– Я сказал: сбавь тон.

– Тон сбавить? – она прищуривается. – Да от тебя же разит за километр. Я ждала тебя, а ты даже трубку не соизволил взять. А теперь заявляешься посреди ночи пьяный и пропахший чужим парфюмом и думаешь, что я буду рада раздвинуть ноги. Откуда я знаю, куда ты пихал свой член ещё час назад? Ты посадил меня на таблетки, и я даже слова против не сказала. Но я не собираюсь спать с тобой без презерватива, если ты мне изменяешь. И с презервативом тоже. Иди к своим шлюхам.

– Ты и есть моя шлюха, – цежу, уже не сдерживая злость. – Единственная шлюха в моём окружении.

Опрокидываю её на спину, наваливаюсь сверху, сходу перехватывая её руки и прижимая их к кровати, чтобы не вырвалась и не начала меня лупасить. От неё всего можно ожидать. Характер у моей сучки не сахарный. Слишком своенравная и мнит о себе много. Как по мне – неоправданно много для обычной подстилки, которая продалась мне ради денег и сохранения статуса.

– Пусти!

Алина дёргается подо мной, извивается всем телом, поливает меня новой порцией яда, но я не слышу её. Раздвигаю коленом её ноги и вновь опускаюсь на неё. Член упирается в мягкую промежность. Там пока сухо, но это ненадолго. Сучка реагирует на меня ничуть не меньше, чем я на неё. Двигаю бёдрами, ритмично задевая клитор и половые губы, и речь Алины сбивается, а дыхание становится рваным.

– Ты животное, – шипит она. – Похотливая скотина.

– А ты ревнуешь, признайся.

– И не мечтай.

– Тогда чего так взбесилась? Даже если я кого-то и трахаю, тебя это волновать не должно. Но чтоб ты успокоилась и впредь не закатывала мне истерик, знай: без защиты я сплю только с тобой.

Её взгляд дорогого стоит. Если бы глазами можно было убивать, от меня бы осталась только кучка пепла.

– Пусти меня, Эмир, – чеканит она, но я закрываю ей рот поцелуем.

Сколько раз я зарекался целовать эти лживые губы? И в трезвом состоянии мне всегда удаётся сдерживаться, но под влиянием алкоголя принципы в отношении Алины летят нахер. Хочу её всю. Целовать. Трахать. Ласкать. Подчинить. Заклеймить своими прикосновениями. Пропитать своим запахом. Оставить кучу отметин. Чтобы знала, что моя. Чтобы понимала, кому принадлежит. Чтобы прекратила перечить и стала наконец послушной. Да, она делает всё, что я говорю. Но как меня бесит её чёртова гордость. Этот грёбаный протест – словно вызов, который она бросает мне раз за разом.

Хочу ли я её сломать? Сам не знаю. Мне не нужна бесхребетная кукла, но и зазнавшейся сучке рядом со мной не место.

– Хватит, – шепчет она, когда я на секунду отрываюсь от её губ.

Понимаю, что Алина правда сильно расстроена.

Она не всхлипывает, не скулит, не показывает, что обижена до глубины души, однако в её глазах блестят непролитые слёзы и немой упрёк. Ей неприятно от осознания того, что у меня могут быть другие женщины. Но ведь ей плевать на чувства. Сама говорила. Так в чём дело? Эго настолько задето или…

Нет. Нет никакого «или». Однако я и правда слегка перегнул. Зачем врать и расстраивать её понапрасну? Я же хочу потрахаться. А в таком состоянии Алина мне точно не даст. Брать силой и обламывать себе кайф я не хочу, поэтому придётся сказать правду.

– Я не сплю ни с кем, кроме тебя.

– И я должна тебе так просто поверить?

– Верить или не верить – дело твоё. Ничего доказывать я тебе не собираюсь.

Она поджимает губы, несколько секунд раздумывая о чём-то своём, а затем вполголоса спрашивает:

– Где ты был?

– У друга в стрип-клубе. Встреча затянулась. Потом Юсуф попросил меня оценить его новых танцовщиц.

– Оценил?

– Если бы я оценивал, то меня не было бы всю ночь. Но, как видишь, я здесь. С тобой. И впредь я хочу, чтобы ты не задавала вопросов, а принимала меня в любое время и любым. Ты сама на это подписалась, Алина. У нас честная сделка. Я покрыл долги твоей семьи. Я не опозорил тебя, не рассказал всем правду о девочке Кате, которая отдалась первому встречному, не отменил свадьбу. За это я хочу, чтобы ты раздвигала ноги, когда мне это нужно. Если будешь отказывать мне в близости, я легко могу найти кого-то на стороне. Но тогда зачем ты мне нужна? Хочешь развестись со мной и вернуться домой? Хорошо. Завтра же оформим развод. Так и вижу заголовки в газетах. Не люблю прессу, стервятники мусолить эту тему будут долго. Но если ты готова разорвать нашу сделку, то с утра я позвоню своему юристу. Бумаги подготовят быстро. Терпеть истерики и капризы я не стану. Твой отец останется на должности директора, развод не повлияет на это. Григорий мне пока нужен. К тому же у него осталась дочерняя фирма, так что, даже если я его уволю, голодать вы не будете. Доброй ночи.

Порываюсь встать, но Алина вцепляется в мои плечи.

– Стой! Не надо звонить юристу. Я погорячилась, прости. Мне стало неприятно, вот я и психанула. Такого больше не повторится.

Она не извиняется, не оправдывается. Выжимает из себя слова, которые никогда бы не произнесла, если бы не тряслась за свою жопу. Я не просто так упомянул о шатком положении её отца. Меркантильная сучка снова выбрала деньги. Даже гордость свою запихнула куда подальше и подтёрлась самоуважением. Это вызывает ярость. Лютую и всепоглощающую. Она втекает в мозг и берёт под контроль моё тело.

Скатываюсь с Алины, рывком тяну её на середину кровати и переворачиваю.

– Встала на четвереньки!

Послушно выполняет, чем злит ещё больше. Уж лучше бы она продолжала высказать мне претензии. Но нет. Алина смиренно подставляет зад, больше не произнося ни слова.

Замахиваюсь и шлёпаю по правой ягодице. Сучка вздрагивает, но молчит. Ещё удар – и её кожа вспыхивает под моими пальцами. Третий шлепок приходится по левой ягодице. Четвёртый наконец выбивает из сучки глухой всхлип. Её задница полыхает огнём, как и мои ладони, но я не останавливаюсь. Её молчание и покорность злят похлеще, чем претензии. И всё потому, что она заткнулась именно после того, как я пригрозил разводом.

– Не нравлюсь таким, да? А раньше нравился? Что тебе нравилось в нём, Катюш? Чем Назар так привлёк тебя? Ты же терпеть не можешь нищих. Но сосала ему и трахалась с ним как в последний раз. А во мне что тебе не нравится? У меня ведь много денег, а их ты любишь. Так трахайся со мной и соси как любящая жена, чёрт тебя дери! В любое время, в любом месте. Когда я скажу, блять!

В ответ лишь тишина, и меня кроет всё больше. Я уже не просто шлёпаю, а луплю что есть силы. Не знаю, каким чудом мне удаётся всё же взять себя в руки и остановиться.

Хватаю её за волосы и дёргаю к паху. Алина неуклюже разворачивается и, не произнеся ни слова, берёт у меня в рот. Она сосёт так, как нравится мне. Так, как я её научил. Нет, не я. А он. Тот, которого она полюбила, а затем отшила, потому что Назар был для неё недостаточно хорош. Но сейчас она проделывает всё в точности так, как я объяснял ей. Сучка подлизывается ко мне. Это ещё больше бесит. Однако она не знает, как мне на самом деле нравится. Но я покажу ей.

Вжимаю её голову в пах, фиксируя за волосы таким образом, чтобы не смогла отодвинуться, и начинаю вбиваться в глотку. Злость смешивается с адской похотью. Не сдерживаю ни стонов, ни хрипов, ни движений. Вдалбливаюсь в тесное влажное пространство, чувствуя, как головка проникает до упора.

Мне плевать на то, какие Алина издаёт звуки. Плевать на то, что она задыхается. Плевать, что лупит меня по рукам и ногам. Плевать на слёзы, которые льются по её лицу. Да, я вижу, как они блестят в полумраке, но зверь внутри меня лишь скалится. И только когда Алина со всей дури вцепляется ногтями мне в бёдра, я прихожу в себя.

Толкаю её на кровать и тяну за лодыжки, не давая ей опомниться.

– Эмир, нет! – взвизгивает она и тут же заходится кашлем, хватаясь за горло.

– Нет? Рискни отказать мне сейчас. Давай.

Алина хватает воздух ртом, смотрит на меня со смесью ужаса и отвращения, но даже это меня не останавливает. Хрен знает, какой бес в меня вселился. Хочется трахать её так, чтоб просила пощады. Искусать и заклеймить, чтоб смотрела в зеркало и видела отметины. Чтоб поняла наконец, что она здесь никто.