Я уже владею его основной фирмой и скоро женюсь на дочери, а ведь это только начало. Алина – мой дополнительный козырь. Пусть Воскресенскому и наплевать на свою единственную дочь, зато его жене – нет. А она может влиять на мужа, это я сразу понял. Воскресенский будет умолять убить его, когда я с ним закончу.

Единственная проблема в Алине. Вроде и презираю её, но зацепила сучка. Красивая, как ни крути. Есть в ней что-то. Мозг вопит, что нужно послать её куда подальше, а вот мужская сущность клацает зубами и рычит «Моя!»

Смотрю на заплаканное лицо, искусанные губы и растрёпанные волосы, и меня опять накрывает. Нет, не отпущу я её никуда. По крайней мере, не сейчас. Поднимаюсь на ноги и цежу сквозь зубы:

– Бракосочетание состоится. Вставай и иди за мной.

Эмир

Вталкиваю её в комнату, завожу в ванную, говорю подойти к раковине. Когда Алина выполняет приказ, встаю за её спиной и чеканю:

– Смой с себя всю штукатурку, распусти волосы, расчеши их и подкрась ресницы. Этого будет достаточно.

Алина испепеляет меня глазами через отражение в зеркале и молчит. Бесит, не могу. Вроде и не перечит, но этот взгляд… В нём читаются протест и толика презрения. Смотрит она свысока, гордо вскинув голову. Королева, блять. Ну ничего, я поубавлю её спесь. Скоро станет шёлковая.

– Выполняй.

– Мне нужно будет сделать полноценный макияж, чтобы замаскировать все… – она осекается. – Следы.

– Не нужно. Пусть видят, чья ты.

– Эмир, я не могу показаться на людях в таком виде.

Подхожу к ней ближе и шиплю на ухо:

– С этой минуты ты будешь делать всё, что я говорю. Приступай. Или мне самому тебя умыть?

Злость ухает в висках с такой силой, что, кажется, ещё немного – и я придушу девчонку голыми руками. Не могу понять, что конкретно меня сейчас так бесит. Хотя нет. Могу. Я злюсь даже не на неё, а на себя, потому что снова ощущаю желание обладать ею. Долго. Жёстко. Во всех мыслимых и немыслимых позах.

– Не надо, я сама, – цедит она, берёт средство для умывания, открывает воду и склоняется над раковиной, упираясь при этом пятой точкой мне прямо в пах.

Дьявол! Она издевается?!

И ведь, по сути, мне нужно просто отступить на шаг, но я стою как приклеенный к полу и сжимаю зубы каждый раз, когда Алина наклоняется и выпрямляется. Член наливается кровью и каменеет. Я же только минут тридцать назад потрахался. Какого хрена происходит вообще? Эрекция настолько мощная, что напрочь отрубает мыслительный процесс. Невозможно контролировать похоть, рвущуюся наружу. Алкоголь плещется в крови, отрубая тормоза. Хотел просто расслабиться, но в итоге немного переборщил с ним.

– Тебе точно нравится именно так? – спрашивает Алина, закончив умываться и промокнув лицо полотенцем.

В её голосе сквозит сарказм. Гадина смотрит на меня через зеркало, всем своим видом показывая не смирение, а чёртову гордость.

– Ну что, – она усмехается, видя, как я пожираю взглядом её искусанные губы, покрасневшие глаза и засосы на шее. – Не передумал?

– Нет, – сиплю и прочищаю горло. – Так в самый раз.

Руки сами тянутся вверх, и я распускаю растрёпанную причёску, а затем зарываюсь пальцами в пряди и прочёсываю их, чувствуя, как Алина при этом напрягается.

Обожаю её волосы. Длинные, густые. На свету кажутся светлыми, а в полумраке – тёмными. И пахнут восхитительно. Обхватываю её за талию, прижимаю к себе вплотную, и Алина вздрагивает. Неужели боится? С чего бы это вдруг? Ничего плохого я ей не сделал. Пока ещё не сделал.

Наматываю её волосы на кулак, поворачиваю её голову, наклоняюсь и целую. Первые секунды она просто позволяет себя целовать, не отталкивая, но и не отвечая на поцелуй. А затем вступает в настоящую схватку с моими губами и языком. Следом мне в рот раздаётся тихий стон, и предохранители с грохотом выбивает.

Разворачиваю Алину и прижимаю к стене. Задираю её руки над головой, сжимаю хрупкие запястья и вновь впиваюсь в манящие пухлые губы. Трясёт так, будто у меня острая стадия лихорадки. Умом понимаю, что пора прекращать это безумие, однако оторваться от девчонки очень сложно.

Мне реально стоит неимоверных усилий, чтобы разорвать поцелуй, отпустить её руки и отстраниться. Алина смотрит на меня поплывшим взглядом, дыша при этом тяжело и надрывно. Её грудь, приподнятая корсетом, призывно и часто вздымается.

Отворачиваюсь и произношу настолько отстранённо, насколько это вообще возможно при данных обстоятельствах:

– Лучше тебе и правда затонировать кожу, а то похожа на дешёвую шлюху. У тебя пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Выпрями волосы и никогда больше не завивай. Не люблю кудри.

Не дожидаясь ответа, быстро покидаю ванную комнату, а затем и спальню. Захожу в кабинет, приближаюсь к картине и пялюсь на голую сучку, сжимая кулаки.

Раскалённая похоть гонит кровь всё быстрее и быстрее. Алкогольное опьянение оборачивается против меня, подталкивая вернуться к девчонке, задрать юбку и трахать, вколачиваясь жёстко, выбивая из неё стоны, крики и слова о любви. Пусть лживые, пусть навеянные лишь вожделением. Пусть!

Мне плевать, любит она меня или нет. Я сделаю её своей, подчиню и буду иметь, когда хочу, как хочу и сколько хочу. Во всё щели. Много. Долго. По-всякому.

От развратных картинок, проносящихся в мыслях, я начисто теряю контроль. Нужно возвращаться в реальность. Но стоит открыть глаза, я вновь вижу её. Стоит у окна и смотрит на меня своими бездонными глазами, соблазняя совершенными формами.

Чёртова картина! Хотел изрезать и выбросить, но рука не поднялась, а надо было. Сколько часов я уже потратил, рассматривая изгибы её обнажённого тела? Много, дьявол меня дери, непростительно много! Эта тварь засела в голове и не выходит. Ну ничего, я её вытравлю. Всё приедается. Рано или поздно. И эта девчонка мне тоже надоест. Как и многие другие до неё. Ничего в ней особенного нет. Это просто физиология. Похоть, не более. Наиграюсь – и отпустит.

Ровно в назначенное время я захожу к ней в комнату. Алина уже ждёт меня. Все мои указания она выполнила в точности. Только вот во взгляде её сквозит не благодарность, а высокомерие и толика – самая чуточка – но всё же страха.

Очень хорошо. Пусть боится. Я давно понял, что, внушая людям страх, можно добиться очень многого. Гораздо больше можно получить, когда тебя именно боятся.

Плевать на её уважение и любовь. Не нужно мне от этой сучки ни того, ни другого. Со вчерашнего вечера я хочу видеть лишь её покорность. Алина Воскресенская опустится передо мной на колени и будет сосать с благодарностью и восхищением. Как самая настоящая шлюха, каковой она и является.

– Я готова, – тихо произносит Алина, и я киваю.

Подхожу ближе, подставляю ей руку.

– Думала, меня поведёт папа.

Ничего не отвечаю, просто веду её вниз. Туда, где все уже ждут счастливых жениха и невесту. Да начнётся шоу.

Я привык носить маски. Привык не показывать себя настоящего и разыгрывать партии, вводя в заблуждение всех вокруг. Дарить обворожительные улыбки, когда хочется либо выть от отчаяния, либо проломить череп тем, кому улыбаюсь. Делать лицо кирпичом, даже если на душе так паршиво, что сдохнуть охота, или, наоборот, радостно.

Только с ней я был искренним. Самим собой.

Однако Назар ей не нужен. Он, как она выразилась, нищеброд и недостоин её. А ведь он был вовсе не нищий. Я примерил на себя образ простого парня, со средним стабильным достатком. Я был собой прежним. Назар Лавров твёрдо стоял на ногах. Хоть он и не являлся миллионером, однако мог обеспечить свою женщину всем необходимым: хорошей едой, нормальной квартирой, одеждой и прочими мелочами. И он любил бы её. Искренне. Всем сердцем.

Но Алина променяла это на дворец, бриллианты, люксы и мужа-миллиардера, который должен был бросить к её ногам весь мир. Однако нельзя получить всё и сразу. Так бывает только в сказках. А сказки Эмира Догана – это кошмары для Воскресенских. Не мир упадёт к ногам Алины, а она будет ползать в моих. Очень скоро.