Первым была некая «Этика деловых отношений». Зачем вводить её в последней четверти одиннадцатого класса, когда всем совершенно не до того, – совершенно неясно. Тем не менее, у Софки была неприятная способность начинать новые предметы с троек. География в седьмом обернулась тройкой за первую же самостоятельную – Софка рисовала стенгазету и пропустила первый урок; даже не подумала, что уже на втором будет какая-то проверка. Прочитала параграф, а всерьёз готовиться не собиралась, не уточнила ни у кого, обещала ли географичка самостоятельную. А та взяла и устроила, и Софка едва-едва наскребла на трояк. Было не столько грустно, сколько обидно; правда, Алина поговорила с географичкой, и тройку всё-таки ликвидировали. А вот с черчением в десятом пришлось разбираться самой: Софка очень медленно, очень аккуратно выводила чертёжным шрифтом какой-то текст; оказалось, слишком медленно. Закончить она не успела, и из-за скорости поставили трояк. И тут уж, конечно, не с чем было спорить: оказалось, все остальные за это время успели списать текст целиком не менее, а то и более аккуратно.
В общем, такая себе это была традиция: тройка на первом уроке. Не хотелось бы, чтобы с «Этикой» вышло так же. Надо держать ухо востро.
На поверку «Этика» оказалась какой-то бурдой. Услышав, что даже оценок по этому предмету не будет, Софка соорудила на последней парте баррикаду из учебников и принялась рассматривать пачку сигарет. К звонку, с помощью переводчика с латыни, она почти до конца разобрала состав. Подумала с ехидством: «Можете гордиться, Ираида Олеговна. Чтоб вам там икнулось горько».
Отсутствие глазовской химички – вот был единственный плюс черновской школы.
Класс сорвался с мест и с топотом понёсся на перемену. Софка, как всегда, вышла последней. Не хотелось ни с кем заговаривать – тем более, был здесь товарищ, который так и клеился, глупо и настырно. Темноволосый очкарик, проглотивший жердь. Всё норовил то сесть по соседству, то проводить до дома – и всюду вертелся рядом. Софке сначала было смешно. Но потом он начал таскать ей яблоки, начал в пенял подкладывать какие-то ленточки, конфетки… После того, как он на виду у всех купил её пирожок в столовой, она очень резко его отшила. Без мата, но резко. Потом, отойдя в угол, устроилась там с чаем и коржиком и поглядывала, как очкарик снял очки и озирается, как подслеповатая сова.
Про пирожок очкарик, кажется, забыл; зато его виртуозно перехватил кто-то из бежавшей мимо малышни. Малышня в черновской школе была борзая.
Софе стало даже жалко его – Юрика, кажется. Она и сама не понимала уже, зачем говорила так резко. Могла бы нормально объяснить. Попросить отстать. Сказать, что у неё есть уже парень (в чём, в глубине души, она уже потихонечку сомневалась).
Софка никогда не была робким цветочком, но в большинстве случаев всё же вела себя спокойно и адекватно – по крайней мере, раньше. И эта вспышка, это шипение: «Гляди, у меня платочек завалялся. Дать тебе? Протрёшь очочки, сообразишь, кому можно пирожки покупать, кому нет», этот тугой тёмный клубок, поднявшийся в груди, – всё это напугало её саму. Софа машинально, без всякого аппетита дожевала коржик и выбралась из столовой; ощущение было, будто отравилась.
А Юрик, кстати, так и продолжил за ней таскаться. Какие у него были мотивы – неясно. Какие перспективы – после пирожка-то – тоже совсем неясно. Но он то и дело оказывался поблизости. А Софка, вместо того, чтобы извиниться, просто ускользала, выбирала маршруты подальше от этого поехавшего совёнка-очкарика. Вот и в этот раз она нарочно задержалась в кабинете, чтобы все схлынули, чтобы даже Юрик, потоптавшись у выхода, свалил и растаял в толпе.
***
Следующим стояла биология. Когда Софа шла в школу в Чернове в первый раз – боялась, что биологичка чем-то, хоть чем-то напомнит Алину. Не хотелось привязываться тут ни к чему; не хотелось даже случайных совпадений. Но оказалось, бояться нечего: биологичка здешняя была младшей сестрой Ираиды Олеговны. Маленькая летучая мышь. Едкая, хитрая, токсичная – и ничего больше.
Софка вошла в кабинет, нацелившись переждать урок на задней парте. Не вышло. Мышь-младшая запланировала самостоятельную в печатных тетрадях. У Софки такой тетради не было; она даже маме не сказала, что тетрадь нужна. Решила, что перекантуется как-нибудь. Слишком много чести для этой мыши – покупать тетрадь на три месяца. Тем более, самостоятельных в тетради до сих пор не было. Софка уже расслабилась, решила, что так и доберётся до конца года. Но биологичка встала на дыбы:
– Нет тетради – нечего тут делать.
– Я могу подсесть к кому-то, – возразила Софа.
– Нет тетради – нечего тут де…
– Могу обычной тетради сделать задание, – перебила Софка, прекрасно понимая, что правда на её стороне – в конце концов, даже в книжном этой тетради не было в середине года! Можно было поспорить. Можно было отправиться к классной или даже к завучу. Но сил драться не было. Софка, как всегда, быстро почувствовала себя пустой, выпотрошенной в этих чужих, серых стенах.
– Покинуть помещение, Кораблёва!
Софа пожала плечами, подхватила рюкзак за лямку и пошла к выходу. Кто-то присвистнул вслед. Может, она неправа, надо было остаться? Может, эта тётка с рыжими волосами ругается только для проформы, на понт берёт?..
Да ну её.
Софка хлопнула дверью. Плутая мрачными коридорами, выбралась к подножию лестницы. На стене висело огромное расписание. Софа попыталась отыскать «11Б», но потерялась в мельтешении букв, групп и факультативов.
– Да ну его!
Махнула рукой, юркнула в раздевалку, сдёрнула свою куртку и направилась к входным дверям. Всё тут было не как у людей: воняло тряпками из туалета, пол был грязным, раздевалка – тесной, из-за решёток похожей на тюрьму. Входные двери – огромными, стеклянными, как пустые глазницы.
– Эй! Девочка! Ты куда?
Софа закатила глаза, жалея, что не поторопилась и не сбежала, пока никто не заметил.
– Ты куда?
– Домой. Живот болит, – буркнула она, стараясь не встречаться глазами с ещё одной рыжекудрой тёткой. Сестра биологички, что ли?
– Тебя медсестра отпустила?
– Классный руководитель, – выпалила Софа, дёргая тяжёлую дверь. – Мне очень плохо. Правда.
– Ты из какого класса? – крикнула тётка, но Софка уже выскользнула на улицу. Да, завтра придётся расплачиваться. А может, даже сегодня – когда её отсутствие вычислят, и классная позвонит маме. Дуболом, конечно, затянет: второй месяц в школе, а уже выгнали с урока, сбежала с остальных, обманула эту рыжую…
Софка тоскливо мотнула головой. Что ж за жизнь-то такая. Да ещё день рождения.
А ведь могла бы быть сейчас дома. У себя дома. В своей школе.
Софке стало жалко себя до слёз. Всё вокруг подёрнулось дымкой. Из ближайшего ларька донеслась знакомая мелодия, и Софа пошла на неё, волоча ноги, не представляя, как будет жить дальше – в этой серой и сырой, душащей всё мути. Три месяца. Три месяца… Как это долго, как это невероятно далеко.
Мама говорила, что моменты уныния неизбежны, и они проходят. Но знакомая мелодия говорила другое – это оказалась фонограмма сплиновского «Выхода нет».
– Ключ поверни, и полетели, – пробормотала Софа, всмотрелась сквозь слёзы в ларёк и поняла, что это не ларёк вовсе, а вход в кафе «Минутка».
«Злачное место», – со злым удовлетворением подумала она, толкнула дверь и вошла внутрь. В лоб тут же стукнулась тупая зимняя муха, в нос ударил запах лапши.
– Супер, – горько проговорила Софа. – Просто супер.
Села на красный диванчик, кулаком вытерла нос. Подошла официантка – девушка в кожаной юбке и несвежей блузке. Спросила, жуя жвачку:
– Что вам?
– А что есть?
Официантка хлопнула на стол картонку с меню. Софа немного обалдела от обилия алкоголя, с трудом отыскала съестное; блинчики с ветчиной и сыром, как вы затесались в компанию фисташек и рыбы?..
Попросила нависшую официантку:
– Блинчики с ветчиной и сыром. И чай.
– Чая нет. Минералка.
