я возмещу себе утрату всех блестящих надежд, ради которых я пошел на такой
риск? Вдобавок будут смеяться принц Джон и его веселые приспешники. Но я
чувствую, что не гожусь для взятой на себя роли. Не могу равнодушно смотреть
на это прелестное лицо, искаженное страданием, на чудесные глаза, утопающие
в слезах. Уж лучше бы она продолжала держаться все так же высокомерно, или
я имел бы побольше той выдержки и жестокости, что у барона Фрон де Бефа».
Волнуемый этими мыслями, он только пытался утешить Ровену уверения-ми, что пока еще нет никаких оснований для такого отчаяния. Но эти речи
внезапно были прерваны громкими звуками охотничьего рога, в ту же минуту
глава xxiii
233
встревожившими и других обитателей замка, помешав им выполнить их различные корыстные или распутные планы. Де Браси пришлось покинуть красавицу и поспешить в общий зал. Впрочем, он едва ли сожалел об этом, так как его
беседа с леди Ровеной приняла такой оборот, что ему было одинаково трудно
как продолжать настаивать на своем, так и отказаться от своих намерений.
Здесь мы считаем не лишним оговориться и привести доводы более серьезные, нежели сцепление чисто романических событий, в подтверждение того, что представленное нами печальное состояние нравов того времени нимало
не преувеличено нами. Прискорбно думать, что храбрые бароны, боровшиеся
из-за английских вольностей с представителями коронной власти, те самые
бароны, которым мы обязаны существованием этих вольностей, были сами по
себе жесточайшими притеснителями и запятнали себя такими крайностями
деспотизма, которые были противны не только английским законам, но и велениям самой природы и простого человеколюбия. Но, увы, стоит нам привести хоть одну из многочисленных страниц труда нашего известного историка
Генри, собравшего столько ценного материала из летописей тогдашнего времени, чтобы доказать, что трудно выдумать что-либо мрачнее и ужаснее того, что тогда творилось в действительности.
«Саксонская хроника» описывает, какие жестокости учиняли в царствование короля Стефана важные бароны и владельцы замков, которые были все
сплошь норманны; это описание служит разительным доказательством того, на какие неистовства были они способны, когда разжигались их буйные страсти: «Они жестоко угнетали бедняков, заставляя строить себе замки; а когда
замки были готовы, они наполняли их порочными людьми, скорее дьявола-ми, которые хватали без разбора мужчин и женщин, в случае если подозревали, что у них есть деньги, ввергали в темницы и подвергали мучениям более
лютым, чем те, которые претерпевали святые мученики. Одних они душили, забивая им рот грязью, других вешали за ноги, или за голову, или за большие
пальцы, а под ними разводили огонь. Иным обвязывали головы веревками
с узлами и затягивали узлы, пока не лопались черепа; других бросали в подземелья, кишевшие змеями и жабами…»
Но мы не будем терзать читателя дальнейшими описаниями этих страшных дел.
Другим, пожалуй, наиболее сильным, примером того, каковы были горь-кие плоды завоевания, является следующий исторический факт. Принцесса
Матильда 1, дочь шотландского короля, а впоследствии английская королева, племянница Эдгара Этлинга и мать императрицы германской, следовательно, дочь, супруга и мать коронованных особ, воспитываясь в Англии, принуждена была в ранней молодости постричься в монахини, так как это было для
нее единственным средством спастись от распутных преследований норманн-1 Матильда — английская королева (1141–1153). Во время ее правления в Англии царила длительная феодальная анархия.
234
айвенго
ских дворян. Таково было единственное объяснение, данное ею этому поступку
на великом собрании английского духовенства, когда она призвана была зая-вить, по какой причине приняла монашеский сан. Духовенство признало правильность этой меры, а также и настоятельность причин, ее вызвавших, дав, таким образом, несомненное и убедительное подтверждение того, что в то время
существовала столь значительная распущенность нравов. Духовенство так и выразилось в своем постановлении: всем известно, что после завоевания Англии
королем Вильгельмом его норманнские витязи, возгордившись столь великой
победой, не признавали никаких законов, исключая своей злой воли, и не только отняли у завоеванных саксов все их земельные угодья и имущество, но пося-гали на честь их жен и дочерей с самой необузданной наглостью; а потому в то
время и вошло в обычай, что женщины и девицы благородных фамилий постри-гались в монахини, ища защиты в стенах монастырских не по призванию, но
единственно ради спасения своей чести от необузданного распутства мужчин.
Таковы были развращенность и падение тогдашних нравов, по единодуш-ному свидетельству собравшегося духовенства, как рассказывает летописец
Идмер. Считаем излишним приводить дальнейшие доказательства правдопо-добности описанных сцен, а также и тех, которые встретятся дальше, хотя мы
приняли за основание своего рассказа только те факты, которые передает нам
менее достоверная саксонская рукопись.
ГЛАВА XXIV
Как лев, я покорю свою невесту.
Дж. Хоум. Дуглас: трагедия 1
то самое время, пока описанные нами сцены происходили
в различных частях замка, еврейка Ревекка ожидала решения своей участи, запертая в дальней уединенной башне.
Сюда привели ее двое замаскированных слуг и втолкнули в маленькую комнату, где она очутилась лицом к лицу
со старой колдуньей, которая, сидя за пряжей, мурлыка-ла себе под нос саксонскую песню в такт своему веретену, танцевавшему по полу. При входе Ревекки старуха подняла голову и уставилась
на красивую еврейку с той злобной завистью, с какой старость и безобразие, со-четающиеся с болезненным состоянием, взирают на юность и красоту.
— Убирайся прочь отсюда, старый сверчок! — сказал один из спутников
Ревекки. — Так приказал наш благородный хозяин. Освободи эту комнату
для красотки.
— Да, — проворчала старуха, — вот как нынче награждают за службу.
Было время, когда одного моего слова было достаточно, чтобы лучшего из воинов ссадить с седла и прогнать со службы. А теперь мне приходится убираться
по приказу такого, как ты, первого попавшегося слуги!
— Нечего разговаривать, Урфрида, — сказал другой, — уходи, вот и все.
Приказы господина надо исполнять быстро. Были и у тебя светлые деньки, 1 Джон Хоум (1722–1808) — шотландский писатель, драматург, поэт. Член Эдин-бургского королевского общества.
236
айвенго
а теперь твое солнце закатилось. Ты теперь все равно что старая боевая лошадь, пущенная пастись на голый вереск. Хорошо скакала ты когда-то, а нынче хоть рысцой труси, а и то ладно. Ну-ну, пошевеливайся!
— Да преследуют вас всегда дурные предзнаменования! Оба вы нечестивые собаки, — сказала старуха, — и схоронят вас на псарне. Пусть демон Зернобок разорвет меня на куски, если я уйду из своей собственной комнаты, прежде чем допряду эту пряжу!
— Сама скажи об этом хозяину, старая ведьма, — отвечал слуга и ушел
вместе со своим товарищем, оставив Ревекку наедине со старухой, которой
поневоле навязали ее общество.
— Какие еще бесовские дела они затеяли? — говорила старуха, бормоча
себе под нос и злыми глазами поглядывая искоса на Ревекку. — Догадаться
нетрудно: красивые глазки, черные кудри, кожа — как белая бумага, пока монах не наследил по ней своим черным снадобьем… Да, легко угадать, зачем
ее привели в эту одинокую башню: отсюда не услышишь никакого крика, все
равно как из-под земли. Тут по соседству с тобой живут одни совы, моя красавица. На твои крики обратят внимания не больше, чем на их. Чужестранка, кажется, — продолжала она, взглянув на костюм Ревекки. — Из какой страны? Сарацинка или египтянка? Что же ты не отвечаешь? Коли умеешь плакать, небось умеешь и говорить.
