Она повернула голову на подушке, и на этот раз Ирина поняла, что она действительно заснула. Ирина оглядела комнату, чтобы удостовериться, все ли она сделала для свекрови перед уходом. На комоде стояла свеча и рядом с ней коробок спичек; Ирина перенесла их на тумбочку, непроизвольно закусив губу. Еще одно угрызение совести. Коля провел много времени, оборудуя ночник над изголовьем матери и протягивая провода, чтобы Бабушке было удобно включать и выключать свет. Но оказалось, что плоские зубцы вилки новой лампы не входят в круглые отверстия розетки; он купил новую, но она все еще лежала завернутая в ящике стола Ирины, и если Бабушка спалит себя до смерти, то виновата в этом будет Ирина. На цыпочках она пошла к двери, но обернулась на звук, исходивший с кровати.
Ольга Дмитриевна лежала с открытыми глазами и смотрела на невестку.
— Положи на тумбочку эти библиотечные книги, — не очень внятно произнесла она. — Я обещала сделать к ним бирочки к завтрашнему дню. — Ирина взяла с комода несколько томиков в коленкоровом переплете и положила их на столик. — И мою авторучку, — продолжал настаивать старческий голос, — и ярлычки. Они в верхнем ящике, в самой глубине. Ты оставила мне спички?
— Да, мама. — Ирина нагнулась и поцеловала дряблую, мягкую щеку. — Спокойной ночи, мама. Спите хорошенько. Я скоро приеду снова. На следующей неделе.
Под полуприкрытыми веками блеснули глаза, но Бабушка ничего не ответила и никак не показала, что восприняла дежурную ласку и дежурное обещание.
Ирина открыла дверь на кухню, чтобы поговорить с Прасковьей Егоровной.
— Мне не хотелось отбирать у нее спички, — тихим голосом сказала она. Прасковья Егоровна уверила ее, что сама возьмет их перед тем, как лечь спать. Если Бабушке что-нибудь понадобится, она может постучать в стенку.
— Вы не забудете? — обеспокоенно спросила Ирина. На это Прасковья Егоровна ответила вопросом: неужели Ирина думает, будто она хочет, чтобы ее дом сгорел? И этот ответ вполне успокоил Ирину.
На полутемной деревенской улице Ирина остановила маленькую девочку: ей показалось, что это та самая светловолосая девочка, что снимала платок.
— Это ты с девочками играла в дом на берегу реки, когда я приехала? — спросила она.
Светлые глаза плясали под белобрысыми бровями.
— Мы играли в свадьбу. (Свадебный подарок! О, как кстати!)
Ирина вытащила из чемоданчика плоский сверток и вручила его девочке.
— Бабушка… я хочу сказать, бабушка Вовы и Машеньки… посылает это вам к столу.
Неуверенным жестом девочка взяла сверток, прошептала «спасибо» из-за складок своего платка и пошла прочь, не оглядываясь на Ирину.
Ирина не могла удержаться от мысли о том, с какой шумной радостью принимали подарки ее собственные дети, забыв, как быстро остывал их интерес к новой игрушке и как быстро она оказывалась сломанной или потерянной. Пронзительный крик заставил ее обернуться. Девочка бежала вприпрыжку, держа сверток высоко над головой, и кричала, обращаясь к закутанным фигурам, стоявшим у соседней калитки: «Дуся! Надя! Смотрите, что у меня есть!»
В городских парках кусты сирени набухли почками; на углах продавали тюльпаны, а Ирина все не могла найти времени, чтобы выбраться в деревню. Из открыток, которые Прасковья Егоровна добросовестно посылала каждую неделю, Ирина знала, что с Бабушкой все в порядке; а теперь, со дня на день, вся семья собиралась выехать за город на все лето. Уже были найдены купальные костюмы и летние одежды, Вове и Машеньке купили новые сандалии, отыскали и приладили веревкой крышку к корзине, в которой перевозили кошку Мурку. Оставалось только заказать грузовик и всем вместе отправиться на дачу, со столами и стульями, кастрюлями и сковородками, с новым холодильником. Заказать грузовик было делом Николая, но каждый вечер, вернувшись с работы, он сообщал, что отъезд откладывается. Один раз у него не было времени, чтобы позвонить по телефону; другой раз он был так загружен работой, что все вылетело у него из головы; то телефон был занят весь день, то никто не отвечал в гараже. Николай говорил даже, что весь этот переезд на дачу — устаревший пережиток: больше хлопот, чем толку. Следующим летом дети поедут в пионерлагерь, а они с Ириной в дом отдыха в Крыму.
К ужасу Ирины дети закричали от радости.
— А как же Бабушка? — спросила она.
— Бабушку возьмем с собой.
Лишь один вопрос отрезвил детей: а как быть с Муркой?
Но, во всяком случае, этим летом от дачи им было никуда не деться. И вот однажды вечером Николай сказал, что на следующее утро, ровно в девять часов, грузовик будет стоять у подъезда. Детей позвали со двора и велели мыть руки перед ужином. «Скорее! Завтра уезжаем на дачу!»
Когда они уселись ужинать, Ирина заметила, что Машенька держит Мурку под столом на коленях.
— Сейчас же отпусти Мурку! — велела Ирина.
Машенька повиновалась почти сразу, успев лишь поцеловать Мурку в полосатую остренькую головку.
— Мурка пахнет ботинками, — мечтательно сказала она, после чего ее послали снова мыть руки.
— Мурка не виновата, что спит в коробке из-под обуви, — сказал Вова.
— Неважно, скоро Мурка будет пахнуть лютиками, — отвечал Николай, обожавший Мурку.
Разговоры за ужином шли о переезде. Вова хвалился, что этим летом будет ходить купаться со старшими мальчиками. Машенька подумала о новом козленке, который вознаградит Дусю за то, что она всю зиму ухаживала за козами. Им хотелось знать, сохранился ли у Дуси с Надей подарок Бабушки. Ирина рассказывала им о свадебном обеде на берегу реки и теперь никак не могла упустить подходящий случай.
— Конечно, сохранился. Деревенские дети бережно относятся к своим игрушкам. — Вдруг она повернулась к мужу: — Как ты думаешь, Коля, может быть, послать телеграмму Прасковье Егоровне, что мы приезжаем?
Прежде чем Николай успел ответить, вмешался Вова:
— Прасковья Егоровна звонила.
— Ох, Вова, и ты нам ничего не сказал! Чего она хотела?
— Ей нужны справки.
— Какие справки?
Вова начал закладывать пальцы.
— Из поликлиники — раз. Из собеса — два. Из домоуправления — три…
Над головами детей Ирина и Николай обменялись взглядами. Николай привстал из-за стола.
— Подожди, — резко сказала Ирина. — Что она еще говорила?
— Она сказала, что справки нужны ей сейчас же. Они нужны для похорон.
Николай вскочил из-за стола и выбежал из комнаты.
— Куда же ты? — закричала Ирина. — Сегодня уже поздно что-нибудь делать.
Но не успела она закончить фразу, как Николая уже не было в доме. Она слышала, как хлопнула дверь. Выглядело это так, будто он устремился на зов Бабушки.
Но Бабушка умерла; даже Машенька поняла это.
— Только, — сказала она, — я не совсем понимаю, что значит «умерла».
— Это значит, что Бабушки больше нет. Она ушла от нас.
— Но ведь не по-настоящему, правда? — мягко поправила ее Машенька. — Папа поехал к ней, верно?
Из своей кровати, стоящей у противоположной стены, вмешался Вова:
— Она не может двигаться. Это и значит, что она умерла, раз она не может двигаться.
Николай позвонил Ирине с работы и попросил ее задержать грузовик, пока из похоронного бюро не доставят гроб: его повезут вместе с другими вещами. Ирина, как могла, пыталась ответить на задаваемые ей вопросы; она видела, что Вова сгорает от любопытства. «Нездоровое любопытство», — строго подумала она и была рада отправить детей к своей сестре, не желая, чтобы они видели, как на даче гроб выгружают вместе с холодильником. Похороны были назначены на следующий день. Николай решил ехать на грузовике, чтобы показать шоферу путь через мост, а Ирина должна была связаться с людьми с текстильной фабрики, где Бабушка проработала более тридцати лет, и затем поехать на поезде вместе с родственниками и старыми друзьями, которые захотят присутствовать на погребении.
Стоя у могилы, Ирина слушала, как ее свекровь восхваляли за качества, которые вряд ли в силах завоевать чью-нибудь любовь: пунктуальность, добросовестность, старательность. Должно быть, эти качества она делила с сотнями коллег со своей фабрики, где ее еще помнили несколько немолодых людей. Старик с львиной гривой и детски-голубы-ми глазами сказал просто: «У нас в профкоме от покойной было много хлопот. Она всегда хотела настоять на своем».
