В "Годовых отчетах царства Ли" говорится, что единственная дочь Чжуну-хоу Линь Фэйсина, Линь Байшуй, которая на втором году Тяньюаня получила титул принцессы, на шестом году покинула столицу для учебы в других землях и вернулась в шестнадцатом.
В том же году император даровал ей брак с Сян Хэцзя, сыном генерала Пиндуна, Сян Цзинъи. Это был период начала войны в восточном море. В день бракосочетания Сян Хэцзя повел свои войска на восток и не возвращался в течение трех лет.
Принцесса слегла с болезнью от беспокойства. Девятнадцатого года Тяньюаня, до того как генерал Сян смог вернуться в столицу, принцессе стало хуже. Ей ничем не могли помочь.
Император впал в печаль. Родословная Чжуну-хоу оборвалась.
Согласно легенде, у Царицы лекарей седьмого поколения было две выдающихся ученицы, чьи навыки намного превосходили ее способности…
Тяньюань, двадцать седьмой год. Дворец Куньцзэ.
Внутренний двор был заполнен коленопреклоненными дворцовыми служанками. Вдовствующая матушка-императрица*, мать принца Сяна и принца Хуая, была тяжело больна.
*Императрицу, которая дожила до правления по крайней мере двух последующих императоров, называли Вдовствующей императрицей (皇太后). Императрица, у которой не было сына или чей сын не унаследовал трон, почиталась как Вдовствующая матушка-императрица (母后皇太后)
Но ни принц Сян, ни принц Хуай не вернулись в столицу.
Вдовствующая матушка-императрица лежала на кровати, держа в руке белоснежную нефритовую подвеску с выгравированным на ее поверхности маленьким иероглифом "Цин"*.
*卿 (qīng). Чье это имя? Читайте дальше, узнаете
Более тридцати лет назад один чудной странник достал цельный нефрит. Он добился аудиенции у матушки-императрицы Ли Цинчэн, которая взяла с собой наследного принца и старшую принцессу в храм Хуго, и преподнес ей в дар цельный нефрит и сокровища.
Ли Цинчэн приказала искусному мастеру изготовить из этого цельного нефрита три подвески, на одном выгравировать "Чжу" — для наследного принца, а на другом "Сянь" — для старшей принцессы.
Матушка-императрица Ли Цинчэн — первая жена императора Ле, дочь главной жены в семье Ли, младшая сестра великого главнокомандующего Ли Му, мать императора Чжу и великой старшей принцессы Ли Сянь. И ее детское имя — Цин-эр*.
*卿儿 (qīngér). Ой как неловко-то вышло ой-ой-ой🙀
… …
На двадцать седьмом году Тяньюаня Вдовствующая матушка-императрица скончалась.
Согласно правилам царства Ли, низшее не может стоять над высшим. Император Ле уже был похоронен вместе с первой императрицей Ли Цинчэн в императорской усыпальнице. Последующую императрицу можно хоронить только в усыпальнице жен высшего ранга*. Однако по неизвестной причине, несмотря на возражения придворных министров, император Чжу решил похоронить Вдовствующую матушку-императрицу в императорской усыпальнице.
*妃 (fēi) — титул наложницы 1-го ранга
В том же году принц Сян двинул войска в столицу с целью восстания, и принц Хуай оказал свою помощь. Император назначил Сян Хэцзя Великим маршалом и приказал покарать мятежников. Два года спустя восстание подавили. Принц Сян, Ли Хуань, был казнен, а принц Хуай, Ли Пэй, покончил с собой.
В день возвращения армии с триумфом народ царства Ли украсил улицы фонарями и праздновал победу. За исключением Ли Чжу, который взял перерыв от придворных обязанностей на три дня и бродил по императорскому дворцу в одиночестве.
Он стоял у дворцовых дверей, глядя на одинокую императорскую дорогу, и вспоминал, как двенадцатого месяца каждого года император Ле давал здесь высочайшую аудиенцию и разрешал политические вопросы.
Ли Чжу взглянул в сторону знакомых сидений. Место старшего принца Ци, Ли Чжэня, принца Чу, Ли Сюаня, принца Юна, Ли Чуаня, принца Сяна, Ли Хуаня…
И сейчас из родословной императора Ле остался лишь он.
Подул ветер, с жалобным воем проносясь по длинной дворцовой дороге. Ли Чжу стоял, заложив руки за спину, подставляясь под его пронизывающий поток. Бусины, свисающие с его головного убора, со звоном постукивали друг о друга.
Двадцать седьмой год Тяньюаня, двадцать девятый день четвертого месяца.
Линь Ваньюэ, преисполненная безумной радостью, устроила в деревне Чаньцзюань великий пир. Сегодня был ее пятидесятый день рождения.
Пришло много народу, в том числе Линь Байшуй и ее "ученица" Шао Пяопин, Юй Сянь и Сяо-Шии со своей названой дочерью, супруги Цинъянь и Цзы. В последние годы его здоровье было не в лучшем состоянии, но он все равно приковылял, опираясь на трость, и позволяя Цинъянь и детям поддерживать его.
Говорят, пришло еще два человека из гуннов. К двадцать седьмому году Тяньюаня отношения между гуннами и царством Ли разительно изменились. После того, как император Чжу образовал с гуннами торговые связи, этих людей часто можно было встретить и во владениях Ли.
Гости ели и наслаждались весельем, с восторгам предаваясь воспоминаниям о прошлых годах.
Жители Чаньцзюани скооперировались и сшили для своего деревенского старосты "А-Юэ" народное одеяло. Помимо этого, они установили каменную мемориальную доску заслуг и добродетелей и приготовили чашу лапши долголетия*.
*По одной из китайских традиций в день своего рождения именинник должен съесть 长寿面 (chángshòumiàn) — лапшу долголетия. Она длиннее обычной, и при приготовлении и ее не разрезают на более короткие части. Именинник должен съесть ее так, чтобы она не разорвалась
Ночью, когда все ушли, Линь Ваньюэ и Ли Сянь легли на кровать. Линь Ваньюэ, держа грубую и сухую руку Ли Сянь, переплела их пальцы, совсем как в молодости.
— Сянь-эр~
Ли Сянь, на лице которой уже виднелось немало морщин, улыбнулась и сказала:
— Вот как? А куда делось "моя старушенция"?
Линь Ваньюэ заулыбалась. В какой-то момент их совместной жизни она начала называть Ли Сянь своей старушенцией, а та, в свою очередь, прозвала ее "дедом старым".
Линь Ваньюэ не ответила. Она крепче сжала руку Ли Сянь и тихо сказала:
— В первый раз я увидела тебя в двадцать восьмом году Юаньдина. Мне тогда было шестнадцать.
— Угу! Какое там у тебя было подобие девушки? Ты выглядела, как неотесанный новоприбывший солдат. Помню, ты даже хотела отвести меня в военный бордель!
Линь Ваньюэ рассмеялась, отчего морщины на ее лице стали глубже:
— Мда, уже столько лет прошло, а ты все никак забыть об этом не можешь.
В темноте они улыбались и, даже не видя лиц друг друга, знали, какое на них выражение. Тридцать лет они делили радость и печаль, и внешность любимой уже глубоко запечатлелась в их сердцах.
Темнота мешала зрению, но они ясно представляли каждое хмурое выражение, смех, взгляд и машинальное движение другого человека.
— Сянь-эр, я правда очень сожалею. В молодости я отказывалась уступать, была слишком откровенной. Я не возвращалась домой годами и избегала тебя.
По щекам Ли Сянь беззвучно побежали слезы. Годы не превратили ее в простодушную, и она не просто сохранила блестящий ум, но и прочувствовала жизнь.
Она знала о состоянии Линь Ваньюэ, которая в молодости получила до ужаса много повреждений. Так много, что даже спустя столько лет это нельзя было возместить. Как Ли Сянь могла не ненавидеть себя? Если бы не ее безрассудные, неуемные козни и интриги, могла ли Линь Ваньюэ избежать всего этого?
Благодаря круговороту колеса бытия все возвращается на круги своя. Она породила причину, и, несмотря на то, что Линь Ваньюэ уже давно отпустила прошлое, независимо от того, насколько глубоки их отношения, она же понесет на себе следствие. Ей не избежать этого.
Ли Сянь пошевелила уголками губ, желая что-то сказать. Но слова застряли в горле. Из глаз неконтролируемо текли слезы.
— Сянь-эр~
— Мм, — с большим трудом ответила Ли Сянь. Линь Ваньюэ услышала дрожь в ее голосе, но просто улыбнулась.
