— Это ты сделал?
Лампа безмолвствовала. Фараон прищурился и хотел что-то сказать, но поднял бровь и тоже посмотрел на медный плафон под потолком.
— А ведь верно… Эй! Слушай, если это твоих рук… лап… хобота дело, то все, молись. Мы тебя предупреждали в прошлый раз.
Оба замолчали и вдруг заревели в один голос:
— МАНУАНУС, ТВАРЬ ТЫ ЩЕТИНИСТАЯ! ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ?!?
Люстра задрожала и замигала. Потом из-за блестящего начищенного плафона высунулась тощая лапка и раздался короткий испуганный писк:
— Неть!
— Не он, — вздохнул Варфоломей.
— Уверен? — подозрительно осведомился Фараон, на всякий случай прикидывая, чем бы тяжелым запустить в лампу.
— Да уверен, уверен, — скривился коллега. — Ему прошлого раза хватило с избытком. Да и пообещал он. Нет, дружище, нет. Это мы сами. Я, в основном. Теперь надо думать, как из всей этой кучи дурно пахнущего вещества выкарабкиваться. И желательно, как можно быстрее. Иначе мало нам не покажется.
Фараон мрачно кивнул головой.
— Похмелиться бы! — по-русски простонал Варфоломей, прижимая ко лбу стакан с кубиками льда. — Но нельзя.
— Почему? — с невольным интересом спросил валлиец.
— Потому что качественное опохмеление ведет к длительному запою, вот почему. Не забывай, я все-таки из России.
— Я думал, у вас там так принято — каждый день похмеляться…
— Ну да. В перерывах между растопкой реактора, кормежкой медведя и игре на балалайке посреди бескрайних сугробов центральной улицы. Иногда меня потрясает твое знание наших старинных славянских обычаев, Бриан. Может, ты еще и любимый русский тост знаешь?
— Конечно, — уверенно сказал Фараон. — Na zdorovje, spasibo!
— Пожалуйста, — мрачно отозвался лысый повар. Он встал и пошел на кухню, бормоча себе под нос:
— Чай… Мне нужен чай… Много крепкого чая.
Хозяин паба остался в одиночестве. Мужчина задумчиво поерошил седую конкистадорскую бородку и прошептал:
— «Подарите мне то, чего у меня никогда не было». Интересно, сеньорита, что вы имели в виду? Или вы все-таки сеньора?
Некоторое время назад. Варфоломей
Я проснулся и понял, что кто-то настойчиво трясет меня за плечо. Приоткрыл один глаз. В комнате было уже светло, а надо мной склонилось знакомое бородатое лицо, приговаривающее: «Вставай, вставай скорее!»
— Елки-палки, Фараон! — возмутился я. — Ты бы хоть постучался сначала!
— Думаешь, я не стучался? — пожал острыми плечами валлиец. — Чуть руку себе не отшиб! Там, на двери снаружи, по-моему, остались вмятины от моего кулака. А ты храпишь и даже ухом не ведешь.
— Это потому, что у меня совесть чистая, — зевнул я.
— Ну да, — ехидно сказал мой работодатель, — или очень вовремя появляющаяся глухота.
— Ты меня зачем разбудил? Что, пожар? — я решил, что препираться можно бесконечно, а лучший вид защиты — это нападение.
— Почти, — лаконично отозвался Фараон.
И тут я вдруг понял, что за окном стоит грохот, который не может заглушить даже толстая двойная рама. Похоже было, что на улице идет перестрелка, будто схлестнулись две небольшие армии.
— Что за ерунда? — растерялся я.
— Мексика, Вар! — воздел валлиец к потолку длинный указательный палец.
— Да ну? Шутишь! — обрадовался я. Всегда мечтал побывать в Мексике, но до сих пор как-то не везло: то билеты подорожают, то расстанусь с очередной подругой и фью! — в трубу вылетели планы на отпуск.
— Не-а, не шучу, — хохотнул Фараон. — И не просто Мексика, парень! Это не стрельба и не разборки наркокартелей. Сегодня Диа де Лос Муэртос!
— День мертвых? — удивился я. — Это когда кругом сахарные черепа, скелеты, все поют и пьют за дорогих усопших?
— В общем, да. Поэтому вставай, умывайся и приводи себя в порядок. А я пойду, загляну в шкаф со спиртным. Чувствую, денек будет горячий…
Он как в воду глядел.
Когда я спустился вниз, Фараон уже готовился отпереть входную дверь. Фейерверк снаружи, как ни странно, притих, зато музыка орала вовсю.
— Бодрые здесь покойнички, — сказал я.
— Скорее, их родня, — отозвался валлиец, лязгая замком. — Слушай, Вар, а ты с мексиканской-то кухней знаком?
Я некоторое время размышлял, стоит ли оскорбиться в ответ на такой, явно провокационный вопрос. Потом решил, что мне лень.
— Знаком, — ответил я, надевая фартук. — Тебе что приготовить? Фахитас, энчиладас, тако, буррито, чили кон карне с какао или просто классический? Может быть, чумичанги? Или простецкую тортилью с гуакамоле? А вдруг ты фанат какао и пихаешь его во все блюда? Тогда для тебя подойдет моле «Колорадито». Могу еще…
— Хватит, хватит! — Фараон замахал руками. – Верю. Слушай, я-то всегда думал, что мексиканская еда — это всякий фастфуд, который продают на улицах. Цапнул и побежал, жуя на ходу.
— Дикарь, — с отвращением резюмировал я. — Это фиш энд чипс ваши — фастфуд!
— Не наши они! — взбеленился мой компаньон. — Это все англичане!
— А Уэльс где?
— Ну и что? Все равно мы сами по себе!
— Уэльс для уэльсцев! — продекламировал я на манер футбольной кричалки.
— Для валлийцев, во-первых. А во-вторых, это ты брось, — сказал Фараон серьезно. — Это мы уже проходили. Сначала «Уэльс для валлийцев», а потом в паб никто не заходит и сплошные убытки, потому что туристов как корова языком слизала, а надписи на местном языке никто прочитать не может даже на пьяную голову.
Он даже перестал открывать дверь и облокотился на стену, рассеянно покручивая на пальце кольцо с ключами.
— Ладно, — сказал я примирительно. — А что у вас входит в традиционную кухню?
— Э-э… — мой компаньон почесал висок и завис на некоторое время. — Ну… вот лук-порей у нас любят…
Я подавился глотком холодного чая, который поспешно допивал из большой фаянсовой кружки с гербом Уэльса на боку.
— Чего? Это же приправа!
— А я и не говорю, что порей у нас основное блюдо! — огрызнулся смущенный Фараон. — Просто любят его… Вот нарцисс у нас когда-то принято было на десерт подавать, еще при римлянах.
— Сам видел? — ехидно полюбопытствовал я.
— Иди ты…
— Друг мой Фараон! — вдохновенно обратился я к пустому залу. — Цветы надо дарить женщинам или ставить в вазе на стол. Для красоты. А не есть!
— Сам я не ел, — отрезал валлиец. — Вот же ты прицепился! Ну, гуляш у нас едят. Каул называется. Из баранины, с картошкой, морковкой…
— Пореем… — невинно вставил я.
— И пореем! — зыркнул на меня Фараон. — Между прочим, баранина у нас просто шикарная, куда там ирландской. Под ячменную лепешечку да по тарелочке каула… эх!
— Надо бы приготовить, — задумчиво отозвался я.
— И на десерт, — не слушая меня, продолжал хозяин паба, — добрый кусок Бара Брит.
— Это я знаю, — обрадовался я, — это кекс такой с изюмом!
— Значит, ты все-таки не безнадежен, — резюмировал Фараон.
Я хотел было ответить, но он уже лязгнул засовом и распахнул дверь. Теплый ветер дунул внутрь и принес с собой несколько леденцовых оберток и смятых ярких афишек. Музыка звенела и переливалась, и я вдруг почувствовал, что внутри тоже что-то откликается на этот гитарный перезвон.
— Карнавал, — крикнул Фараон из глубины зала. — Пора выставлять текилу!
Он не успел договорить, а на порог паба уже шагнула разномастная компания — несколько усатых мужиков в расстегнутых почти до пупа цветастых рубахах, с ними две женщины, весело пересмеивающиеся между собой. Одна из них грызла «калаверу» — сахарный череп на палочке.
— Ага! Хосе не дурак, Хосе привел вас в нужное место, ребята! — приветственно потряс кулаком пузатый мужик с седыми висками. Выглядел он крепко поддатым, как, впрочем, и вся его компания, но не было в нем ни капли агрессивности, сплошное дружелюбие. Он увидел Фараона и радостно заголосил: — Друг, можно нам выпить? В горле сухо, как в пустыне!
— А то! — не менее радостно отозвался валлиец. — Милости просим!