– Я устал ждать, когда ты поумнеешь, сын. Ты не оправдал моих надежд, – в голосе императора сквозила горечь, а на лице отпечатались разочарование и боль. –  Марнийцы плелись по улицам города не потому, что слабы. Никто не видел, как они добрались до нас, как никто не увидит их обратный путь.

Присланные на переговоры – слабейшие из дракков, те, кого не жаль потерять. Ты видел, на что способны слабые, но даже не представляешь, что может таиться в морской пучине, какие чудища там скрываются.

– Прости, отец! – заскулил Лотрим, баюкая раненый бок. Он выглядел по сравнению с отцом нашкодившим котёнком, получившим оплеуху. – Скорбь и ярость ослепили меня! Я не хотел войны.

– Снова ложь. Всё что исторгают твои уста – ложь и гнев. Всё что творят твои руки – боль и смерть, – Дангор поднялся, перевёл взгляд на погибшую супругу и тяжело вздохнул. – Народ недоволен, а недовольные люди – это зажжённый факел, что может спалить дотла всех нас.

– Мы подавим восстания! Я найду Рилинду Бретор и женюсь, – умолял Лотрим, цепляясь за его ноги и скользя по мокрому от крови полу. – Я сделаю всё, что скажешь, отец! Умоляю, позволь мне исправить ошибки.

– Ты не сможешь исправить сотворённое тобой, – император качнул головой и отвернулся. – Как только Ринор поправится, я объявлю его наследником. Валмиру Бретор видели недалеко от Анварских скал, он найдёт её и заключит союз.

Арлум отступил в тень, бросил взгляд на Ринора, до сих пор не пришедшего в сознание, и выбежал из тронного зала. Лотрим лишился покровительства императора, значит и Арлуму нужно что-то менять, если не хочет попасть под удар. Мужчина не стал возвращаться в свои комнаты за одеждой, чтобы не вызвать подозрений, а направился прямиком к восточным воротам: стражникам он показываться не станет, но и посреди города обращаться нельзя.

Обнажённый драккан бросался в глаза – считалось неприличным терять контроль и обращаться в городе, но Арлуму всегда было плевать на приличия. Сорванные с окон ближайшего дома шторы скрыли наготу, привлекающую внимание, так что мужчина спокойно добрался до ворот, прошёл вдоль стены, упёрся в нужный ему тупичок, и нырнул в неприметный проём. Арлум приметил это место ещё во времена молодости – когда-то здесь была купальня для дозорных, но её расформировали, а дозорных закрепили за большими купальнями по ту сторону квартала.

Осталось только дождаться обхода, забраться на крышу и перемахнуть через стену. А там уже решать, куда отправиться, хотя в глубине души мужчина уже знал ответ – он сам найдёт Валмиру Бретор и либо приведёт её к императору, либо примкнёт к ней. При любом раскладе отсидеться за стенами Талверы не выйдет, так отчего бы не попробовать впервые в жизни принять собственное решение без оглядки на императорскую семью?

Очередная долгая ночь бледнела, но луна ещё светила в окно, отбрасывая на пол маленькой комнаты полосы сероватого света. Ветер и не думал смолкать, он бился о стены, пытался вынести уцелевшие стёкла, с размаху ударялся о камни храма. В воздухе было свежо. По коридорам гуляли сквозняки, покрывая инеем углы и стены.

Рилинда не могла спать в такую погоду – ей чудилось, что в комнатах мечутся чьи-то души, и это они стонут и завывают над ней, а вовсе не ветер. Иногда она подолгу смотрела в окно, провожая взглядом проносящиеся мимо облака. В другие ночи отправлялась в большую комнату, принадлежащую Ринору, и зажигала восковую свечу, найденную ею в одном из ящиков стола. Свеча горела тусклым красным пламенем, нещадно дымила и освещала лишь крохотный участок, но всё же это было лучше, чем беспросветная тьма, ставшая вечным спутником Рилинды.

В такие особо тёмные ночи воды Тармакского моря казались бездонной пропастью, в которой отражались звезды. Наверху они были неподвижны, но внизу плыли вместе с волнами, дрожали и исчезали, чтобы вновь появиться на прежнем месте.

Наместник императора улетел больше недели назад и с тех пор от него не было вестей. Поначалу Рилинда бросалась то в одну сторону, то в другую, натыкалась на стены и колотила по ним руками. Иногда даже выла от дикой, горькой безысходности, которая нависла над ней. Позже девушка заходилась в истерическом смехе, умолкая лишь после того, как нервные слёзы иссякнут. Каждый вечер она ложилась в постель, испытывая тоску, обречённость и обиду. Ей казалось, будто что-то ускользает от неё, исчезает навеки, отрезанное и отброшенное в сторону.

Тогда она и нашла утешение в книгах, оставленных Ринором. Там были древние легенды, романы о приключениях первых дракканов и их спутниц. Было даже несколько сборников стихов и песен, в которых пелось о полётах и любви, о небе и лепестках аранеи. Рилинда ухватилась за эти строки, впитывала в себя описания красивых пейзажей и вдруг заметила за собой то, чего не замечала ранее – сердце её билось беспокойно, а голова наполнялась мечтаниями. Такого сильного чувства надежды она не испытывала ни разу в жизни.

Сколько себя помнила, девушка беспрекословно исполняла волю родителей, богов и даже жениха. Здесь, в полуразрушенном храме Отца-создателя, Рилинда почувствовала себя живой. Настоящей. Без налёта навязанных уроков – танцев, бессмысленной вышивки шёлковых цветов и манеры вести себя в обществе. Страшная тоска, овладевшая девушкой поначалу, отступала перед мечтами.

Когда осознание своих желаний настигло Рилинду, она так же, как сегодня, стояла с книгой в руках, ошеломлённая и потрясённая этой мыслью. Её сердце сжалось тогда, встрепенулось вместе с тусклым пламенем свечи и понеслось вслед за неизвестным дракканом, что искал по всем мирам свою единственную. Девушке нестерпимо захотелось испытать такие же сильные чувства, захотелось повидать мир, окунуться хоть раз в озеро или даже море, не опасаясь замочить платье. Захотелось недопустимого и недостижимого – свободы от любых приказов и устоев. Свободы от обязательств перед всеми и от вечного служения.

Рилинда взялась за очередную книгу и раскрыла её. На титульном листе вместо привычного изображения была выгравирована печать: закованный в цепи цветок, с лепестков которого сочится сок. Перевернув страницу, девушка поняла, что это чей-то дневник. Посередине листа аккуратным витиеватым почерком было написано: «Правосудие и милосердие – две стороны одного клинка. Затупится одна, и вторая придёт в негодность». Ниже следовала нечитаемая подпись, среди букв которой можно было разобрать только «лар…». Прозвав неизвестного Ларом, Рилинда принялась читать затейливые строки. Было заметно, что автор дневника никуда не спешил – каждый завиток, каждый знак были любовно выписаны с неизменными размером и точностью.

«Сотворение дракканов принято приписывать Отцу-создателю, он же Эриан, который якобы призвал свою божественную силу для объединения двух рас и тем самым положил начало новой. Свидетели утверждают, что Эриан был самым слабым из расы …нкесар (нечитаемое слово, зачёркнутое несколько раз) и именно поэтому обряд слияния имел успех. Спешка, с которой проводился обряд, как и незнание законов мироздания сыграли с нкесар злую шутку: часть их ант… (слово было перечёркнуто так сильно, что перо чуть не порвало бумагу) переместилась в женщин и закрепилась в их печатях.

Свидетели не знают, откуда прибыли женщины человеческой расы, но сами они (женщины) рассказывали о двуедином мире, в котором каждому человеку была предназначена свыше истинная пара. Печати на их ликах светились потусторонним светом, а смирение и послушание покорили нкесар. Ваурта, прозванная позднее богиней, утверждала, что является матерью-настоятельницей для послушниц, отмеченных венцом служения богам».

Далее в дневнике шло описание религиозных титулов и устройства монастырей со слов Ваурты и послушниц. Несколько страниц было посвящено физиологическим и энергетическим особенностям человеческих женщин. Рилинда путалась, возвращалась к написанному снова и снова, пытаясь разобраться в терминах и методах исследований. Ей казалось, что написанное – полная бессмыслица, затем она вдруг находила логику. Автор дневника провёл огромную работу по классификации и сбору информации из многочисленных источников, но Рилинду не отпускало ощущение, что неведомый Лар был гораздо образованнее и выше по уровню развития, чем все существующие дракканы вместе взятые.