Она кивнула:

– Ага! У них, видать тоже этой штукой самолёты были оборудованы, и они её включили, а мы-то с тобой не знали, где это форсирование включается. Мы даже о его наличии и не подозревали!

– Вот-вот! А я-то голову тогда ломал: вроде и газ уже на максимум втопил, и со снижением иду, а они гады, догоняют и догоняют, и главное, так быстро!

– Они ещё сказали, что эту систему форсирования нельзя дольше, чем на 10 минут включать, а потом требуется 5-минутный перерыв: движок, видать, перегревается! – добавил Илья.

– Так они примерно столько нас и гнали, минут 10, так, Агнюша?

Она согласно кивнула.

– Это что ж получается? – опять подал голос Николай, – этой тварь за 10 минут 115 литров спиртяги выжирает?

Все заржали.

– Ну, почему за 10? Сказано же 10 минут работы, 5 минут перерыв. А потом, опять можно, ещё 10 минут, – подал голос молчавший до сих пор сержант Веселовский.

– Ну, за 20 минут! Велика разница! – Коля поднял глаза к небу, и стал шевелить губами, что-то подсчитывая в уме, – это выходит…. Это выходит… почти по 6 литров в минуту! Или так: литр за 10 секунд! Во жрёт тварь, а?!

Все опять весело зареготали. Когда проржались, старший лейтенант Авдеев подытожил:

– Да, ребята, смех смехом, а представьте, если эти форсированные мессеры в массовую серию пойдут? Тяжелёхонько нашим истребителям придётся… Да и нам тоже.

– Да мне вообще пох, какая там у него скорость! – засунув руки в глубокие карманы своих галифе, спокойно ответствовал старший сержант Никишин, – мне главное, чтобы он у меня на мушке оказался, а уж там… Правильно я говорю, Огонёк?

Агния, улыбаясь, молча кивнула.

***

Благодаря усилиям Агнии его рана на ноге заживала удивительно быстро – он уже вовсю ходил по аэродрому, часами пропадал у своего нового самолёта, изучая новую матчасть, внимательно прислушиваясь к словам сослуживцев: капитан Миронов и старший лейтенант Кутеев уже успели облетать новинку, и делились впечатлениями:

– Ну, что сказать? – неразговорчивый Слава Миронов скупыми, точными фразами обрисовывал ситуацию: – мощь огня, конечно, большая, это факт. Но темп стрельбы гораздо меньше. И отдача во время стрельбы такая, что кажется, будто самолёт в воздухе останавливается. И отказы случаются.

– Во-во! – подхватил Илья, – у меня после десятка выстрелов сегодня левую пушку заклинило, осталась только правая. Пробовал стрелять, куда там! – он безнадежно махнул рукой, – отдачей разворачивает так, что как будто за правое плечо кто-то рывками дёргает! Прицельно стрелять из одной пушки вообще невозможно! В белый свет, как в копеечку! Ну, а так вообще: сила, мощь!

Наслушавшись товарищей, насмотревшись на свою новую машину, поприставав к оружейникам с техническими вопросами касательно новых пушек, Андрей, наконец, утомился, и они пошли с Агнией на очередную перевязку в медчасть.

Какая-то неоформившаяся мысль назойливо стучалась у него в голове. И он никак не мог её сформировать. Что-то надо было спросить у Агнии, но… чёрт, забыл! Но ведь что-то хотел… вот, вспомнил!

– Слушай, он повернулся к ней, – а ведь, когда мы угнали этот мессер, ведь тебя же не тошнило! Помнишь?! И даже, когда в конце, когда с этими двумя пришлось схлестнуться, я на нём петли крутил, даже тогда тебя не тошнило, ведь так?

– Так, – она согласно кивнула.

– Так значит, всё у тебя прошло? Тренировки, значит помогли?

(Андрей каждый день минут по 15 мучал девушку, заставляя её тренировать вестибулярный аппарат; она эти занятия не любила, не видя в них особого толка).

– Да нет, Андрюш, тут немного другое. В общем… – она запнулась, и выдала на этот раз нечто совсем «новенькое»: – я стала смотреть вперёд твоими глазами.

– Э-э-э… чего-чего? – от неожиданности Андрей аж остановился.

– Я… понимаешь, я долго думала над этой проблемой, и уж извини меня, долго копалась в твоей голове, пока ты спал, в поисках ответа. И я нашла его, и я попробовала, и у меня всё получилось, представляешь?!

– Да что ты сделала-то? – Андрей, глядя ей в глаза, мягко взял ладонями её за плечи.

– Я привязалась к твоим мыслям и к твоим глазам.

– Час от часу не легче, – Андрей выдохнул и помотал головой, – объясни по-человечески, ради Бога!

– Помнишь, как ты в апреле 41-го встретил своего одноклассника, у него ещё фамилия такая смешная была – Ветрогонов?

– А, да, помню! Петька! Он тогда на «Эмке» ехал! Он же на шофера выучился и кто-то из родственников его личным водителем какой-то шишки устроил. Он ещё хвастался, как много у него свободного времени теперь, и как он лихо шоферить умеет.

– Вот, вот! А помнишь, как вы поехали кататься, и он тебе порулить дал? А потом ещё долго тебя возил на машине?

Андрей кивнул.

– Так вот, может ты и забыл, но когда он тебя катал, то тогда тебя очень здорово тошнило. Правда, ты виду не показал. А вот когда ты сам за баранку сел, то всё у тебя прошло.

Андрей нахмурился, силясь припомнить обстоятельства тех давних уже событий, потом посветлел лицом:

– Да, верно, так и было! И что из этого?

– А вот что: водителя, то есть того, кто управляет машиной, укачивает всегда в разы меньше, чем того, кто сидит за пассажира, и не принимает участие в управлении. В самолёте тоже самое.

– И что?

– Всё дело в голове. За долю секунды у тебя вот здесь, – она прикоснулась своим пальчиком к его лбу, – рождается твоё действие, а уж потом тело это действие совершает. И за эти доли секунды мозг успевает послать в третье ухо соответствующий сигнал, и который и компенсирует там последующие угловые ускорения, и помогает, таким образом, справляться с тошнотой. А вот у того, кого везут, то есть у пассажира, эти сигналы от мозга не приходят, и любые угловые ускорения он воспринимает гораздо хуже, его вестибулярный аппарат с ними не справляется.

– А ведь точно! Помню, Толян рассказывал про кого-то из лётчиков из третьей эскадрильи, как его после пустякового ранения, он с ним госпитале меньше месяца провалялся, на спарке их комэск повёз, ну, вывозной полёт, ну ты знаешь, для чего…

– Да знаю я, Андрюша: для подтверждения лётных навыков.

– Точно, для этого! Так вот! Он, пока рулил комэск, там чуть всю кабину не облевал! Его ещё от полётов хотели отстранить, мол, последствия контузии и всё такое!

– То-то и оно! Вот я и подумала, что если бы самолётом управляла я, то меня бы и не тошнило.

– Так ты, выходит…

– Да, уж прости меня, но я, сидя тогда у тебя на коленях, привязалась к твоим мыслям и к твоим глазам.

– То, что ты можешь читать мысли, это не новость, а вот как можно привязаться к глазам?

– Да очень просто, – она пожала плечами, – просто привязалась, и всё…

– Неужели ты видела всё, что видел я?

– Да, – просто ответила ему девушка и смущённо улыбнулась.

– А как же… Как же… Вот ты сидишь сзади, тебе надо назад смотреть, фрицев в пулемёт выцеливать, а как же при этом возможно ещё и вперёд моими глазами смотреть? Разве возможно делать это одновременно?

Она беспечно пожала плечами:

– Не знаю, как-то получается… – потом согнала улыбку с лица и серьёзно пояснила, положив ладошку себе на лоб: – вот здесь я вижу две картинки: одна из моих глаз, вторая – из твоих, понимаешь?

Он обнял её, закружил, поцеловал. Поставил на землю.

– Ты…ты… прямо как этот… чёрт, как его… в этих… в мифах был, э-э, у древних греков такой был… В книжке читал.

– Аргус? – подсказал ему ангел.

– Вот! Точно! Аргус! – Андрей хлопнул себя по лбу, – был такой мифологический персонаж: у него было четыре глаза, он видел всё вокруг себя и никогда не спал!

– Ладно, уговорил, – заливисто расхохоталась Агния, – пусть я буду твоим Аргусом.

Глава 2. В особом отделе.

– Слышь, Андрюха! – комэск сделал последнюю затяжку от папиросы, и выбросил её в ведро с водой, – я вот чего хочу у тебя спросить: ты как, готов принять ведомого из молодых? Вроде как уже положено: воюешь справно, в воздухе осмотрителен, командирская жилка у тебя есть.