так дорог закон Моисеев, что ты готова умереть за него?

— Это закон отцов моих, — отвечала Ревекка, — он снизошел на землю при громе и молнии на вершине горы Синай из огненной тучи. Если вы

христиане, то и вы этому верите. Но, по-вашему, этот закон сменился новым, а мои наставники учили меня не так.

— Пусть наш капеллан выступит вперед, — сказал Бомануар, — и внушит

этой нечестивой упрямице…

— Простите, если я вас прерву, — кротко промолвила Ревекка, — но я девушка и не умею вести религиозные споры. Однако я сумею умереть за свою

веру, если на то будет воля Божия. Прошу вас ответить на мою просьбу о на-значении суда Божьего.

— Подайте мне ее перчатку, — сказал Бомануар. — Вот поистине слабый

и малый залог столь важного дела, — продолжал он, глядя на тонкую ткань

маленькой перчатки. — Видишь, Ревекка, как непрочна и мала твоя перчатка

по сравнению с нашими тяжелыми стальными рукавицами, — таково и твое

дело по сравнению с делом Сионского Храма, ибо вызов брошен всему нашему ордену.

— Положите на ту же чашу весов мою невиновность, — отвечала Ревекка, — и шелковая перчатка перетянет железную рукавицу.

— Стало быть, ты отказываешься признать свою вину и все-таки повторяешь свой смелый вызов?

— Повторяю, благородный сэр, — отвечала Ревекка.

— Ну, да будет так, во имя Божие, — сказал гроссмейстер, — и пускай

Господь обнаружит истину!

— Аминь! — произнесли все прецепторы, а за ними и все собрание хором

повторило то же слово.

— Братия, — сказал Бомануар, — вам известно, что мы имели полное

право отказать этой женщине в испытании Божьим судом, но хоть она и еврейка и некрещеная, все-таки она существо одинокое и беззащитное. Она

прибегла к покровительству наших мягких законов, и мы не можем ответить

ей отказом. Кроме того, мы не только духовные лица, но рыцари и воины, а потому для нас было бы позорно уклоняться от поединка. Следовательно, дело обстоит так: Ревекка, дочь Исаака из Йорка, на основании многочисленных веских улик обвиняется в том, что околдовала одного из благородных рыцарей нашего ордена, а в оправдание свое вызвала нас на бой —

по суду Божию. Как, по-вашему, преподобные братья, кому следует вручить

этот залог, назначив его в то же время защитником нашей стороны в предстоящей битве?

глава xxxviii

395

— Бриану де Буагильберу, — сказал прецептор Гудольрик, — тем более

что ему лучше всех известно, на чьей стороне правда.

— Однако, — сказал гроссмейстер, — как же быть, если наш брат Бриан

все еще находится под влиянием чар или талисмана? Впрочем, мы сделали эту

оговорку лишь ради предосторожности, ибо ничьей доблестной руке из всего

нашего ордена не доверили бы мы с большей готовностью как это, так и любое

другое важное дело.

— Преподобный отец, — отвечал прецептор Гудольрик, — никакой талисман не в силах одолеть рыцаря, который выступает на бой за правое дело

на Божьем суде.

— Ты рассудил правильно, брат, — согласился гроссмейстер. — Альберт

Мальвуазен, вручи этот залог Бриану де Буагильберу. Тебе, брат Бриан, пору-чаем мы это дело, дабы ты мужественно вступил в бой, не сомневаясь в том, что победа достанется правому. А тебе, Ревекка, мы даем два дня сроку, чтобы

найти себе защитника.

— Не много же вы даете мне времени, — сказала Ревекка. — Я чужестран-ка и не вашей веры, так что нелегко мне будет найти человека, который риск-нул бы своей жизнью и честью ради меня, да еще в бою против рыцаря, слыву-щего знаменитым бойцом.

— Более мы не можем откладывать, — отвечал гроссмейстер, — битва

должна состояться в нашем присутствии, а важные дела заставляют нас отбыть отсюда не позже как через три дня.

— Да будет воля Божья, — молвила Ревекка. — Возлагаю на него все мое

упование — у Господа одно мгновение имеет такую же силу, как целый век.

— Это ты хорошо сказала, девица, — заметил гроссмейстер, — но нам отлично известно, кто умеет принимать на себя ангельский образ. Значит, остается лишь назначить место, приличное для битвы, а также, если понадобится, то и для казни. Где прецептор здешней обители?

Альберт Мальвуазен, все еще державший в руке перчатку Ревекки, стоял

возле Буагильбера и что-то горячо ему доказывал вполголоса.

— Как, — сказал гроссмейстер, — он не хочет принимать залог?

— Нет, он хочет, он принял залог, высокопреподобный отец, — отвечал

Мальвуазен, проворно сунув перчатку под свою мантию. — Что же касается

места для поединка, то, по моему мнению, для этой цели всего пригоднее ристалище святого Георгия, близ нашей прецептории.

— Хорошо, — сказал гроссмейстер. — Ревекка, на это ристалище ты

должна представить своего защитника. Если же ты не исполнишь этого или

если твой защитник будет побежден на суде Божьем, ты умрешь, как колдунья, согласно приговору. Пусть наш суд и решение будут записаны и это решение

прочитано во всеуслышание, дабы никто не мог отговориться незнанием нашего постановления.

Один из капелланов, исправлявших должность писцов, внес протокол

заседания в огромную книгу, куда записывались все деяния рыцарей Храма,

396

айвенго

собиравшиеся ради подобных целей. Когда он кончил, другой капеллан громко прочитал вслух приговор гроссмейстера, который в переводе с норманно-французского языка звучит следующим образом:

«Ревекка, еврейка, дочь Исаака из Йорка, будучи обличаема в колдовстве, обольщении и иных пагубных деяниях против одного из рыцарей святейшего

ордена Сионского Храма, не признала себя виновной; она утверждает, что свидетельские показания, в сей день данные против нее, лживы, злостны и недо-бросовестны. Посредством законного отвода собственной особы как непригод-ной для ратного дела она предлагает выставить себе защитника, дабы решить

дело Божьим судом, и ручается, что оный ее защитник сразится за нее по всем

правилам истинных рыцарских законов и обычаев, в чем представила свой залог, приняв на себя ответственность за все расходы и убытки. Оный залог ее

вручен благородному дворянину и рыцарю Бриану де Буагильберу, члену святого ордена Храма, и рыцарь этот должен биться в помянутом поединке от имени своего ордена и ради собственной защиты, так как лично пострадал от пор-чи и вредоносных волхвований жалобщицы. А посему высокопреподобный

отец и могущественный господин Лука, маркиз Бомануар, изволил удовлетворить означенное прошение и согласиться на замещение ее личности посредством полномочного заступника и назначил поединок на третий день от сего дня, а местом оного избрал ристалище в ограде святого Георгия, близ прецептории

Темплстоу. Сверх того, гроссмейстер повелевает жалобщице явиться на поединок в лице своего заступника, в противном же случае она подвергнется казни, установленной законом за колдовство и волхвования. Равно повелевает он

явиться в назначенный срок на ристалище и защитнику ордена, угрожая провозгласить его в противном случае подлым предателем. При сем оный благородный лорд и высокопреподобный отец назначил помянутой битве состояться

в его личном присутствии, с соблюдением всех правил и обычаев, пристойных

для настоящего случая. И да поможет Бог правому делу».

— Аминь! — произнес гроссмейстер, а за ним повторили все присутствующие.

Ревекка ничего не сказала, но, сложив руки, устремила глаза к небу. Потом

скромно напомнила гроссмейстеру, что следует дозволить ей снестись со своими друзьями, чтобы известить их о том положении, в котором она находится, и просить их отыскать защитника, который может за нее сразиться.

— Это законно и справедливо, — сказал гроссмейстер, — Избери сама

посыльного, которому могла бы довериться, и мы дозволим ему свободный

доступ в ту келью, где ты содержишься.

— Нет ли здесь кого-нибудь, — сказала Ревекка, — кто из любви к справедливости или за щедрое вознаграждение согласился бы исполнить поручение несчастной девушки, находящейся в бедственном положении?