После стольких лет эта деревня оставалась такой и навевала ужас по сей день. Можно предположить, на что она была похоже тогда. 

Линь Ваньюэ было всего четырнадцать! Ли Сянь не могла себе этого представить. Ребенок, который еще не достиг зрелости, просто играл в горах, а когда вернулся, его ждала преисподняя в людском мире!

Вновь вернувшись в родные места, Линь Ваньюэ испытывала сверлящую боль в груди. Она почувствовала, как Ли Сянь тянет ее за руку, и неестественно дернула уголками губ, изобразив улыбку: 

— Подожди здесь немного с остальными, Сянь-эр. Я... хочу прогуляться одна.

Ли Сянь достала из кареты накидку и, набросив ее на плечи Линь Ваньюэ, завязала: 

— Иди, я буду ждать здесь.

— Мм. — Линь Ваньюэ повернулась и зашагала в сторону деревни, со скрипом растаптывая снежный покров. Ли Сянь наблюдала, как она уходит, оставляя цепочку неглубоких следов.

— Цзы, Цинъянь.

— Да, госпожа?

— Наведайтесь в соседнюю деревню, попробуйте найти место для нашего ночлега.

— Есть.

Цзы и Цинъянь отправились выполнять приказ. Теперь у входа в деревню осталось только три человека. По Чаньцзюани пронесся ветер, чей вой напоминал всхлипы от рыданий…

Словно бы с возвращением на родину давнего человека эта деревня стенала от печали.

Глава 178. Любить и быть любимой

Через несколько дней Линь Ваньюэ разместила объявление с планом восстановления Чаньцзюани, однако никто не предложил инициативу.

Дело не в том, что жители соседней деревни такие холодные и безучастные. Группа Линь Ваньюэ появилась очень внезапно, да и сама она не заявила, что является той оставшейся сиротой из Чаньцзюани, которую считали деревней-призраком. Восьми лет было достаточно на смену поколения. И в настоящем положении, когда ни с того ни с сего приходит чужак с намерением отстроить деревню-призрак, люди неизбежно начнут опасаться.

Линь Ваньюэ же это вовсе не волновало. Раз никто не хочет помочь, она все сделает сама.

Она развела в Чаньцзюани большой пожар, чтобы сначала сжечь все высокие сорняки и сухие деревья, а затем поручила Цзы отправиться в уезд и заказать материалы, необходимые для восстановления деревни.

Каждое утро она, взвалив на спину мотыгу, отправлялась туда, чтобы сровнять с землей истлевшие стены и руины Чаньцзюани. Как только почва оттает, она вынесет все эти остатки, и тогда можно будет начинать работу.

Сегодня Линь Ваньюэ уехала еще до рассвета. Захватив с собой мотыгу и ящик, она пришла на место, где когда-то сожгла груду трупов.

Она со всем усердием выгребала мотыгой разбросанные кости и бережно помещала их в ящик. Земля была выкопана на три чи глубины, и, наконец, когда больше костей найти не удалось, Линь Ваньюэ остановилась. Ящик она как раз заполнила до конца.

Привязав мотыгу к спине, Линь Ваньюэ взяла ящик и поднялась на гору.

Она возилась с мерзлой почвой рядом с могильными насыпями своих родителей и младшего брата более четырех часов. Как только у нее получилось вырыть огромную яму, она закопала ящик с костями.

В завершение Линь Ваньюэ очистила старые могилы от снега и сухой травы.

Ее движения были медленными и аккуратными. Она начала плакать. 

В этих диких горных краях Линь Ваньюэ беззвучно проливала слезы.

С несчастья в деревне прошло восемь лет. Она пережила два царствования и стала деревней-призраком, которой сторонились все люди. Но это был дом Линь Ваньюэ.

Она родилась и выросла здесь. Все ее детские воспоминания сосредоточились здесь.

Говорят, опавшие листья возвращаются к своим корням*. Пусть все, что осталось от деревни Чаньцзюань, — поле руин, это все равно место, по которому тоскует Линь Ваньюэ.

*叶落归根 (yèluò guīgēn) — обр. в знач.: а) вернуться на родину; б) оказаться в исходном положении; вернуться к прежнему состоянию, восстановить статус-кво; закономерный финал

Линь Ваньюэ опустилась на колени перед могилами и достала из-за пазухи деревянную доску с высеченными на ней сто девятнадцатью засечками. Некоторые из них были уже очень старыми и почти стерлись, а остальная часть, что поновее, — гладкими…

В Чаньцзюани несправедливо погибли сто восемнадцать человек, но еще одна засечка предназначалась для Линь Юя.

Линь Ваньюэ собрала сухой травы и веток, сложила в кучу, достала из-за пазухи зажигалку и подожгла. Как только пламя усилилось, она положила доску в огонь.

От долгого нагрева над доской наконец поднялось немного белого дыма, затем она начала гореть, время от времени издавая треск.

— Отец, матушка, А-Син. Дядюшки и тетушки. Прошло восемь лет, и вот, А-Юэ вернулась. Я отомстила за всех. Покойтесь с миром в загробном царстве.

Линь Ваньюэ завершила кровную клятву, которую дала в подростковом возрасте, и не подвела этот клочок земли.

Она трижды громко стукнулась головой оземь, но не выпрямилась и продолжала полулежать на заснеженной земле. Немного погодя из ее легких вырвался горестный всхлип.

Месть свершилась. Но в конечном итоге эти мучения все равно будут переносить живые люди.

… …

Пока Линь Ваньюэ отсутствовала, Ли Сянь достала ящик, полный монет чжу, и поручила Цзы поехать с ними в уездный город. Деньги уже нанизали на веревки, и в каждой связке было сто чжу.

Ли Сянь пригласила на встречу деревенского старосту и главу бао* и объяснила свои намерения.

*Глава группы самообороны в пределах десяти участков, должность по системе круговой поруки баоцзя (保甲), чьи основные функции — предупреждение правонарушений, контроль внутренней миграции, повышение эффективности сбора налогов, содействие переписи населения и рекрутирование солдат

— Господа, начну с того, что глава моей семьи занял свое место в четырнадцать лет. За восемь лет процветания сеть его лавок растянулась по всей земле царства Ли, но это привело к тому, что он заболел от переутомления, и у него поседели виски. На основании сего, мы с ним решили уединиться в красивом месте и основать там резиденцию. Господину приглянулась соседняя деревушка, вот только… почтенные господа знают, что она в плохом состоянии, для восстановления потребуется большое количество помощников. Здесь десять тысяч чжу. Почтенные господа могут унести их жителям деревни, и те, кто готов принять участие в восстановлении, могут взять деньги.

Староста деревни Даосян и глава бао на мгновение лишились дара речи. Поначалу они были немного возмущены тем, что какая-то "баба*" вызвала их на встречу, но, как только они увидели Ли Сянь, по какой-то причине от нее начало исходить большее давление, чем от того господина-помощника главы уезда…

*妇道人家 (fùdao rénjiā) — пренебр. женщина, баба

Они даже не осмеливались поднять головы. Слушая ее ровный, безразличный тон, они сидели как на иголках.

Как только Ли Сянь закончила говорить, Цинъянь открыла ящик. Он был полон монетных связок в количестве десяти тысяч чжу!

— Если народ боится деревни-призрака, мы с мужем, конечно же, не будем их принуждать...

— Нет-нет-нет! — Староста деревни Даосян встал, и следом за ним глава бао. Оба заискивающе улыбнулись: — Полно вам, госпожа. Наша деревня Даосян ближе всего к Чаньцзюани, зачем вам отказываться от близкодоступного! В нашей деревне сто пятьдесят дворов, и триста восемьдесят два человека трудоспособные. Мы не откажемся от ответственности за восстановление деревни Чаньцзюань!

Ли Сянь кивнула: 

— Простите, что затруднила вас.

Деревенский староста погладил бороду. Юй Сянь, стоящая позади Ли Сянь, бросила взгляд на его дрожащие пальцы, которые чуть ли волосы не срывали, и мысленно усмехнулась.

— Однако… как вы уже знаете, госпожа, недавно из-за молнии случился большой пожар, у нашей деревни, расположенной у гор, больше нет хорошей древесины. Так вот… боюсь, что материалы придется покупать в уезде.

Ли Сянь приподняла уголки губ. Ее глаза, подобно безрябистой глади озера, были глубокими и невозмутимыми: