- А вы жадный? - спросила она.
- На войне все жадные. Но война кончилась, и больше жадничать никто не станет. Зачем жадничать, когда есть мир?
Парторг говорил и сам себя не слушал. Он собирался признаться ей в любви, и это намерение отнимало все его силы. С ужасом он осознавал, что, возможно, не сможет сделать этого. Он, оказавшийся способным в своей магической войне практически на все, здесь может спасовать. Больше всего он боялся, что она читает его мысли (в этом он не сомневался) и в любой момент может предвосхитить его признание какой-нибудь фразой вроде: "Не говорите ничего. Я и так все понимаю". А это должно было быть сказано, именно сказано вслух, а не вычитано в мыслях.
"Надо торопиться, - подумалось ему. - В любой момент может стрястись все что угодно. Если не успею, все наебнется. А жалко ведь - война кончается, победа уже на носу почти сидит..."
Он быстро поставил горячую чашку на стол и произнес картонным, гулким голосом:
- Я люблю вас.
"Сделал! - екнуло сердце. - Ну, все. Теперь Дойчланд - капут. Теперь действительно же все по хую".
- Я тоже люблю вас, - просто ответила Мария.
Дунаев не сразу понял ее. Потом смысл сказанных слов дошел до его сознания, и он потрясенно посмотрел на Синюю (до этого он смотрел на пар, поднимающийся из чашки). Этого он как-то не ожидал.
- Как же... Значит... Когда? - задохнувшись, спросил парторг.
- Я полюбила вас сразу. Еще тогда, в Бресте, - спокойно сказала Синяя. - Вы были такой жалкий. Жалкий и вместе с тем отважный.
Дунаев вскочил, почему-то сделал несколько больших шагов по направлению к трюмо и сильно щелкнул пальцем по зеркалу.
- Тогда... Я хочу сделать... Давайте поженимся, будем жить вместе.
Она улыбнулась.
- Не в этом мире. У вас приятная манера делать предложение. Война не очень воспитала вас. Вы так и остались неотесанным, мой друг. Впрочем, в вас все же появился какой-то странный блеск, какого не было раньше, в начале войны. Мне все равно, я вас не за этот блеск люблю. Я с удовольствием ответила бы согласием на ваше предложение, но... через несколько часов я уезжаю. Я не могу остаться. И вас взять с собой на этот раз не могу.
- На этот раз? - переспросил Дунаев.
- На этот раз, - повторила она.
- И что, никак нельзя по-другому?
- Никак. Ветер переменился, - она усмехнулась. - Вы сами переменили ветер. Если бы вы согласились на поражение, мы могли бы быть вместе. Но победитель всегда одинок. Вы победили. И мы расстаемся.
Дунаев стоял посреди комнаты. Затем он подошел к ней, неуверенно взял ее руку, посмотрел на ее узкие длинные пальцы.
- Даже если нам надо расстаться, - сказал он сдавленно, - даже если навсегда, то мы все равно можем пожениться. Прямо сейчас.
- И как же это мы сделаем? - Она удивленно приподняла брови. - Ведь нужен священник, кольца...
- Священника не нужно. На хуй он нужен? А кольца есть, - Дунаев быстро приподнял угол пыльника, зубами разорвал подкладку и вынул из тайника мешочек. В мешочке оказалось два золотых обручальных кольца.
- Чьи это? - спросила Мария (несколько брезгливо, как показалось Дунаеву).
- Наши, - ответил парторг. - Кольца с Посоха. Их никто еще не надевал на палец. Одно твое, другое мое.
- И что же надо делать? - спросила она, глядя на кольца.
- Надо выпить что-нибудь. Пьянящее. А руки сплести вместе, как во время брудершафта. Потом поцеловаться и провозгласиться мужем и женой.
- Дикий ритуал. Но раз уж я вступаю в брак с варваром... Согласна, пусть будет так.
- Спиртное есть? - лихорадочно осведомился Дунаев.
- Не знаю. Может быть, найдем что-нибудь...
Они вышли из комнаты, прошли на кухню. Огромная кухня тускло сверкала своими начищенными сковородами, висящими на кафельных стенах. На столе стояла пустая винная бутылка. Синяя перевернула ее, и последняя темная капля упала в старинную раковину, где на изогнутом фарфоре изображена была синяя усадьба и две собаки - сеттер и спаниель, - прыгающие через забор. Больше никакого алкоголя здесь найти не удалось.
- Может быть, в кабинете? - спросил парторг.
Они вновь вошли в кабинет хозяина. С тех пор, как они проходили здесь, этот кабинет стал еще мрачнее, больше и величественнее. В шкафах, где, как надеялся парторг, благородный господин должен держать бутылку коньяка или виски, стояли лишь сплошные географические атласы и лежал пистолет. Дунаев взял его, рассеянно повертел. Браунинг. Заряжен. Он осторожно положил его на край письменного стола.
- Ничего нет, - сказала Мария, закрывая шкафы. - В других комнатах нет и подавно. Ничего не получится из нашей свадьбы.
- Получится! - внезапно возразил парторг вдохновенно. - Мы сами сделаем пьянящий напиток. Более пьянящий, чем любое буржуйское вино. Сделаем настоящее любовное зелье! Мы же собирались пить чай. Ты ведь любишь чай? Он и будет нашим любовным напитком. Надо только добавить вот это, - он вынул из кармана две последние оставшиеся у него ампулы с "безымянным лекарствием".
Они вернулись в комнату Марии. Дунаев поставил рядом две чашки с почти совсем остывшим чаем, вскрыл ампулы и вылил лекарство в чашки. Затем он торжественно подал одну чашку Марии.
Они встали посреди комнаты, сплетя руки, держащие белые чашки из тонкого фарфора. Странный свет начинающегося вечера лился в окно - чашки и глаза Синей сияли в угасающем свете.
- Мария Синяя, согласна ли ты выйти замуж за Владимира Дунаева? спросил он.
- Согласна, - ответила она.
Помолчав, она спросила:
- Владимир Дунаев, согласны ли вы взять себе в жены Марию Синюю и сочетаться с ней браком, действительным во всевозможных мирах?
- Согласен, - ответил Дунаев.
Затем он прибавил:
- Мария и Владимир, мы провозглашаем себя и вас мужем и женой. Испейте любовный напиток.
Осторожно и одновременно, не расплетая рук, они стали пить мелкими глотками. Вкус чая был теперь дополнен аптечным лекарственным привкусом. Выпив, они надели друг другу кольца. Кольца пришлись впору.
Пришло время поцеловаться. "Сейчас я исчезну, - подумал Дунаев. - Может быть, навсегда. Ну и пусть. Дело сделано, можно и исчезать". Но он не исчез, а просто ощутил прикосновение девичьих губ.
