— Откуда вам известно, что я там был? — спросил К.

— Да я сидел в приемной, когда вы проходили.

— Какое совпадение! — воскликнул К. Его настолько это поразило, что он совсем забыл, каким нелепым ему показался коммерсант сначала. —

Значит, вы меня видели! Вы были в приемной, когда я проходил! Да, один раз

я там проходил.

— Не такое уж это совпадение, — сказал коммерсант, — я туда хожу почти

каждый день.

— Наверно, и мне придется бывать почаще, — сказал К. — Только вряд

ли меня примут с таким почетом, как в тот раз. Все передо мной встали — наверно, решили, что я судья.

— Нет, — сказал коммерсант, — мы приветствовали служителя суда.

Мы уже знали, что вы обвиняемый. Такие сведения распространяются моментально.

— Значит, вы все знали, — сказал К. — Но тогда вам, может быть, показалось, что я вел себя слишком высокомерно? Был об этом разговор?

— Нет, — сказал коммерсант, — напротив. Впрочем, все это глупости.

— Как это глупости? — переспросил К.

— Ну зачем вы меня выспрашиваете? — раздраженно сказал коммерсант. — Людей этих вы, по-видимому, не знаете и можете все неправильно

истолковать. Примите только во внимание, что при данных обстоятельствах в разговорах всплывают такие вещи, которых разумом никак не понять.

Человек устает, голова забита другими мыслями, вот и начинаются всякие суеверия. Я говорю о других, но и сам я ничуть не лучше. Например, есть такое

суеверие, будто по лицу обвиняемого, особенно по рисунку его губ, видно, чем кончится его процесс. И эти люди утверждали, что, судя по вашим губам, вам вскоре вынесут приговор. Повторяю, это смешное суеверие, и по большей части факты говорят против него, но, когда вращаешься среди тех людей, трудно противостоять предрассудкам. И подумайте, до чего сильно это суеверие! Помните, как вы заговорили с одним из них? Он вам даже ответить не

мог. Конечно, там все может сбить человека с толку, но его особенно поразили

134

ф. кафка

ваши губы. Потом он рассказывал, что по вашим губам он прочел не только

ваш, но и свой приговор.

— По моим губам? — спросил К., вынул карманное зеркальце и по-смотрелся в него. — Ничего особенного в своих губах я не вижу. А вы?

— И я тоже, — сказал коммерсант, — абсолютно ничего!

— До чего же эти люди суеверны! — воскликнул К.

— А что я вам говорю? — сказал коммерсант.

— Неужели они так часто встречаются и делятся всеми своими мыслями? — спросил К. — А я до сих пор держался совсем особняком.

— Не так уж они часто встречаются, — сказал коммерсант, — да это и невозможно, слишком их много. Да и общих интересов у них мало. Иногда

какая-нибудь группа начинает верить, что у них общие интересы, но вскоре

оказывается, что это ошибка. В этом суде коллективно ничего не добьешься.

Каждый случай изучается отдельно, этот суд работает весьма тщательно.

Скопом тут ничего не добиться. Лишь единицы втайне иногда чего-то могут

достигнуть; только потом об этом узнают остальные, но, как оно случилось, никому не известно. Словом, ничего общего у этих людей нет. Правда, иногда

они встречаются в приемных, но там особенно не поговоришь. А все эти суеверия завелись исстари, и множатся они сами по себе.

— Видел я этих людей в приемной, — сказал К., — и мне их ожидание показалось совсем бесполезным.

— Нет, ожидание не бесполезно, — сказал коммерсант, — бесполезны

только попытки самому вмешаться. Я вам уже говорил, что кроме этого адвоката у меня их еще пять. Кажется — и мне самому вначале так казалось, — что

можно было бы всецело передать дело в их руки. Но это было бы совершенно

неправильно. Сейчас мне еще труднее передать им все, чем если бы у меня был

один адвокат. Вам это, конечно, непонятно?

— Непонятно, — сказал К., и, словно пытаясь успокоить коммерсанта, остановить его слишком быструю речь, он накрыл его руку своей рукой. —

Я только хочу вас попросить: говорите немного медленнее, ведь это все для

меня страшно важно, а так я не успеваю за вами следить.

— Хорошо, что вы мне напомнили, — сказал коммерсант. — Ведь вы но-вичок, младенец. Вашему процессу всего-то полгода. Слышал, слышал. Такой

молодой процесс! А я уже передумал обо всем тысячи раз, для меня нет на свете ничего понятнее.

— И наверно, вы рады, что ваш процесс уже так далеко зашел? — спросил К. Ему не хотелось прямо задать вопрос, как обстоят дела у коммерсанта.

Но и прямого ответа он не получил.

— Да вот уже пять лет, как я тяну свой процесс, — сказал коммерсант

и опустил голову. — Это немалое достижение.

И он замолчал. К. прислушался, не идет ли Лени. С одной стороны, ему

не хотелось, чтобы она пришла, потому что ему еще надо было о многом рас-спросить коммерсанта, не хотелось ему, чтобы Лени застала их за дружеским

процесс

135

разговором, а с другой стороны, он злился, что, несмотря на его присутствие, Лени так долго торчит у адвоката, куда дольше, чем нужно, чтобы накормить

его супом.

— Я хорошо помню то время, — снова заговорил коммерсант, и К. весь

обратился в слух, — когда мой процесс был примерно в таком же возрасте, как

сейчас ваш. Тогда меня обслуживал только этот адвокат, но я им был не очень

доволен.

«Вот сейчас я все узнаю», — подумал К. и оживленно закивал головой, словно вызывая этим коммерсанта на полную откровенность в самом важном

вопросе.

— Мой процесс, — продолжал коммерсант, — не двигался с места.

Правда, велось следствие, я бывал на всех допросах, собирал материал, представил в суд все свои конторские книги, что, как я потом узнал, было совершенно излишне, все время бегал к адвокату, он тоже подавал многочисленные

ходатайства…

— Как? Многочисленные ходатайства? — переспросил К.

— Ну конечно, — сказал коммерсант.

— Для меня это чрезвычайно важно, — сказал К., — ведь по моему делу

он все еще составляет первое ходатайство. Он ничего не сделал. Теперь я вижу, как безобразно он запустил мои дела.

— То, что бумага еще не готова, может быть, вызвано всякими уважитель-ными причинами, — сказал коммерсант. — Да и, кроме того, впоследствии

выяснилось, что для меня все эти ходатайства были совершенно бесполезны.

Одно я даже прочел — мне его любезно предоставил один из служащих в суде.

Правда, составлено оно было по-ученому, но, в сущности, без всякого смысла.

Прежде всего — уйма латыни, в которой я не разбираюсь, потом — целые

страницы общих фраз по адресу суда, потом — лестные слова об отдельных

чиновниках — он их, правда, не называл по имени, но каждый посвященный

легко догадывался, о ком шла речь, — затем самовосхваление, причем тут адвокат подлизывался к суду хуже собаки, и, наконец, исследования всяких судебных процессов прошлых лет, якобы схожих с моим делом. Слов нет, эти

исследования, насколько я мог понять, были проведены очень тщательно.

Но я ни в коем случае не хочу в чем бы то ни было осуждать адвоката за его работу. К тому же та бумага, которую я прочитал, только одна из многих, во всяком случае — и это я должен оговорить сейчас же, — никакого продвижения

в моем процессе я тогда не видел.

— А как вы представляете себе это продвижение? — спросил К.

— Ваш вопрос вполне разумен, — с улыбкой сказал коммерсант. —

Эти дела очень редко двигаются с места. Но тогда я этого еще не знал.

Ведь я коммерсант — прежде я еще больше занимался коммерцией, чем сейчас, — и мне хотелось видеть ощутимые результаты, дело должно было двигаться к концу или по крайней мере достигнуть какого-то развития. А вместо

этого шли бесконечные допросы, почти всегда одного и того же содержания;

136

ф. кафка

ответы на них я выучил наизусть, как молитву; но несколько раз в неделю

ко мне являлись посыльные из суда — и в контору и домой, всюду, где могли меня застать; конечно, это очень мне мешало (теперь по крайней мере