Ангел смешно наморщил носик, и передразнивая лейтенанта, ехидно продекламировал:
– Жителем Непала является любой человек, зачатый не пальцем и не палкой!
Андрей шутку оценил, громко рассмеявшись:
– Ладно, залезай! – и подсадил его под попу, легко закинув на крыло самолёта, – согласен быть кем угодно, и даже непальцем. С тобой – хоть куда!
***
Лететь было недалеко, минут 20. К линии фронта подошли на высоте 1200 метров, и пересекли её с потерей высоты, маневрируя высотой, скоростью и курсом. Группа танков, которую предстояло атаковать, находилась в нескольких километрах к западу от места ожесточённого встречного танкового боя, над которым стояла сплошная стена дыма. Поэтому, чтобы дым не затруднял ориентировку и отыскание цели, комэск повёл ударную восьмёрку по ломаному маршруту, чтобы атаковать танки противника с тыла, то есть с территории противника с выходом после удара в свою сторону.
– Цель слева по курсу, – услышали все лётчики эскадрильи голос комэска, – атакуем с круга, дистанция – 500 метров. В первом заходе бомбим ПТАБами.
Андрей до боли в глазах вглядываясь в проплывающий под крылом зимний пейзаж, увидел наконец, танки противника. По полю, разрезанному на несколько неравных кусков оврагами и небольшими перелесками, двигалась чуть ли не сотня танков и бронетранспортёров. В одном месте, зажатые с одной стороны замёрзшей рекой, а с другой стороны глубоким оврагом, немецкие танки сбились в этой теснине в довольно плотную кучу. Вот её то командир эскадрильи, мгновенно оценив текущую обстановку на поле боя, и выбрал целью первого захода. Замысел его был понятен всем пилотам эскадрильи – в первом заходе сброс бомбовой нагрузки, и чем плотнее и компактнее сгруппированы цели, тем выше эффективность атаки.
– Работаем! – услышали по радиосвязи все пилоты эскадрильи голос комэска.
Ведущий восьмёрку штурмовик плавно опустил нос, и разгоняясь на пологом пикировании, пошёл в атаку. Идущие за ним семь самолётов в точности повторили его маневр.
Увидев, что из бомболюков самолёта комэска посыпались, как горох, ПТАБы, Андрей, выждав пару секунд, нажал на сброс. Самолёт едва заметно тряхнуло, когда из двух крыльевых кассет 96 маленьких 1,5-килограммовых бомбочек рванулись в свой короткий последний полёт.
Ручка на себя, вывод, пологий левый вираж, замыкающий круг. Хвост ведущего, тоже стоящего в пологом левом вираже, маячит где-то впереди-слева, в пятистах метрах. Все самолёты эскадрильи чётко, как на полигоне, отрабатывают по цели. Стоя в вираже, Андрей бросает взгляд в левое окно – на том месте, где полминуты назад было два десятка коробочек немецких танков, вспучилось сплошное облако разрывов . Удачно накрыли!
Самолёт командира эскадрильи замыкает круг. В наушниках все слышат очередной приказ:
– Второй заход. Бьём пушками и ЭРЭСами. Цели атакуем индивидуально, но круг не разрываем!
И здесь всё понятно. И Андрею, и всем остальным лётчикам восьмёрки. Работа с широкого, растянутого круга допускает индивидуальный маневр для поиска цели. Но круг разрывать нельзя – он основа боевого порядка, и спасение в случае атаки истребителей противника.
Половина самолётов в ударной восьмёрке с крупнокалиберными пушками НС-37. У этих – ЭРЭСов нет. У остальных – пушки ВЯ-23, и у них подвешены ещё и бронебойные ЭРЭСы.
«Так, главное – короткими очередями, 2…3 выстрела. И только не в лоб, а в борт, или в корму!» – как мантру, повторял про себя Андрей. Это был его первый вылет на новой модификации Ил-2 с двумя 37мм пушками НС-37, и он немного волновался: как покажет себя новое вооружение, не сплохует ли он сам, неумело его применив? Эх, жалко, ЭРЭСов под крыльями нет, хорошая штука, полезная!
– Не отвлекайся! – чётко, прямо в голове, минуя СПУ4, прозвучал голос Ангела, – работа пошла!
И точно – самолёт командира эскадрильи нырнул вниз, разгоняясь в пологом пике, и нацеливаясь на один из танков. Андрей выждал пару секунд и тоже плавно отдал ручку от себя. Самолёт с небольшим замедлением, как бы нехотя, опустил нос, и тоже сорвался, наращивая скорость, в пологое пике. Левая рука заученным движением тянет ручку газа на минимум – движок послушно сбрасывает обороты.
«Так… так… спокойно… я это делал много раз» – Андрей мысленно успокаивал себя, на автомате совершая заученные до автоматизма движения: выбрал цель, плавными, несуетливыми движениями ручки довернул нос самолёта на неё, короткими, чёткими движениями ручки успокоил лёгкие колебания самолёта… Секунда… вторая… как удары сердца! Корма приземистой, плоской, как распластанная жаба, немецкой самоходки «Штурмгешютц»5, выросла в сетке прицела. – ОГОНЬ!
Палец втопил гашетку до упора…
Ду!Ду!Ду!Ду!Дух!
Грохнуло и тряхнуло так, что показалось, будто в самолёт попали несколько осколочно-фугасных снарядов! Мощные языки пламени, вырвавшись из длинных стволов, на мгновение ослепили Андрея. Палец автоматом отпустил утопленную гашетку. Пять длинных, дымных струй, с навершием из тускло красных трассеров, рванулись к цели… Ручку на себя!
Но ещё до того, как тяжёлый самолёт успел среагировать на движение ручки, и поднял нос, Андрей увидел, что попал!
Как минимум, два снаряда впились в грязно-белую корму немецкой самоходки! Остальные три, подняв высокие снежно-грязевые фонтаны, взрыхлили землю вокруг неё.
Вывод! Газ на максимум! Левый вираж. Поворот головы налево, быстрый взгляд назад в левое окно – хорошо видно, как не разрывая общего круга, самолёты эскадрильи маневрируют, каждый выбирая себе цель, и долбят её реактивными снарядами или пушками. Основное направление атаки командир эскадрильи капитан Миронов выбрал с запада, чётко в корму наступающим танкам Панцерваффе. И теперь те вынуждены разворачиваться, подставляя атакующим штурмовикам свои хорошо бронированные лбы, и приостанавливая тем самым своё движение. Не всем это удаётся – тут и там чадят погребальные костры от подожжённых в корму танков.
Всё смешалось на поле боя – после форменного избиения в первом и втором заходах эскадрильи оставшаяся часть немецкой бронетехники, наращивая скорость, стала спешно рассредоточиваться, расползаясь в стороны. Те, кто не успел или вовремя не сообразил – горят кострами, чадя грязными, дымными столбами. После второго захода становится понятно – всё, что с мощной лобовой бронёй – танки, самоходы, уже подбить не удастся. Вся бронетехника дружно развернулась лбами к атакующим самолётам.
Сквозь шумы эфира в наушники всех пилотов опять прорывается голос комэска:
– Танки и самоходы не бить! Бьём по бронетранспортёрам!
Третий заход, пологое пикирование, газ на минимум, мотор, остывая, негромко урчит, как сытый кот. Так, спокойно… Андрей загоняет в сетку прицела спешащий на всех парах к опушке леса полугусеничный «Ганомаг» с небольшой пушкой за высоким щитком. Куда ты денешься?! Пехота уже давным-давно, во время первого захода штурмовиков, как тетёрки попрыгала с бронетранспортёров в снег, но нам и такой сойдёт!
Цель растёт в прицеле – водитель бронетранспортёра отчаянно пытается вывести свою машину из-под атаки, уже хорошо видны снежные вихри, вздымающиеся за кормой «Ганомага» от его гусениц. Палец Андрея замер на гашетке… и…
Звонкий от возбуждения голос Агнии:
– Сзади! Два мессера!
И одновременно с ним – рёв кого-то из пилотов в наушниках:
– Истребители противника!
Палец жмёт гашетку. Ду!Ду!Дух! – с двухста метров промазать сложно: все три крупнокалиберных снаряда спарывают корпус БТРа, как жестянку, в его нутре что-то тут же детонирует, взметая вверх яркий огненный факел. Летят в разные стороны какие-то тёмные ошмётки…
Ручку на себя, газ – на максимум. Сзади дробно, длинной очередью, отчаянно и как-то обречённо застучал УБТ.
И резко захлебнулся…
Самолёт вздрогнул от внезапного двойного удара, сильно тряхнуло, и сразу же истошно и жалобно засбоил движок. Из-под капота выбило струю масла, которое тут же забрызгало лобовое бронестекло. Над головой, справа налево на бешеной скорости с глубоким левым креном проскочила пара атаковавших его мессеров. Совсем рядом, буквально в 15…20 метрах над головой, Андрей разглядел мелькнувшие жёлтые законцовки на крыльях и жёлтый же низ капота. А на борту, поверх белого зимнего камуфляжа, прямо под кабиной – нарисованное красное сердце, пронзённое стрелой и непонятная надпись – Karaya.