Вар, кстати говоря, чувствовал себя в этой эпохе просто прекрасно, несмотря на его жалобы. Когда он впервые появился на пороге в клетчатом пиджаке, добротных брюках на подтяжках, жилетке с часовой цепочкой и синей рубашке, его с легкостью можно было принять за коренного лондонца. Разве что ширина плеч и непривычная для здешней моды бритая голова под котелком выделяли его из общей людской массы. Мой приятель мгновенно обзавелся полезными знакомствами, побоксировал с чемпионом квартала Фредди Лейнстером, отправив того в глубокий нокаут, чем завоевал огромное уважение местных «деловых»; придирчиво изучил цены на мясо, уголь и пиво. И, конечно же, посетил пару злачных мест.

– Театр тут – полный отстой, – поделился он своими впечатлениями, вернувшись однажды под утро. – Я в школьном драмкружке лучше играл. Представляешь – на сцене какой-то придурок изображает отважного рыцаря Ланселота, который спасает девицу из лап дракона. Дракон, ясное дело, из говна и палок… то есть, из какой-то рогожки с дерюгой пополам, на Ланселоте доспехи из картона, про меч я вообще не говорю. Но это все ерунда, народ-то пришел посмотреть на невинную девицу, ждущую своего спасителя. На девице, как полагается, из одежды только цепи. Кстати, откуда они у дракона взялись, непонятно. А лет той невинной…! Больше, чем дракону, и на лице такой слой штукатурки, что я в Японии меньше видел на актерах кабуки. И ничего, публика орет в восторге, хлопает, кругом ворье карманы чистит, только свист стоит, кому-то морду бьют – тут это называется «джентльмены боксируют». Здесь же пьют, едят, читают газеты. В общем, культура по высшему разряду. Хорошо, что семечек еще не придумали, там бы шелухой по колено все было завалено…

Оставив меня в глубочайшем изумлении (как-то трудновато было представить себе Вара, играющего на сцене), он поднялся к себе и уснул сном праведника, чтобы на следующее утро уже греметь сковородками у плиты, нехорошо поглядывая на трехногий стул, когда-то бывший поваром.

Мне в Лондоне, как всегда, досталась почетная, но хлопотная роль бармена. Стоять за стойкой, наливая пиво и выслушивая истории – не самое простое дело. Особенно если в паб постоянно заходят те, кому позарез нужен глоток джина. И кто остается страшно недоволен тем, что никакого джина нет. Пару раз приходилось доходчиво объяснять, кто здесь неправ. До одного случая.

В тот вечер все было прилично. Я уже размечтался о том, что через пару часов паб закроется и настанет полное благолепие, но тут на стойку упала тень, я поднял глаза и все мечты моментально испарились.

– Эй, друг! – рев, раздавшийся из глотки этого монстра, с трудом походил на человеческий голос. Больше было похоже, что ожила иерихонская труба. – Нацеди-ка мне джина! Да побольше, не жмись, а то вашими стаканами только детей пугать!

Росту в этом морячке было поболее двух метров, а ширина плеч такая, будто под грязную рубаху вставили стальную балку, да так и забыли вытащить. Руки, каждая толщиной с мою ногу, и голова – крохотная, с носом-картошкой и маленькими глазками в окружении бесцветных ресниц. Моряк Попай на максималках какой-то. И гораздо менее дружелюбный.

– Оглох, что ли? Джин тащи! – снова заревел этот голем, стуча по стойке татуированной ручищей. Доски жалобно затрещали.

– Не подаем, – сказал я, прикидывая, какой ожидается разгром. Голем замер, через несколько секунд на его бесформенной морде появилось выражение совершенно детской обиды. Из-за его спины высунулась какая-то гнилозубая физиономия.

– Э-э! Землячок, ты не понял Барни, что ли? Не шути с ним, он шуток не понимает! Давай джин!

– Ты откуда, с Андаманских островов сбежал, что ли, рыло каторжное? – вежливо осведомился у него Вар, который незаметно вышел из кухни, и теперь занимался тем, что неспешно наматывал на кулак толстый кожаный ремень для правки опасной бритвы, который до этого висел на дверном косяке. – Там теперь таких клоунов держат? А вы вместе отлично смотритесь, прямо Панч и Джуди.

– Чё? – от неожиданности поперхнулось каторжное рыло и вытянуло щетинистую шею. – Барни, чё он там вякнул?

– ДЖИНА!!! – взревел голем так, что с потолка посыпалась пыль. Паб моментом опустел, все посетители поспешили убраться на улицу.

– Побоксируем, джентльмены? По правилам маркиза Куинсберри? Без перчаток, как Салливан? – самым светским тоном предложил Вар, легким движением перемахивая через стойку. – Хотя нет, разве могут быть между нами условности? Никаких правил! Держу пари, ваша дрессированная горилла сдохнет уже через минуту.

Горилла, засопевшая злобно, оказалась на удивление проворной: кулак, больше напоминающий пушечное ядро, пронесся над головой Вара в угрожающей близости, и едва не смахнул со стойки бутылку портера.

– Дамы приглашают кавалеров! – орал повар. – В колледже я неплохо боксировал! Тора-тора-тора! Ой, держите меня семеро, не буду кудри завивать!

Похоже, он был в хорошем настроении. Наверное, выспался. Я даже позавидовал. Вся эта ахинея сопровождалась чем-то похожим на стиль «пьяного мастера» из фильмов Джеки Чана, при условии, что этот мастер пил бы исключительно русскую водку и только гранеными стаканами. Скользящим подкатом Вар нырнул под ручищу морячка Барни и великолепным хуком отправил каторжное рыло вместе с его обладателем в долгий полет мимо столов и стульев.

– Узрите гнев праведных! – торжествующе провозгласил мой компаньон, потрясая кулаком. И тут же пропустил такой удар в ухо, от которого у нормального человека голова просто оторвалась бы и улетела в окно. Он крепко приложился к стене и ошеломленно затряс головой. Барни довольно заворчал и навис над ним всей своей тушей. Я напрягся и потянулся за револьвером. Убивать никого не хотелось, но и Вара терять я не собирался. Привык за это время, даже привязался к нему, что ли.

Рукоятка револьвера как-то непривычно легла в руку. Я вытянул пушку из-под стойки и оторопело уставился на нее. Вместо добротного привычного «Уэбли» я держал древний капсюльный «Бомон-Адамс».

– А чего сразу не пеппербокс? – осведомился я в пространство. – Или давай уже «Смуглую Бесс», чтобы к названию подходило!

Вар отлип от стенки и с хрустом размял шею.

– Русские… не сдаются! – он нехорошо оскалился, уклонился от очередной могучей колотухи моряка и молниеносно, со всего размаха пробил тому локтем в лоб. Отскочил, крякнул и добавил окованным железом носком ботинка точно между ног. – Первое правило бойцовского клуба – никаких правил!

Горилла Барни был размером с пожарную каланчу, а весил он, наверное, как йоркширский бык, не меньше. Электрические импульсы между его синапсами двигались, как товарняк с углем на сортировке в Ливерпуле – так же медленно, поэтому на мощный удар в лоб любитель джина не отреагировал никак. Но вот между ног, похоже, с нервами все было как надо. Барни тоненько хрюкнул, его маленькие глазки внезапно выпучились и стали похожи на крикетные шары. Он грохнулся на колени и обеими руками вцепился в свое драгоценное хозяйство, широко раззявив пасть с редкими зубами. Из пасти доносилось полузадушенное бульканье.

– Том Ям Гун! – гаркнул Вар, потом подпрыгнул, приземлившись коленями на плечи голема, и обрушил тому на макушку ребро дубовой разделочной доски, которую мгновение назад небрежно смахнул со стойки. Я обычно раскладывал на ней пасьянсы.

Толстенная доска, весом в добрых двадцать британских фунтов с глухим стуком врезалась в не менее толстый череп. Я аж зажмурился. Дерево победило. Барни, так и не успевший убрать руки от самого дорогого, просто упал вниз лицом. Паб содрогнулся.

– Как пали сильные, погибло оружие бранное! – крушение исполина атеист Вар прокомментировал библейскими строками из Книги Царств. Потом он сел на стул и со стоном прижал доску к стремительно распухающему уху. – О-о-о, прохладненькая какая…