— И сколько их тут?

— Все. Когда мы их нашли, они уже были… Несвежими. У меня нет крематория, чтобы их сжечь, и лишних людей, чтобы копать такую большую могилу.

— Что с ними случилось?

— Они умерли.

— Я догадался.

— Похоже, что застрелили друг друга. Аккуратно, по очереди. Тела лежали очень компактно. Мы собрали оружие, оно никогда не лишнее, остальное осталось при них.

— А груз?

— Пойдём.

Кузов этой машины похож внутри на железнодорожный вагон без окон. И без дверей. И без полок. Проход посередине, остальное пространство заполнено прямоугольными горизонтальными ячейками. Каждая закрыта прозрачной дверцей, и за каждой дверцей — детская макушка. Ячейки небольшие, дети маленькие. Я было дёргаюсь вытащить ближайшего, но вижу, что он подключён шлангами, проводам и трубками к какой-то сложной системе жизнеобеспечения. Все это тихо гудит и, похоже, функционирует штатно. Пожалуй, лучше не трогать, не разобравшись.

— Вот-вот, — заметила наблюдающая за мной Костявая. — Я тоже решила не лезть. Даже если бы знала, как их отключить, что мне делать с такой кучей младенцев?

— Это не совсем младенцы, — говорю я задумчиво, проверяя пульс на шее. — Скорее годовалые.

Пульс в норме, температура тоже. Обтираю о штаны руку, которая теперь вся в чёрном экссудате. Им пропиталась подушка и матрасик под ней, волосы снизу влажные.

— Как по мне, один хрен. Нянчиться некому. Эта штука, вроде, работает, — она обвела рукой набитый оборудованием кузов, — но я понятия не имею, что с ними делать дальше. Их же тут сотни!

— Сто сорок, если все ячейки заняты, — уточнил я, сосчитав.

— Не придирайся! В общем, забирай их отсюда.

— Как?

— Машина на ходу. Если тебе некого посадить за руль, я найду водителя. Двигай в город, пусть их вернут туда, откуда взяли. Дети — большая ценность в пустошах, но сейчас не детское время. Я всё время боюсь, что на нас кто-нибудь наткнётся и решит, что ему нужен такой приз, а у меня бойцов полторы калеки.

— Костлявая, у меня нет ни одной идеи, что с ними делать. Они подключены весьма плотно, нельзя просто выдернуть трубки и устроить ясли-сад. Скорее всего, это их убьёт.

— У меня тем более, — пожимает она плечами. — Но где-то в городе есть место, где их подключили. Там, наверное, знают, как их отключить. Напиши своему брату, пусть пороется в сети.

— Не могу. Подключаться стало очень опасно. Особенно для тех, у кого импланты.

— Уверен?

— Спроси у тех ребят в холодильнике.

— Значит, хорошо, что я первым делом вырубила их ретранслятор. Боялась, что нас по нему найдут. У меня есть несколько имплантированных, не хотелось бы чтобы они слетели с катушек и начали палить друг в друга.

— Так клановые все же имплантируются?

— Да, чёрт побери. Это типа большая тайна, хотя все знают. Впрочем, какая уже разница, всё равно как раньше уже не будет…

— О, что я слышу!

— Да, проклятый мелкий прем, ты выиграл. Можешь меня трахнуть, или что ты там собирался сделать. Я всегда отдаю долги.

— Не та обстановка, — хмыкнул я. — Приберегу пока своё желание. Но не забуду о нём, не надейся.

— Не сомневаюсь, ты для своего возраста редкий зануда.

На улице нас окружили дети. Чёрные дорожки слез под синими глазами, и диссонансом к ним — улыбающиеся рты.

— Спасибо! — говорят они мне нестройным хором.

— За что, детишки? — я непроизвольно улыбаюсь им в ответ.

— За то, что разрешил Нагме!

— Что разрешил?

— Доиграть игру!

— Какую игру?

Но они уже разбежались в разные стороны.

— Иногда у меня от них мурашки, — призналась Костлявая.

* * *

— Почему это наша проблема? — недовольно спрашивает Шоня.

— А чья?

— Тех, кто снарядил грузовик детьми, как магазин патронами, и отправил чёрт те куда?

— Ты видишь здесь этих замечательных людей? И я не вижу. А значит, прекращаем ныть и делаем, что можем.

— Неужели больше некому?

— Твои предложения? Кандидатуры?

— Ну… Не знаю. Может, клан?

— У Костлявой не клан, а инвалидная команда, кроме того, на ней уже дети из сбитого коптера. Они постарше, а этих она просто не вывезет. Они погибнут.

— Вот блин. Просто меня достало, что мы крайние.

— Такова цена, Шонь. Чем ты взрослее, тем чаще крайний. Ваш мир бесконечного детства рухнул, рыжая. Привыкай.

— Хоть бы раз ты хорошего чего сказал, прем. Удивительный зануда!

— К нам кто-то едет, — сообщает Костлявая, пробегая мимо. — Готовимся к обороне!

— Кланы?

— Пока непонятно, идёт машина со стороны пустошей.

— Одна машина?

— Большая! А нас тут… Поможете, если что?

— Не вопрос.

— Лендик, поднимай коптер, не дай бог начнётся перестрелка, попортят. Зависни повыше и слушай рацию.

— Есть!

— Лирания!

— Я, командир!

— Бегом на ту скалу! Заляг там и не отсвечивай. Наметь цели, жди команды, слушай рацию.

— Тоха, Шоня, Дженадин!

— Тут мы.

— Лендик сейчас освободит площадку, это ваша позиция. Залегаете, маскируетесь, пребываете в готовности стрелять во всё, на что я укажу.

— Блин, прем, как мы замаскируемся на ровной, как стол, железке?

— Проявите смекалку и находчивость! Бегом!

— Кери!

— Здесь!

— Отключай вон ту фуру от генератора. Ну почему вы водить не умеете, а?

— Потому что…

— Это был риторический вопрос! Бегом!

Мы с Костлявой стоим рядом и ждём гостей.

— Зачем твои запасные колеса у моих спёрли? — ворчит она.

— Оборудовали огневую позицию, проявив смекалку и находчивость, — поясняю я.

— Мародёрство это, а не находчивость! Колёс теперь, небось, долго новых не будет.

— Даже дольше, чем ты думаешь. Заводы встали.

— Каждый раз, когда я думаю, что хуже уже не будет, появляешься ты…

— Потом доругаемся, вот они.

Оболочки мне никогда не нравились. Впрочем, их носители не проявляют агрессии. Подошли поближе и встали напротив, уставившись на нас круглыми неживыми глазами, расставленными шире, чем полагается человеческой анатомии. Чёрт его знает, каким видится мир изнутри оболочки. Надо у Альки как-нибудь спросить.

Мысль об Алиане меня слегка успокаивает ― не всегда оболочки оказываются натянутыми на паршивых людей. Хотя, помнится, у неё крыша изрядно тогда отъехала.

— Чего вам надо? — негостеприимно спрашивает Костлявая.

Оружия у облачённых нет, но они нас и без него порвут, если захотят.

— Это предназначено нам, — один из них показывает на машину с детьми. — Мы это забираем.

— С хуя ли? — спрашиваю уже я.

— Потому что это наше.

— На них не написано.

— Вы это знаете.

Я понял, что да, знаю. У этой делегации именно такой вид, какой должен быть у тех, кто покупает детей грузовиками.

— Это не значит, что мне это нравится.

— У вас нет выбора. Либо их заберём мы, либо они умрут без всякой пользы.

— А у вас, значит с пользой?

В ответ молчание. Возможно, утвердительное.

— Кто вы такие, для начала? — настаивает премша.

— В этом мире все названия давно утратили смысл. Те немногие, кто знает о нашем существовании, зовут нас просто «второй город».

— Так вот ты какой, северный олень… — сказал я задумчиво.

— Северный кто? — переспрашивает Костлявая, но я игнорирую.

— Зачем вам дети?

— Это долгий разговор.

— Я не спешу.

— Мы спешим. Питательных растворов в машине не так уж много, а нам предстоит проделать долгий путь. Вы же не хотите, чтобы они погибли по дороге?

— Я вообще не хочу, чтобы они погибли!

— К сожалению, смерть однажды приходит ко всем. Передайте дочери Креона, что она может прибыть за платой.

Далее эти уродцы нас игнорируют, решив, что разговор окончен. Две машины удаляются в облаке пыли, оставив нас плеваться им вслед.

— Что это сейчас было, мелкий прем? — грозно спрашивает Костлявая.