больше, чем о своем отце, забывает о бедствиях Иудеи и любуется красотой
иноверца? Но я вырву эту слабость из своего сердца, хотя бы оно разодралось
на куски и истекло кровью!»
Она плотнее закуталась в покрывало и, отвернувшись от постели раненого рыцаря, села к нему спиной, укрепляя (или по крайней мере стараясь укрепить) свой дух не только против внешних зол, но и против тех предательских
чувств, которые бушевали в ней самой.
ГЛАВА XXX
Взгляни на ложе смертное его.
Совсем не так, на крыльях слез и вздохов.
Безгрешная душа взлетает ввысь,
Как жаворонок, что взмывает к небу
На утренней росе, под ветерком, —
Ансельм иначе умирает.
В. Скотт. Старинная пьеса
о время затишья, которое наступило после первого успеха нападающих, пока одна партия укреплялась на завоеванных позициях, а вторая готовилась к обороне, храмовник и Морис де Браси сошлись в большом зале замка.
— Где Фрон де Беф? — спросил де Браси, который
ведал обороной замка с противоположной стороны. —
Правду ли говорят, будто он убит?
— Нет, жив, — отвечал храмовник хладнокровно, — жив пока; но, будь
на его плечах та же бычья голова, что нарисована у него на щите, и будь она за-кована хоть в десять слоев железа, ему бы все-таки не удалось устоять против
этой роковой секиры. Еще несколько часов, и Фрон де Беф отправится к пра-отцам. Мощного соратника лишился в его лице принц Джон.
— Зато сатане большая прибыль, — заметил де Браси. — Вот что значит
кощунствовать над ангелами и святыми угодниками и приказывать валить
их изображения и статуи на головы этим мерзавцам йоменам!
— Ну и глуп же ты! — сказал храмовник. — Твое суеверие равно безбо-жию Реджинальда Фрон де Бефа. Оба вы одинаково безрассудны: один —
в своей вере, другой — в своем неверии.
302
айвенго
— Benedicite, сэр рыцарь! — сказал де Браси. — Прошу, не давай воли
своему языку. Клянусь Царицей Небесной, я лучший христианин, чем ты
и члены твоего братства. Недаром поговаривают, что в лоне святейшего ордена рыцарей Сионского Храма водится немало еретиков, и сэр Бриан де
Буагильбер из их числа.
— Теперь нам не до молвы, — сказал храмовник, — подумаем лучше о том, как бы нам отстоять замок… Ну, что ты скажешь об этих подлых йоменах, как
они дерутся на твоей стороне замка?
— Дерутся как сущие дьяволы, — отвечал де Браси. — Великое множество их подступило к стенам под предводительством чуть ли не того самого
плута, который выиграл приз в стрельбе из лука, — я узнал его рог и перевязь.
Вот результат хваленой политики старого Фиц-Урса — ведь это он подзадо-ривал этих проклятых рабов бунтовать против нас. Если бы на мне не было
непробиваемой брони, этот негодяй семь раз подстрелил бы меня так же хладнокровно, как матерого оленя. В каждую спайку моего панциря он попадал
длиннейшей стрелой. Не носи я под панцирем испанской кольчуги, мне бы
несдобровать.
— Но вы все-таки удержали за собой позицию? — спросил храмовник. —
Мы свою башню потеряли.
— Это серьезная потеря! — сказал де Браси. — Под прикрытием этой
башни негодяи могут подступить к замку гораздо ближе. Если не смотреть
за ними в оба, того и гляди они проберутся в какой-нибудь незащищенный
угол или в забытое окошко и застанут нас врасплох. Нас так мало, что нет возможности оборонять каждый пункт. Люди и без того жалуются, что чуть только высунешься из-за стены, сейчас на тебя посыплется столько стрел, сколько не попадает в приходскую мишень под праздник. Вот и Фрон де Беф при
смерти; стало быть, нечего ждать помощи от его бычьей головы и звериной
силы. Как вы полагаете, сэр Бриан, не договориться ли нам в силу необходимости с этими мерзавцами, выдав им пленников?
— Что? — воскликнул храмовник. — Выдать наших пленников и стать
всеобщим посмешищем? Какие доблестные вояки: сумели ночной порой
напасть на беззащитных проезжих и взять их в плен, а среди бела дня не сумели защитить крепкий замок против скопища каких-то бродяг и воров под
предводительством шутов да свинопасов! Стыдись подавать подобные советы, Морис де Браси. Пусть этот замок обрушится на меня и похоронит мое
тело и мой позор, прежде чем я соглашусь на такую низкую и бесславную
сделку.
— Ну что же, пойдем защищать стены, — молвил де Браси беспечно. —
Еще не родился тот человек, будь он хоть турок или храмовник, который
бы меньше меня ценил жизнь. Но, надеюсь, нет ничего позорного в том, что мне хотелось бы иметь теперь под рукой человек сорок бойцов из моей
храброй дружины. О мои бравые копьеносцы! Если бы вы знали, как туго
приходится сегодня вашему начальнику, то я бы скоро увидел свое знамя
глава xxx
303
над вашими пиками! И тогда мы мигом бы справились с этими подлыми
бунтовщиками!
— Мечтать можешь о чем угодно, — сказал храмовник, — но подумай, как бы получше наладить оборону с теми воинами, которые у нас налицо. Это
большей частью слуги барона Фрон де Бефа, заслужившие ненависть местного
населения тысячью дерзких поступков.
— Тем лучше, — сказал де Браси, — значит, эти рабы будут защищаться
до последней капли крови, лишь бы ускользнуть от мщения крестьян. Идем
же и будем драться, Бриан де Буагильбер. Останусь ли я жив или умру — увидишь, что сегодня поведение Мориса де Браси будет достойно родовитого
и благородного дворянина.
— По местам! — воскликнул храмовник.
И оба пошли на стены, чтобы сделать все возможное для обороны крепости. Они оба считали, что наиболее опасным пунктом были ворота напротив
той передовой башни, которой успел овладеть неприятель. Правда, эта башня
отделялась от самого замка глубоким рвом, наполненным водой, и осаждающим нельзя было иначе подступиться к стенам и атаковать ворота, как преодолев это препятствие. Тем не менее и храмовник, и де Браси полагали, что
если осаждающие будут действовать по тому плану, который уже обнаружил
их предводитель, то они при помощи отчаянного натиска постараются привлечь к этому пункту главные силы защитников замка, а тем временем примут
все меры, чтобы использовать малейшую оплошность обороняющихся в других местах. Ввиду малочисленности защитников замка рыцари могли только
расставить по всем стенам часовых, чтобы они в случае неожиданного нападения немедленно подняли тревогу. Было решено, что де Браси займется обороной ворот против передовой башни, а храмовник наберет человек двадцать
в резерв, готовых защитить любое место замка, которое окажется под угрозой
нападения.
Утрата передовой башни ухудшила положение осажденных еще и потому, что, хотя стены замка были гораздо выше этой башни, осажденные не могли, как прежде, определить движение неприятеля. Разбросанные по лугу деревья
и кустарники так близко подходили к боковым воротам башни, что осаждающие имели возможность незаметно для противника провести туда сколько
угодно людей. Поэтому де Браси и храмовник не могли предугадать, где именно развернется главное наступление, и их воины, несмотря на свою отвагу, все
время находились под гнетом тревожной неизвестности, как всегда бывает, когда люди, окруженные врагами, не знают ни времени нападения, ни способов атаки, подготавливаемой неприятелем.
Между тем властелин осажденного замка лежал на смертном одре, испытывая телесные и душевные муки. У него не было обычного утешения всех
ханжей того суеверного времени, надеявшихся заслужить прощение и искупить свои грехи щедрыми пожертвованиями на церковь и этим способом при-тупить свой страх. И хотя купленное таким путем успокоение было не более
304
айвенго
похоже на душевный мир, следующий за искренним раскаянием, чем сонное