Обстановка в доме нагнеталась. Мама ходила чуть ли не на цыпочках вокруг меня. Стала готовить какие-то супер-блюда для детей, которые сдают экзамены. Вернон даже на Злыдня прикрикнул: тот слишком сильно храпел ночью и, по мнению отца, мешал мне спать. Пса переселили в подвал к Заре и Воланду. Мардж приноровилась во время еды задавать мне вопросы по истории Англии. Кто правил после Ричарда Третьего, где похоронен такой-то король и прочее. Полковник Фабстер лишь посмеивался в усы да выгуливал собак. По сути, он уже жил у нас. Интересно, когда-нибудь они с Мардж поженятся? Детей у тётки нет, а у полковника сын в раннем детстве погиб. Всю любовь они дарили друг другу, собакам и нам с Гарри. Поттер же продолжал съёмки, и я его видел лишь в школе. Но он тоже проникся моментом ожидания и старался меня не цеплять.
А я ничего вокруг не замечал. Полностью концентрировался на учебниках. Мне этот экзамен был поскольку-постольку, но родители чуть ли не молились на меня, и не хотелось их подводить. Да и, если честно, до того мне эта подготовка надоела, что хотелось сдать и забыть. И чтобы к нему больше не возвращаться. Точка.
В центр сдачи мы подъехали с родителями в полдевятого утра. Я был спокоен как удав. А чего волноваться, перед смертью не надышишься. Всё, что смог, я уже выучил.
Разглядывал ребят вокруг. Что интересно, были даже младше меня, но все они были китайцами или корейцами, парочка арабов. Одна тётка стала на колени и молилась. Мне стало смешно — это же не конец света, а какой-то долбаный тест, который можно пересдать. Чего из этого такое шоу устраивать?
Без десяти девять нас запустили в аудиторию, раздали бумагу, карандаши, ластик. Я с собой ещё бутылку воды прихватил и шоколад.
В девять начали тест. В принципе, было то же самое, что и в учебниках. Правда, немного завис, когда читал текст про то, как делают бумагу. Вопрос слишком мудрёный был. Можно было и так ответить, и этак. Но я потом подумал и разобрался. Да так увлёкся, что даже воду забыл пить. Задачи на логику были вообще простыми. А через час сорок минут нас выпустили на волю. Я вышел на крыльцо и заорал: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен!!!» На меня оглядывались, но мне было похрен. Слава богу, эта бодяга с подготовкой закончена. Теперь можно и музыкой заняться. А вечером мы всем семейством поехали в китайский ресторан, отмечать мою свободу.
С этой подготовкой я капитально выпал из жизни. Оказалось, Вернон ещё месяц назад связался с агентом Гарри из GAP и попросил совета. Они всё равно в этом бизнесе все повязаны. Да и Гарри тоже эти песни исполнять будет, поэтому её интересы в этом деле тоже были замешаны. Сам Вернон, как мой отец, уже встречался с некоторыми представителями звукозаписывающих компаний. Сразу скажу, проделал он просто адскую работу. Показывал наши портфолио, зарегистрированные на моё имя песни в музыкальном издательстве, записи наших выступлений на видео, журналы, где Гарри снимался. Он даже юриста, специализирующегося на контрактах, сумел отыскать. И всё-таки нашёл интересный вариант.
* * *
Офис звукозаписывающей компании EMI впечатлял и давил на посетителей. Золотые диски в рамках, аквариум с тропическими рыбками на всю стену.
В комнате перед столом сидели я, Вернон, юрист и агент Гарри, Моника. Поттер был на сьёмках в Канаде. Что он там рекламировал, я был без понятия. Знаю только, что нужно было сниматься вместе с чучелами медведей.
За столом сидел, сложа руки, представитель компании Дэвид Моллетман и сверлил меня глазами.
— Я бы никогда не поверил, что восьмилетний ребёнок может написать альбом. Но прилагаемый материал заставил меня понять, что я ещё не всё видел в этом мире.
— То ли ещё будет!
— То есть, это далеко не всё? У вас есть ещё материал? Идеи? — он смотрел на меня, как Злыдень на кусок мяса.
— У меня всего много. Правда, есть одно большое «но».
— И в чем же трудность?
— Возраст. Понимаете, мистер Моллетман, я хоть сейчас могу вам песен двадцать написать и даже перевести на русский или немецкий без особой потери смысла, — его глаза аж заблестели. — Песни такие, что рыдать будут все. Но я понимаю, что в моем возрасте петь песню нерождённого ребёнка, мать которого сделала аборт… Не поймут. Я могу написать замечательную песню про Полтавскую битву со слов шведских солдат, которые полегли там, про их боль и страх. Но это не для восьмилетнего ребенка. Вот и приходится крутиться.
— Надо же… Песня нерождённого… Это интересно.
— А смысл? У меня лет в тринадцать-четырнадцать начнёт ломаться голос. После ломки можно писать такие песни. Но вы меня извините, свой материал просто так не отдам. Я сам хочу его петь и выступать. Писать для кого-то ниже уровня «Металлики» или Мейденов мне не хочется.
— Молодой человек, а вы наглый!
— Я хотел бы стать чище и добрее, только в жизни это мало что даёт. Пробиваются лишь те, кто понаглее, — сказал я, вспомнив старую добрую песню.
— Вы знаете не только русский, но и песни?
— И русский, и немецкий. Даже «Приключения Шурика» смотрел.
— Интересный вы экземпляр…
Он расспрашивал меня о моих планах на будущее. Интересовался будущим материалом. Но я знал, что Моллетман просто изучает меня. Эта компания уже давно подсчитала всю прибыль, сверила дебет с кредитом, выбрала для нас людей, которые будут со мной работать, выработала план. Мне нравилось, что Дэвид осторожничал. Он не был из тех людей, которые складывают все яйца в одну корзину.
Юристу были отдана стопка бумаг — это оказался наш контракт. Который он должен был изучить. И если всё в порядке, то нам с Гарри предлагали уже через две недели приступить к записи альбома. В школе как раз должны были начаться каникулы, а агент Гарри найдет ему свободное время. Как я и предполагал, наш демонстрационный альбом будет полностью переписан. На диск положат двенадцать песен.
На всю работу над альбомом планировалась потратить около семи-восьми недель. С нами, оказывается, будет работать какой-то Нэш. Это музыкальный продюсер берёт почти пять тысяч фунтов в день за свою работу!
Запись в дешёвой студии и той, которую предоставила нам EMI, были как небо и земля. Судя по размерам, в эту студию можно было оркестр засунуть, дорогие материалы в отделке, несколько видов микрофонов, затемнение, удобные плюшевые кресла, профессионализм. Все веселы, улыбаются. За стеклом у пульта сидят четыре человека. Сначала голос писал я. Надел наушники, вслушался в музыку и запел… И нихрена не получилось. Оказалось, петь я не умею. Сначала хотел взбрыкнуть, а потом понял, кто я и кто они? У них таких, как я, тысячи через руки прошли. Поэтому засунул свою гордость куда подальше и просто следовал указаниям.
За один день записали только одну песню — МММBop. У Гарри получалось проще, он привык на сьёмках, что ему скажут, то и делает. Так и тут. Сказали вести мелодию буквой «А» в этом отрезке, он и вёл. Мне объяснили, что потом над этой песней начнётся более серьёзная работа. Пока записывают начальный вариант, но, может, ещё и перезаписывать придётся. И вот так мы с Гарри работали каждый божий день.
Это абсолютно не походило на работу в России. Там пришел и пишешь сам, ты главный. Как ты сказал, как ты решил, так и будет. Остальные только дают советы. Следовать им или нет — это твоё дело.
Где-то через две недели у меня поинтересовались, есть ли ещё материал для записи? В альбом решили вложить более коммерческие варианты. Что интересно, понравились все песни. Но я понимал, компании нужно было их продать. Рынок сбыта был понятен — подростки. Но за них платят родители. И нужно вначале угодить им. Опять всё упиралось в несчастную «Кукушку», «Полковника» и «Маму».
Я плюнул и пропел «Тату» — «Gomenasai». Инженер задумался. Сказал, что очень мелодично. На следующей неделе я, мысленно проблёвываясь, записал голос и для этой песни. Затем вспомнил ещё и про «Take that» песню «Back for Good». Слова пришлось менять, так как про девочек и помады мне ещё в силу возраста было нельзя петь.
