебя! Они ждут!

— Может быть… — я засадил стакан и не почувствовал вкуса. Что-то крепкое.

— Не «может быть», а точно. Приходи в себя, ничего не кончилось. Там твоя семья, там моя семья, их надо спасать, пока не поздно! Если их вынудили принять гражданство, то твою дочь могут засунуть в мотивационную машину!

— Чёрт, да. Суки. Какие суки!

— Мы должны…

— Так. Вон пошёл.

О, Македонец. Этому-то что от меня надо?

— Мы разговариваем! — возмутился Андрей.

— С тобой не о чем разговаривать. Ты покойник. Ходячий, пока действует запрет стрельбы. Вот и уходи, раз ходячий.

Андрей молча встал и ушёл. Спорить с Македонцем — дурных нет.

— Ключ точно у Ольги? — спросил Македонец у меня.

— Я отдал ей. Что она с ним сделала дальше — без понятия.

— Твой конторский защитник сильно этим недоволен. Башню они, конечно, отжали, но толку от этого чуть. Она же закрыта. Он тебе ещё предъявит.

— Да и чёрт с ним.

— Странно, что её нет. Не в Ольгиных привычках пропускать такое веселье.

— Да и чёрт с ней.

— Не, она тётка взрослая, может о себе позаботиться, но, блин, у меня от болтовни этой уже язык устал. А потом всё равно окажется, что не то и не тем сказал.

— Да и чёрт с тобой.

— Слушай, ты точно не знаешь, куда её понесло? Может, намёки какие-то были? Что-то необычное?

— Трахнуть шефа разведки Комспаса — это достаточно для неё необычно? Или она этим постоянно занимается?

— Озадачил, — признал Македонец, — эта рыжая чёрта в жопу трахнет его собственной кочергой, но зачем? Пойду думать…

Ушёл. Мыслитель, блин, скорострельный. А мне-то что делать?

— Переживаешь?

Артём подтянулся.

— Угадай.

— Понимаю…

Чёрта с два ты понимаешь. У тебя три жены, а у меня одна. И твои в безопасности, в отличие от моей.

— Слушай, я тут вспомнил про паровик, что мы в ангаре бросили…

— Блин, точно! — оживился я. — Можно же на нём…

— Нет, — обломал меня штурман, — Мак сказал, что Коммуна с него резонаторы демонтировала. Будут вторую «Тачанку» строить.

— Чёрт.

— Прости.

— Я в тупике, — признался я. — Идеи кончились.

— Ничего, — неубедительно утешил меня он, — может, как-то всё образуется…

Ну да. До сих пор же всё так отлично образовывалось.

— Сергей, — с мягкой укоризной сказал Анатолий Евгеньевич, — ну зачем же вы ключ-то отдали?

Артём ушел, этот пришёл. Карусель общения у меня сегодня. Социальный марафон. Так, в бутылке что-то осталось? Молча набулькал полстакана, куратору не предложил. Он на службе, ему нельзя, наверное.