– Я вижу все твои художества, Колобков! – застукала и его учительница, – Бери тетрадку и иди к доске!
Колобок нехотя отложил изрисованный учебник, и поковылял с тетрадкой на кафедру. Корявым почерком за весь урок в той было нацарапано несколько цифр. И, те, то ныряли вниз за линию, то подпрыгивали вверх, будто неведомые зверушки, пытаясь вырваться на свободу, из маленьких бледно-голубых клеточек.
Вовка, теребя в пальцах мел, обреченным взглядом окинул притихший класс.
Учитель математики, Мария Федоровна, а заодно и их классная, большая, грузная женщина, была, как в той песне, ужасной снаружи, но доброй внутри.
– Колобков, – прозвучал ее усталый голос, – Ты хоть одну теорему из тех, что мы прошли за год, знаешь? Если расскажешь, поставлю тройку, – пообещала она.
Вовик приободрился.
– Знаю, Мария Федоровна! – радостно сообщил он, – Пифагоровы штаны во все стороны равны!
В классе послышался смех.
– Как у тебя, Колобок! – выкрикнул мальчишка со среднего рядя, с непропорционально большой головой, по кличке «Головастик», – У вас, наверно с ним один размерчик!
Мария Федоровна сердито стукнула указкой по столу.
– И…, – выжидательно посмотрела на Вовку учительница.
Тот вздохнул.
– А разве у него кроме «штанов» еще что-то было? – почесал он затылок, глядя на математичку.
– У него мозги были, Колобков, – обреченно произнесла та, – Садись… Лякишева, иди отвечать!
Девчонка почти решила задачку, когда прозвенел звонок. Класс облегченно вздохнул и загудел, как пчелиный рой.
– Никто не расходится! – предупредила учительница, – После перемены – классный час!
Пробежавший мимо их парты Головастик, поставил щелбан Колобку.
– Пифагор недоделанный!
– Ах ты, ошибка природы! – встрепенулся тот, но догонять не стал.
– Ребят вы в буфет идете? – подбежал к ним Стриж.
Вовка полез шарить по карманам, отыскивая мелочь. Неожиданно вместо денег он извлек, забившуюся под подкладку сороконожку.
– Ух, ты! – обрадовался находке Колобок, – Я и забыл про нее.… Где наша Арина Родионовна? – заговорчески начал вертеть он головой.
Девочки нигде не было. На парте лежали ее неприбранные вещи. Колобок незаметно сунул в дневник Арины экзотическую гусеницу.
– Ты опять за свое, хлебобулочное изделие! – рявкнул на него Ванька, но было поздно соседка вернулась уже на место. Парень глянул на товарища уничтожающим взглядом.
Раздался очередной звонок.
– Смотрите, что сейчас будет! – прошептал Вовка возбужденным голосом друзьям, предвкушая свой новый прикол, – Лякишева! – позвал Вовик одноклассницу, – Глянь, что нам по литре задавали? – нарочито серьезным тоном спросил мальчишка.
– Зачем тебе, Колобков, ты же все равно домашку не делаешь, – отозвалась не сразу девочка.
– Тебе, что в дневник заглянуть трудно!
Тут, некстати, опомнилась Мария Федоровна.
– Арина, ты же, сегодня, отвечала у меня. Принеси мне, пожалуйста, свой дневник.
Вовка дернулся от слов учительницы.
– Кажется, я пропал!
Ванька сделал глубокий вдох.
– Ну, и придурок же ты, Круглый!
Мария Федоровна взяла дневник Лякишевой.
Вовка подскочил с места.
– Мария Федоровна, я тоже, сегодня, отвечал!
Классная отложила дневник девочки на край стола.
– По-моему ты больше молчал, Колобков. Хочешь, что бы я тебе двойку поставила? – удивленно посмотрела поверх очков на него Мария Федоровна.
– Что заслужил, то и ставьте! – пафосно произнес Вовка и кинулся к учительскому столу, пытаясь незаметно свалить на пол дневник Арины.
Мария Федоровна успела подхватить и переложила его на середину столешницы
– Пятерки тяжелые, перевешивают…, – нервно дернулась губа мальчишки.
Математичка, своей любимой, с золотым пером ручкой влепила ему жирную двойку.
– Ну, теперь, доволен, Колобков? – спросила она.
Вовик, не солоно хлебавши, поплелся назад.
– Итак, ребята, – застучала по столу Мария Федоровна, – Успокаиваемся! Быстрее начнем, быстрее закончим. Сегодня на нашем классном часу два вопроса. Мы побеседуем с вами о нравственном облике советского школьника, будущем строителе коммунизма и о предстоящем выпускном.
Класс оживился, зашумел. Кто-то из ребят выкрикнул:
– А пить шампанское на выпускном нам можно будет?
– Ты, что не слышал тему классного часа? – строго посмотрела Марьяна на кричавшего. – Нравственный облик! – подняла она свой указательный, пораженный подагрой палец. – Распивать спиртные напитки разве – это нравственно?
Послышались разочарованные возгласы.
– А разве шампанское – это спиртной напиток?! Это ж лимонад, только, для взрослых! А все учителя, только, и говорят, что мы уже взрослые…
Пока класс гудел, обсуждая взволновавший их вопрос, Мария Федоровна между делом наклонилась и распахнула дневник Арины. Что-то мерзкое, со множеством лапок сигануло женщине прямо в лицо.
Учительница от неожиданности вскрикнула, очки упали с ее носа на пол, послышался негромкий треск стекла…
Тишина, как отстоявшаяся вода, заполнила еще недавно бурлящий класс. Она была настолько пронзительной, что было слышно пролетевшего над подоконником комара.
– Что… Что это такое у тебя в дневнике, Лякишева? – спотыкающимся голосом спросила классная.
Ошарашенная Арина привстала из-за парты.
–Я… не знаю…, – прошептала девочка, – Это не мое.… Не мое! – выкрикнула она и закрыв лицо руками, выбежала из класса.
– Кто? – прогремел учительский голос после того, как за школьницей захлопнулась дверь, – Кто это сделал?!
Колобков съежился.
– Я все равно найду паршивца! Милицию вызову! – взлетел к потолку угрожающий бас Марии Фёдоровны, булыжником свалившись на головы примолкших восьмиклассников.
– Вставай! – толкнул его в бок Ванька.
Вовка жалостливо оглянулся на Стрижа.
– Марьяна же от меня мокрого места не оставит!
– Я в милицию не хочу, Колобок, вставай! – не поддержал его тот.
Парень медленно поднялся из-за парты.
Мария Федоровна утопила его в своем потемневшем от гнева взгляде.
– Ты? – забулькал ее возмущенный голос, где-то глубоко в горле, – Негодяй.… Хотел опорочить такую хорошую девочку, посягнул на честь комсомолки! – учительница искала еще подходящие слова, но они видно не находились, и она, только, издавала грозные рыки.
Воспользовавшись ее замешательством, Вовка, заикаясь от волнения, начал оправдываться.
– Марьяна Федоровна! – оплашался он снова.
Среди ребят послышались робкие смешки, но учительница даже не заметила его косноязычия.
– Простите…. Я хотел сказать Мария Федоровна, – окончательно сбился Вовка, – …Я честь не трогал… Я только, за косу ее дергал.… Это была… просто шутка.
– Мать ко мне завтра в школу, шутник! – не приняла его доводов классная.
Сашка хозяйничал на кухне. Он подвязал Ольгин фартук. Завязки не сходились на его круглеющем животе, и он просто подоткнул их под пояс брюк. Мужчина ловко, будто всю жизнь этим занимался, натирал картошку на терке.
– Ух, ты! – воскликнул, вернувшийся из школы, мальчишка, – Что это будет?
– Драников вам нажарю, я там сметаны привез…, – Александр запустил свои лохматые, с засученными по локти рукавами руки в картофельную массу, – Мать, небось, опять к ночи объявится…
– Наверное, – полез Ванька в холодильник за сметаной.
– Ты плохо про нее не думай, – сказал после паузы Александр, – Это я во всем виноват, Ты же меня знаешь, баламута…
– Не баламута, а хорошего человека, – поправил парень, – А о маме Оле, я никогда плохо думать не посмею. И, вообще, может вы бы уже того… на самом деле, без этих дурацких шуток…
Сашка вздохнул.
– Да, не в ее вкусе я, – нервно смахнул он с ладони картофель, – Гусь свинье не товарищ! Вон она, какая… Учителка! – мечтательно подкатил глаза Сашка.
– Еще, как в ее! – воскликнул Ванька, – Просто она этого не понимает, и я, дядя Саш, на твоей стороне, – заверил его парнишка.