- Тибетские-минетские! - неожиданно громко, вслух произнес Дунаев. На этот раз на него посмотрели. Двое дюжих санитаров, стоящих в углу, стали переговариваться, время от времени поглядывая на него.
- Не отвлекайтесь. Главное, чтобы каждый из них сразу обрел свое Оружие. Он должен безошибочно выхватить его из тьмы вещей. Выбрать - выбрать молниеносно.
- Молниеносная война! - вдруг пропел высоким, переливающимся, дурдомовским тенором сидящий рядом с Дунаевым псих - голубоглазый, хитровато-распахнутый парень. Он пел, а сам указывал на Дунаева пальцем.
- Молниеносная война... Молниеносная война... - зашушукались за столом.
- Отключись, блядь! - угрожающе повернулся к парню Дунаев. - Вырубай подслушивающую аппаратуру! Что, под трибунал захотел? Тебя в минуту поставят к стенке. За шпионаж. Не посмотрят там - псих, не псих.
- Военно-интеллигентный женский друг! - пропел сумасшедший. Военно-интеллигентный молниеносно-женский друг!
Он определенно подслушивал речь Бессмертного, которая звучала в дунаёвской голове. Подслушивал, но ничего не понимал.
Краем глаза Дунаев заметил, что один санитар что-то сказал другому и вышел.
Бессмертный не обращал на все это никакого внимания, сосредоточенно размешивая жидкий кисель в железной чашке. Дунаев продолжал слышать в своей голове его отчетливый голос:
- За каждым из выбранных нами интеллигентов должен стоять кружок. Точнее, опыт кружка, память о кружке. Знаете эти маленькие, замкнутые кружки... Люди встречаются из года в год, десятилетиями, у них свои темы, обсуждения... Встречаются на какой-нибудь квартире, по определенным дням недели. Да. Вот такие кружки - их можно назвать "нагнетателями" или "аккумуляторами", если пользоваться техническим словарем. Мы ведь с вами маги - не так ли? А что такое магия, как не техника? Маг - это просто инженер-технолог. Вы согласны?
Дунаев кивнул. Он уже плохо понимал Бессмертного. Атмосфера дурдома сильно действовала на него.
- Когда будете думать о слове "группа", непременно подумайте также о слове "кружок". Кружки, кружочки... Нам без этого опыта не обойтись. Хотя бы потому, что Сталинград окружен. Почти окружен. А нам надо окружить окружение. Тогда Сталинград навсегда войдет в историю как место, где был осуществлен Великий Перелом в ходе Второй Мировой Войны. Я закончил. Есть вопросы?
Бессмертный так неожиданно завершил свою речь, что Дунаев вздрогнул.
- Вопросов нет, - сказал он вслух, снова забыв о том, что нужно пользоваться "внутренним голосом".
- Сталин - гад! - вдруг завопил распахнутый парень слева, опять тыча пальцем в Дунаева. - Он сказал, что Сталин - гад. В головном поле сказал. Он сказал в головном поле, что Сталина его мать изнутри имеет в рот! Она его имеет в рот изнутри! Изнутри, каждый день!
- Ну, ты доигрался, каличный, - сказал Дунаев, вставая. - За такое убивают насмерть! - И он уже размахнулся, чтобы ударить по воодушевленному, синеглазому лицу. Но чьи-то сильные руки схватили его. Не успел он оглянуться, как его уже вязали веревками и какими-то тряпками и тащили вон из столовой. За ним волокли орущего, брыкающегося парня. Бессмертный, даже не взглянув в их сторону, встал и, шаркая разношенными тапками, отправился вслед за пациентами, которые расходились по палатам.
Дунаеву сделали укол (после которого сильно захотелось спать) и привязали к железной койке в узкой комнатке, похожей на тюремную камеру. К соседней койке привязали распахнутого парня. Он еще продолжал извиваться и петь:
- Кружочки, кружочки, кружочки на воде... На водее, на водее...
Кружочки по интересам, кружочки самодеятельности, казацкие круги на воде. Попали в окружение, а вся жизнь - круженье, круженье, круженье... В Инженерном Замке женщина жила - женская, женская женщина жизненно жила...
Постепенно голос его становился тише. Наконец он перестал петь и серьезно, негромко произнес: "Синеглазый гигант обосрался". Помолчав, он тихонько продекламировал:
Синеглазый гигант обосрался,
Был он выше коричневых скал,
И с зеленых вершин изумленных
Целый день тек расплавленный кал...
Дунаев действительно ощутил запах кала и сразу заснул. Видимо, потому, что не понимал, что с этим запахом делать.
Люди, встречавшиеся у Радужневицких и у Радных, ничего не знали о небольшой компании, которая собиралась по субботам у Каменных. Хотя самих Каменных все хорошо знали. Они появлялись иногда и на радужневицких четвергах, а позднее стали обязательными участниками "пятниц" у Радного. Это были муж и жен - Арон и Ася (в девичестве Ярская). Арон и Ася поженились в 1928 году и с тех пор по субботам собирали у себя гостей. Супруги отличались красотой и здоровьем. Оба - высокого роста, спортивного сложения, бронзово загорелые, с "античными" лицами. Арон всегда ходил с наголо обритой головой. По профессии он был скульптор. "Надо оправдывать свою фамилию", - говорил он гостям с усмешкой, показывая предварительные изваяния, сделанные для начала "в глине". С ранней юности Арон любил Ницше и старался, как мог, приблизиться к ницшеанскому идеалу сверхчеловека. Вообще он много читал, увлекался философией, любил также исторические труды. Эти его увлечения отчасти помешали ему стать известным скульптором. Но он к художнической славе не очень стремился. Ему больше нравилось обсуждать различные философские проблемы или же заниматься атлетическими упражнениями. Он был настолько силен, что любил, в присутствии гостей, держать на одной вытянутой руке самовар, наполненный кипятком. "Держание самовара" - это был его, так сказать, любимый трюк. Еще более достопримечательным человеком была Ася Ярская. Она славилась, во-первых, удивительной красотой и тем, что в нее постоянно кто-то роковым образом влюблялся, полностью теряя голову. Были случаи, когда из-за нее кончали самоубийством. Но сама она любила только Арона. Она также известна была своим проницательным умом и талантами: превосходно рисовала, пела, писала стихи и прочее. Но главной страстью ее была архитектура. Она мечтала ехать в Москву, учиться на архитектора.
