Я посчитала пульс его жены и презрительно скривила губы: что делают эти лекари-шарлатаны за пределами долины? Не могли даже распознать этот слабый яд?
Все, в чем она нуждалась, — это лекарства, травяная ванна и иглоукалывание. Но я сказала этому мужчине: "Если прервать беременность, я могу выписать лекарство, которое через два-три года вернет здоровье Вашей жене. Но если Вы будете настаивать на родах, яд распространится по всему ее телу в день, когда она родит. Даже если ребенок выживет, Вашей жене будет запрещено иметь с Вами половой контакт, иначе яд распространится на Вас. Дам вам обоим некоторое время на раздумье".
Это была моя первая ложь. Первый проступок, который я совершила.
На этот раз, благодаря этому, я по-настоящему разглядела безобразную сторону человеческой натуры. Что для него значит "прожили в супружеской гармонии полжизни"? Что бы у него сейчас осталось без жены? В конце концов, неужели он выберет ребенка?
Самое забавное, что после этого я узнала, что его жена родила дочь. Этот человек был крайне разочарован. Он разразился бранью на свою жену и развелся* с ней, а потом женился на другой.
*Семь законных поводов для развода с женой: бездетность, прелюбодеяние, непослушание в отношении родителей мужа, болтливость, воровство, ревность, дурная болезнь
С тех самых пор я уже не могла остановиться.
Пока шифу не было рядом, я делала все возможное, чтобы создать трудности для любого посетителя долины. Если человек был образованный, ценой его выживания были дрожащие руки, которыми уже не возьмешься за кисть. Если это был бойкий на язык торговец, платой за жизнь становилось заикание. Если приходил полководец, то после, до конца своей жизни оставался немощным…
Два с лишним года я жила ради этого развлечения. У каждого спасенного мной человека я отнимала самое ценное.
До того года, когда мне исполнилось шестнадцать. До того, когда шифу узнал об этом.
В тот день он вернулся со сбора трав раньше обычного. Увидев мое замешательство, он подумал, что мне попался сложный диагноз и взглянул на рецепт, который я выписала. И тогда впервые он ударил меня.
Шифу, который воспитывал и обеспечивал меня шестнадцать лет, ударил меня.
Он изорвал мой рецепт в клочья и с огорчением и отвращением сказал: "Как ты могла выписать этому человеку такой рецепт? Ты же калечишь его!".
Гордая и высокомерная, я стояла на коленях, но не признавала его правоту. Я рассказала о взгляде, который сформировался у меня в тринадцать лет.
После этого шифу бессильно рухнул на стул.
В конечном итоге он заплакал и, терзаясь раскаянием, говорил: "Этот наставник сожалеет об этом! Это все моя вина! Я не должен был позволять тебе лечить людей, когда тебе исполнилось только восемь! Думал, раз ты сызмальства находилась рядом во время моей работы, это окажет благое влияние. Думал, что даже если освободить тебя от заучивания древних текстов по врачебной морали, у тебя все равно будет сердце целителя! Это все моя вина! Моя! Я не должен был держать тебя в долине. Это я вырастил в тебе такой запальчивый характер!".
Шифу наказал меня, запретив выходить из дома. К тому времени, как наказание прошло, он оставил мне письмо и жетон царя лекарей и ушел.
В письме он сказал, что, как только я пойму, каково быть истинным целителем, он вернется.
Если я не смогу понять, то книги в библиотеке долины в моем распоряжении. Если и это не поможет, то следует покинуть долину и увидеть мирские страдания собственными глазами.
В четырехлетнем возрасте я могла распознать сотню трав. В шестилетнем понимала их целебные свойства. К восьми годам превосходила так называемых прославленных лекарей за пределами долины. Я исцелила бесчисленное множество людей и никогда не подводила.
И должна была читать книги по врачеванию, которые писали какие-то посредственности? Какая же ерунда.
Автору есть что сказать:
Восьмилетнее дитя столкнулось с тем, что было слишком рано для ее возраста, что исказило ее систему ценностей.
Скажите сами, заслуживает ли Ло И прощения. Сейчас ей тридцать, и наконец она поняла, что значит быть целителем. Жалко лишь, что старого царя лекарей нет рядом.
Разве она не была похожа на нас, молодых и непокорных?
Следующая глава — история Ло И и Ли Цинчэн.
Глава 172. Судьба и возмездие
Я решительно отказалась читать книги по искусству врачевания из библиотеки долины. Взяв с собой деньги на дорожные расходы, я впервые покинула долину Яован.
В шестнадцать лет я впервые узрела пейзаж за пределами долины. Небо и земля оказались такими необъятными.
Однако людское море было бескрайним. Где я могла найти своего шифу?
После нескольких месяцев бесплодных поисков я направилась на юг.
И заехала в столицу царства Ли, Тяньду.
Из-за пощечины от шифу я не осмеливалась заниматься врачеванием в течение нескольких месяцев. Даже если он ударил меня и бросил, мое почтение к этому уважаемому человеку высилось подобно горе.
Хотя я все еще не могла понять, почему он так разозлился.
Я впервые познала великолепие города Тяньду…
Не разбираясь в этикете, я ехала верхом до самого императорского дворца. Как только я сошла с коня, стражники преградили мне путь копьями.
Всю свою жизнь от посторонних людей я получала только мольбы о помощи и ни разу не встречала таких неучтивых.
Краем глаза я заметила объявление от императора и, улыбнувшись, ловко сорвала его.
Увидев, как стражники опустили оружие и встали на одно колено, я вздернула подбородок и начала улыбаться.
Так-то, именно такое обращение я должна получать.
Меня привели в кабинет императора. Я стояла, заложив руки за спину.
Императорский телохранитель прикрикнул на меня: "Негодяйка, почему ты не преклоняешь колени перед Его Величеством?".
Я презрительно фыркнула. Ни перед кем, кроме моего шифу, я колени преклонять не собираюсь. На кой мне становиться на колени перед больным, который просит моей помощи?
Императора не рассердило мое высокомерие. Он махнул стражнику, чтобы тот отступил. Похоже, он был очень встревожен.
Это подхлестнуло мой интерес. Он отложил нефритовую кисть и второпях повел меня в необычайно красивую дворцовую комнату. На доске было высечено три больших золотых иероглифа: "Дворец Фэнцзао".
Это был первый раз, когда я встретила ее. Передо мной предстало невероятное очарование, которое никогда не изгладится из моей памяти.
Еще ни разу в жизни я не видела такой прекрасной женщины. Изящной и сияющей, обладающей красотой, способной завоевывать страны и покорять города.
На ней было роскошное широкое дворцовое платье. Мне достаточно было одного взгляда на ее напряженную поясницу, чтобы понять, что она беременна.
Животика еще не было заметно. Она была на третьем или четвертом месяце.
Не знаю почему, но каждый раз при виде беременной женщины я чувствовала себя паршиво. Мне становилось их жалко.
Вскоре из другого зала выбежала маленькая девочка, очень похожая на эту беременную женщину. Она была очень прелестна.
Император засомневался и спросил мой возраст. Будь это в любой другой день, я бы уже ушла, хлопнув дверью. Но когда увидела изможденность этой женщины, то не могла пересилить себя и уйти.
Я тут же показала жетон царя лекарей, и император воспрял духом. Я посчитала пульс женщины. От мягкого ощущения ее запястья я боялась оставаться здесь надолго.
"Императрица отравлена".
Император выпроводил девчушку. Я села на стул, взяла грушу и начала ее грызть, потом скрестила ноги, чтобы спровоцировать гнев императора. Я и сама не знала, зачем это делаю. Мне просто он стал невыразимо неприятен с первой нашей встречи.
Затаившаяся злоба снова вскипела в моей крови. Пощечина шифу так меня и не образумила. Я сказала императору: "Если прервать беременность, я могу выписать рецепт, который за два-три года вернет императрице былое здоровье. В противном случае в день родов яд проникнет в органы матери, и ребенок тоже будет отравлен. Ребенок может вырасти благополучно, но срок жизни императрицы сокртится. Однако… независимо от того, оставите вы ребенка или нет, императрице нельзя будет заниматься любовью".
