— Эй, там внутри!

— Внимательно слушаю.

— Открывайте двери и выходите.

— С хуя ли?

— Уйдёте живыми.

— А как же расстрел без почестей?

— Не слушайте этого придурка. Я гарантирую вам свободный проход, вы мне не нужны.

— Цыгане вам тоже были не нужны.

— Цыгане — отдельный разговор. Исполнитель перестарался, достаточно было их прогнать.

— Перестарался? Может быть, даже получит выговор? — взбесился я. — Там были дети! Десятки детей!

— Не договоримся, — констатировал голос снаружи, — пошли!

В ту же секунду меня дёрнуло волной паники от Эли, а об оконный проём ударилась лестница.

— Граната! — завопил я и выкинул в окно пивную бутылку, с пробуксовкой ног стартуя к рычагу.

Гулко бумкнуло в стенах, башня закрыта. Артём ссыпался со второго этажа несколькими секундами позже.

— До последнего момента не видел лестниц, — признался он. — Прятали в машинах. Так быстро всё…

— Ладно, успели же.

Из правого крыла послышался какой-то звук. У меня там склад всякой чепухи: запчасти, материалы, расходники, хозяйственная мелочь. Исполняет функцию сарая. Сейчас там полная темнота, и кто-то в этой темноте что-то уронил.

— Хватай Эли и наверх. Эли, даже не начинай! Я сейчас блокирую лестницу от зала, вот тебе второй ключ на всякий случай. Щель для ключа на лестнице чуть выше, найдёшь потом. Давай, давай, у тебя всё равно оружия нет!

Правое крыло от зала отделено толстой, но всего лишь деревянной дверью. И там склад инструмента, которым эту дверь можно разломать. Так что я опустил рычаг у камина, закрывая доступ к лестничному пространству в стене. Первый найденный мной когда-то рычаг. Подозреваю, до сих пор нашёл не все — ушельцы были те ещё параноики.

Включил винтовку, навёл на дверь — нет, насквозь её «биорад» -режим не берет, доски толстые. Ладно, пойдём сложным путем.

Постучал прикладом в дверь, снял засов, открыл на маленькую щёлочку, стоя так, чтобы меня не было видно.

— Я знаю, что вы там. Выходите по одному без оружия.

Сделал шаг назад, взял дверь на прицел. Стрелок я говённый, но тут почти в упор. Прижал триггер, жду. Любое резкое движение — и пальну не разбираясь.

Тишина.

— Я сказал — выходить без оружия! Или гранату вам катнуть?

Гранат у меня, разумеется, нет. Но они ведь не знают?

— Я один! Я выхожу! Не стреляйте, пожалуйста!

— Медленно, без резких движений!

— Да, да!

Осторожно открыв на себя дверь, вышел, щурясь на свет, совсем молодой парнишка. Хэбэшка, кирзачи, обычная пехотная каска — и сложная модерновая чешуйчатая кираса странной раскраски. Разноцветные геометрические фигуры, углы, линии… Как ослепляющий камуфляж на кораблях дорадарных времён. Не знаю, на кого это рассчитано. Я его отлично вижу.

— На пол лёг. Руки за голову. Ноги расставил.

Так говорят полицейские в боевиках. Или не так? Надеюсь, он меня боится больше, чем я его.

Парень послушно лёг, сложил руки на каске.

— Не двигаться!

Навёл винтовку в проём — дверь открыта, режим «биорад» показал, что там действительно больше никого.

Перевёл прицел на него, сделал шаг назад и поднял рычаг, открывая лестницу.

— Артём, спустись вниз. Один!

Спустился, уставился на лежащего сапогами к нему солдата. Каблуки стоптаны, потасканная, не очень чистая обувка.

— Зайди туда, возле верстака на полке серая пластиковая коробка. Там строительные стяжки в упаковках. Возьми пяток самых больших…

Связанный солдатик сидел у стены и выглядел совсем уныло. Каску я с него снял, а кираса оказалась на сложных электрозамках.

— Нельзя трогать! — испугался он. — Там пиздец-пакет! Странно, что не активировали до сих пор.

— Где-то я его видел… — задумчиво сказал Артём. — Знакомая какая-то рожа…

Я посмотрел — рожа как рожа. Рязанская такая, из простецких. Круглая, нос картошкой, глаза серые, волосы русые.

— А я тебя помню, — внезапно сказал солдатик Артёму, — ты тот дисс-залётчик, что на губе у нас сидел.

— Точно! — удивился тот. — Теперь вспомнил. Ты дневалил там. Как тебя сюда-то угораздило?

— Накосячил, — вздохнул солдат, — над старшиной пошутили. В сортире ацетона с бензином плеснули в очко. Он там курит всегда, а бычки под себя бросает. Яму выгребную давно не чистили, пары смешались с метаном…

— Ой, бля… — представил я себе последствия.

— Ага, — уныло согласился солдат, — именно, что «ойбля». Мы-то думали ему просто шерсть на жопе подпалить. Он та ещё падла, было за что. Но получился миномётный залп из говнопушки. В роли снаряда — старшина с палёной жопой. Военная прокуратура стала крутить на «терроризм»… В общем, я вышел крайний.

— Не повезло, — сказал Артём.

— Да вот же. Наши там вроде с «друзьями и партнёрами» раздруживаются и распартнёриваются, но я успел, вишь, в штрафные. Лучше бы дома дисциплинарку отмотал.

— И что с тобой делать теперь? — спросил я.

Нелепый и жалкий срочник не вызывал у меня кровожадных чувств, но не стоит забывать, что он только что штурмовал мой дом с автоматом в руках. И вполне мог пристрелить меня при другом раскладе.

— Не знаю, — вздохнул солдат, — мне по любому пиздец теперь. Сейчас они поймут, что я в плен попал, и подрыв активируют. Они всегда так делают. Так что вы подальше отойдите, что ли…

Мы сделали шаг назад и уставились на него. Ничего не происходило.

— Думаю, сигнал через стены башни не проходит, — сказал я.

— Ну, значит, как только дверь откроете — так мне и пиздец.

— Тебя как зовут, воин? — спросил Артём.

— Вова. То есть, рядовой Владимир Пыкшин.

— Вообще-то, Вова, у нас тут пленных держать ни места, ни желания, ни жратвы лишней.

— Да я понимаю… Мне вообще не прёт по жизни, — пригорюнился солдат, — у меня же отсрочка была, по женитьбе. Но я перед свадьбой надрался и лучшую подругу своей невесты трахнул. Та ей рассказала — и она меня послала. Никакой свадьбы, никакой отсрочки. Вот так я из-за бабской зависти погорел.

— Из-за блядства своего ты погорел, — строго сказал Артём.

— Ну и из-за этого тоже, да. Но кто ж знал, что она специально, подруге назло, мне дала? Да и пьяный я был…

— Сиди тут, нам подумать надо.

Мы с Артёмом поднялись наверх, откуда давно уже веяло тревогой оставленной в одиночестве Эли. Она тут же привычно вскарабкалась мне на спину и укоризненно засопела в ухо.

— Спокойней, мелочь, — сказал я ей, — не до тебя сейчас.

— Что с ним делать? — спросил Артём.

— Понятия не имею. Сначала он захочет в сортир, и нам придётся его развязать. Потом он захочет жрать, и нам придётся тратить на него продукты, которых и так не дофига. А потом он зарежет нас ночью, потому что решит, что его за это простят.

— Ну, он, вроде, не такой, — засомневался Артём.

— Когда альтернатива — превратиться в фарш, то все такие. Ну, или он действительно «не такой», и его размажет по стене. Тоже так себе развлечение, отмывать потом.

— И что ты предлагаешь?

— Правильнее всего было бы его пристрелить и отправить в шахту под унитазом. Он, в конце концов, к нам с автоматом залез, не мы к нему. Мы в своём праве.

— И ты сможешь?

— Нет. В том-то и беда. При самозащите застрелил бы, а вот так — нет, не могу.

— И я не могу.

— Идиоты мы.

— Точно.

Достигнув этого оптимистического консенсуса, мы спустились обратно вниз, стойко принимать его последствия. Вова всё так же сидел у стеночки возле камина. Он изумлённо уставился на Эли, висящую у меня на плечах.

— Не спрашивай, — сразу сказал я, — не твоё дело.

— Нет-нет, — замотал для убедительности головой он, — не буду! Слушайте, я тут это… Поссать бы мне.

— Вот, начинается…

— Не, дело ваше, но долго я не протерплю. Пахнуть же будет.

Я подобрал в кладовке трофейный автомат. Обычный АКМ, 7,62, деревянный, «весло». Сделано в СССР. Потёртый, но в хорошем состоянии. Два железных магазина, смотанных синей изолентой «валетом». Оба полные, в патроннике пусто. Практически единственное оружие, с которым я более-менее прилично умею обращаться. Разобрать-собрать, прицелиться и выстрелить, скорее всего, даже попасть. На срочной неплохие результаты показывал. Однако отдал Артёму.