Новой и единственно возможной парадигмой мог быть только страх. Страх ради стабильности.

Огонь, пожирающий страницу за страницей, разгорался всё больше. Николь жалела книги, но воодушевление от вида пламени в такие моменты увлекало её куда больше. Она выросла с зажигалкой в руках и влюбилась в человека с огненными волосами. Кажется, сама судьба связала её со столь опасной стихией.

Когда жар стал обжигать бледную кожу, Николь повернулась к парню лицом и обняла в ответ.

***

Конлей вышел из здания Архива, громко захлопнув дверь. Он устал смотреть, как его близким причиняют боль. Давно устал.

Он знал, что книги были для Николь всем. После смерти обоих родителей литература стала для маленькой девочки, а позже и для взрослой девушки единственным способом понять себя, излить эмоции. Кажется, когда-то Никки даже пыталась писать свои небольшие рассказы. Правда, недолго. В любом случае она не показывала их Конлею. Вероятнее всего, они так же, как и всё творчество, созданное людьми, живущими под гнётом Купола, Норм и вечного опасения за себя и свой никчёмный быт, сгинули во времени.

Сейчас на бумаге издавались только приказы, вводящие очередные Нормы. Досье на людей, которым было уже всё равно.

Или на тех, кому наоборот было дело хоть до чего-то.

В голове Конлея снова всплыл образ вечно суетливого, но трепетного в делах Питера Мэтьюза.

Питера Мэтьюза, которого уже сегодня выселяют под солнце.

Тот постоянно рассказывал про Скарлет, суровую, но заботливую мать, неравнодушную жену. Сам Конлей не был знаком с ней лично. Впрочем, это всё равно никак не повлияло бы на исход того, что Питера поймали с чёртовой наркотой.

Мысли вновь одолевали его. Когда он уже поймёт, что сопротивляться бесполезно?

Конлей попросил Николь прийти на церемонию к Питеру. Сказал, что тот его друг. Но не упомянул ни того, чем они с ним занимались. Ни того, что убил его жену. Он постоянно скрывал от своей девушки подобную информацию. Не хотел, чтобы лишний раз нервничала из-за правды…

Нервничала?

Эта правда была вполне способна сломать судьбу не только ей. Конлей знал, что скрывалось под спокойной наружностью Николь, и что она могла сделать, узнав эту самую правду.

Но так ведь не может продолжаться вечно?

Конлей стоял на пороге церквушки, которую они с подельниками обычно возвышенно называли храмом. Вздохнул, предчувствуя очередной невесёлый разговор. Снял капюшон. Открыл дверь и тихо вошёл, не нарушая постоянства тишины.

***

Раньше ей никогда не доводилось присутствовать на церемонии суда. Войдя в здание, она удивилась равнодушию, написанному на лице присутствующих здесь наблюдателей. Даже судья, сидящий за столом чуть поодаль них, отличался разве что взглядом, устремлённым в досье, лежащее сейчас перед ним, а не в осознанное никуда.

В голове Николь пробежала мысль, что на деле в откровенном равнодушии наблюдателей было всё же на толику больше смысла, чем в попытках судьи проявить нечто противоположное.

Она села на свободное место. Через минуту двое охранников ввели в зал подсудимого. Хотя, вряд ли ему подходила такая характеристика. Николь попыталась подобрать верный эпитет. Обречённый?

Вся церемония прошла по заготовленным и отработанным заранее фразам.

–Именем суда я приговариваю подсудимого к высшей мере наказания – выселению за пределы Купола.

До чего должно было дойти общество, в котором единственной мерой стала высшая? И что к этому привело?.. Николь заметила, что слишком редко в последнее время об этом задумывалась. Наверное, так было легче.

В такой момент ей было бы положено пустить слезу, если бы Николь не выплакала их ещё до совершеннолетия. В то же время она понимала, что не ей одной было так тяжело. Не только её родителей вывели в дверь в углу этого здания.

Рядом с ней, да и во всём зале суда сидели люди, судьба которых вряд ли была лучше, чем у других. Все они давно были частью одной системы, поглощающей разум и уносящей его в потоке вечного страха в пучину бессознательности.

Конвой провел Питера Мэтьюза в коридорчик, ведущий к выходу из Купола под сводящее с ума солнце.

Выбегая из жуткого здания, Николь, погружённая в мысли, не заметила, что на сидение выпала из кармашка красная зажигалка, талисман родителей и символ её юности, сопровождавший девушку на всём жизненном пути.

***

Девочка любила играть в кубики. Из них можно было построить что угодно: дом, город. Может, даже целую страну.

Правда, стоило дотронуться, как они сразу рассыпались.

В этот день девочка тоже играла в кубики. Она не слышала того, что происходило на Главной улице. А услышав, вряд ли смогла бы понять.

Дверь в квартиру захлопнулась. Девочка обернулась и увидела маму. Та тихо подошла к ней, села рядом и обняла.

Посмотрев на маму, девочка увидела блеск в еë глазах.

–Всё будет хорошо, Николь. Бог милостив. Бог милостив…

В этот же день в дом Уайтов вошли люди в синей форме, среди которых уже не было того рыжего мужчины и которые разговаривали вовсе не доброжелательно.

Когда маму выводили из квартиры, маленькая Николь успела достать и спрятать у себя в кармашке комбинезона единственную вещь – красную зажигалку, которой они по утрам поджигали лампадку.

***

неделю спустя

–Тебе важно сделать единственный выстрел, который гарантированно достигнет цель и убьёт её. Предупредительную стрельбу мы не открываем.

Конлей почти всегда повторял слова своего собственного учителя, когда проводил уроки с Эндрю. Он слышал, что когда-то стрельба преподавалась и в обычных школах. Теперь же ей обучали только будущих смотрителей. Почему? Вопрос почти что риторический.

–Стрелять лучше в голову или, если возможно, в сердце.

–А если убить с первого выстрела не получится? – Эндрю спросил это слегка приглушённым голосом.

Конлей подумал упрекнуть ученика за банальный вопрос, но ему показалось, что и он когда-то задавал его. Знал ответ, но всё равно спрашивал. Слова значат для мозга слишком многое.

–Добей. Всё равно он уже сам подписал себе приговор.

Приговор подписывался отнюдь не при рождении в Куполе. Некоторые люди относительно спокойно жили, выполняли свою работу и старались не ввязываться в неприятности. В конце концов, по достижении 60 лет, человека всё равно ждало выселение, но так он, пожалуй, мог принести остаткам общества чуть больше пользы.

На памяти Конлея было немного людей, доживших до возраста выселения, но всё же они были. И жизнь их была вполне достойной. Взять хотя бы его наставника.

–Да, вот так, – Конлей слегка направил вытянутые руки ученика. – Не задерживай дыхание заранее, так ты перестаёшь концентрироваться на цели. Лучше делать это перед самим выстрелом. И на выдохе…

Раздался хлопок, мишень опрокинулась. Конлей умиротворённо улыбнулся.

Его воспоминания прервал вошедший в кабинет смотритель, участник специального отряда.

–Ему отдают Четвёртую Фабрику.

Конлей Райан тяжело вздохнул. Он не мог смириться с решением Правительства о том, что Эндрю досрочно выпускают из Школы. Он понимал, что парень ещё не готов морально. Начальство же считало, что после недавнего случая Эндрю был готов к трудностям службы как нельзя хорошо. Конлей не мог им перечить. У него оставался один вопрос:

–Раз ему отдают мою Фабрику, за что теперь отвечаю я?

Смотритель, стоявший в дверях, улыбнулся и положил на стол новое удостоверение.

–Начальство просило передать тебе поздравления. С повышением, сэр командир специального отряда Райан.

Конлей опешил. Будучи заместителем, он почему-то не надеялся получить звание так скоро. Очевидно, арест Мэтьюза сильно повлиял на его карьеру. Слишком.

Четвёртая Энергофабрика, одна из немногих в Куполе, раньше находилась под управлением смотрителя высшего разряда Конлея Райана. В обязанности работников Отделения по Надзору, смотрителей, входило не только выявление и пресечение антинормативной деятельности, но и фактическая гарантия обеспечения Купола электричеством. На Фабриках работало основное население. Стараниями рабочих в Куполе поддерживалась выработка необходимого количества электроэнергии, идущего в основном на освещение.