— Ну да, — Саша улыбнулась ему и пожала руку. — Куда мне еще идти-то…

— Машину вызвать или пешком пойдем?

— Да давай пешком, дождя нету вроде.

Привычно отметившись на посту, они вышли во двор, на длинную ведущую к воротам аллею. Участок дорожки и кусок ограды, раскуроченные взрывом “Кадиллака”, были уже аккуратно восстановлены. Если не присматриваться, и не поймешь, какая тут произошла катастрофа совсем недавно.

Улицы в этой части города покрывала ровная брусчатка. Ливневая канализация хоть и работала исправно, но с бурными весенними потоками не справлялась. Усыпанной белым снегом Москву Саша видела всего однажды — в день приезда. Дома тут топились углем, и вездесущая черная пыль пачкала снег едва ли не раньше, чем он успевал осесть. Теперь эти грязные залежи стремительно таяли, наполняя улицы темными потоками. Саша сперва старалась не замочить замшевые ботиночки, но скоро осознала тщетность этих попыток и пошла прямо по воде. Кое-где еще сохранилась с ночи тонкая наледь, она со звоном проламывалась, когда Саша на нее наступала. Солнечные блики играли на поверхности черных луж.

Пахло грязной городской весной. Мальчишка-разносчик пробежал вприпрыжку и забрызгал восседающую в пролетке барыню; та принялась было орать на него, размахивая зонтиком, но шалуна и след простыл. Саша расстегнула пальто — хотелось дышать полной грудью.

— Смотри, Пашка, вон уже грачи прилетели! А ты чего смурной такой? Случилось что?

Обычно разговорчивый Пашка был сегодня не по-весеннему хмур и старательно смотрел себе под ноги. Саша решила уже, что он не ответит ей. Что же, он, в общем-то, не обязан. Она ему не начальство, чтобы требовать отчета.

— Да вот, сослуживца бывшего повстречал, — буркнул Пашка, когда Саша уже успела позабыть свой вопрос. — Недавно еще за папиросами всем бегал… теперь без ноги. Отстрелили черти ваши, на Тамбовщине.

Саша не нашлась, что ответить.

— У нас же весь отряд туда отправили. А я в госпитале отлеживался после ранения того, — Пашка сплюнул в черную ледяную воду. — После госпожа Щербатова меня в личной охране оставила. А ребята мои все там полегли, пока я тут дверные косяки подпирал.

— Ты знаешь, Пашка, я пыталась это прекратить, пыталась.

— Да не в тебе дело, комиссар… Дай-ка руку, проведу по сугробу, а то по колено вымокнешь… Ваши там звереют. Наши — тут. И столько народу уже загублено, что никак не примириться теперь. Отступать некуда, надо идти до конца, покуда вовсе друг друга не перебьем. Конца-краю не видно войне этой проклятущей…

Саша знала, когда и как закончится проклятущая война, но рассказывать не стала. Может, после Пашка поймет… если, конечно, по службе не окажется внутри храма в тот день.

Пашка, конечно, был огэпэшник, враг. Допросы и расстрелы противников режима были для него рабочей рутиной — так же, как для Саши в свое время. И все же чувствовалась в нем глубокая тяга к справедливости. Будет жаль, если в тот день он окажется внутри храма… впрочем, мелочь на фоне того, чем уже пришлось и еще придется пожертвовать.

Перед входом Пашка спросил:

— Ты ведь надолго в подвалы, как обычно? Я не буду тогда у дверей стоять, лады? Свечку по Вере Александровне на канун поставлю. Сорок дней сегодня.

— Ты что же это, отпрашиваешься у меня, что ли? Бог с тобой, делай тут что хочешь. Тебя разыщут, когда меня отпустить решат. Читай покуда свои шпионские романы…

Сашу, как обычно, встречали. Она не менее дюжины раз проходила подземными коридорами, но без провожатого ни за что бы не нашла дороги в этих переплетениях. Самсон ждал ее не всегда, а только когда были новости. Бывало, ее просто оставляли одну в келье на несколько часов. Хоть заняться тут было решительно нечем, даже книг не водилось, это совсем ее не тяготило. Ей нравилось побыть вот так наедине с собой, впадая в легкий транс и ни о чем не думая.

Сегодня Самсон ожидал ее. Как обычно, он сперва закончил молитву и потом только обернулся к Саше.

— Что Вершинин? — нетерпеливо спросила она. Как и Матрона, Самсон не тратил слова на приветствия и прочие пустые фразы, и Саша тоже сразу начала с дела. — Может он достать взрывчатку?

— Все он может. Торгуется, конечно, как черт. Ну да у нас есть люди, которые и не с такими сговаривались.

— Хорошо. С Тамбовщины есть известия?

— Все по-прежнему. У ваших нет боеприпаса, чтобы атаковать. У врага нет транспорта, чтобы вглубь по бездорожью ломиться. Выжидают, когда дороги подсохнут. Это середина мая, не раньше.

О делах на Тамбовщине сектанты были осведомлены — там у них своих людей хватало. Саша уже успела выяснить не только сводки с фронта, но и судьбу своих друзей. Аглая действительно погибла, и Лекса тоже. А вот Антонов скрывался в лесах, и начальник штаба, насколько это было известно хлыстам, у него остался прежний.

— Не до того им будет к середине мая, — Саша усмехнулась. — У нас, значит, дело теперь стало за саперами. Сможете с нашими на Тамбовщине на связь выйти? И людей нужных вывезти сюда?

— Сможем, отчего нет. Церкви везде дорога открыта. Оденем монахами, документы выправим, никто ничего не заподозрит.

— Тогда вот что. Разыщите Александра Антонова… или Белоусова, это начальник штаба его. Скажите, что план у меня наконец есть, но нужны саперы и инженеры. Все, кто жив остался. Только бы кто-то из них остался…

Станут ли командиры Народной армии доверять ей теперь, после всего, в чем она была замешана?.. Но это уже не зависит от нее, сделанного не воротишь. Авось рассудят, что не так уж велика ценность саперов для армии, где давно нет и не предвидится никакой взрывчатки, и ими можно рискнуть.

Саша подумала, что могла бы, возможно, передать мужу что-то личное; но не знала, что. Она ведь собиралась сказать Щербатову, что хочет уехать от него, все время собиралась… но отчего-то не собралась до сих пор. Ведь каждая следующая ночь ничего уже не меняла. Волевым усилием Саша выкинула из головы эти мысли. Не главное теперь.

— Подготовьте пока планы помещений храма, бумаги о строительстве — все, что сможете достать. Когда саперы окажутся здесь, мне надо будет встретиться с ними. Не знаю, выполнят ли они мой приказ. Но они должны знать, что это действительно мой приказ.

— Как скажешь, дитя. Все будет готово.

Самсон никогда не спорил и ничего не требовал, но выполнял при этом все, что она говорила. Сашу это ставило в тупик — она привыкла, что с союзниками за любую услугу приходилось торговаться до одури, и все только и делали что выставляли свои условия. Скорее всего, на деле не она использует хлыстов, а они используют ее в своих, смутно ясных ей целях.

Они неловко помолчали, хотя неловко, пожалуй, было только Саше. Старец Самсон выглядел невозмутимо. Ему, верно, ничего не стоило часами вот так смотреть в пустоту, чуть улыбаясь.

— Я вот чего не могу понять, — Саша решилась прервать молчание. — Вам-то зачем этот теракт? Я думала, Новый порядок притесняет вас, а вы тут как у Христа за пазухой. Да и на Тамбовщине ваши не бедствуют. Зачем вам это? Власть Антихриста? Ну так всякая же власть от Антихриста…

— Всякая власть от Матери, — с улыбкой поправил Самсон. — Как и все плотское. Нам нет дела до Нового порядка. Мы должны восстановить Храм.

— В смысле? Мы же наоборот, разрушим храм?

— Это не храм, это строение, — ответил Самсон. — Храм здесь был прежде. Его снесли.

— Да, тут стоял вроде какой-то старый монастырь, — припомнила Саша. — Так он был ваш, хлыстовский? И церковь в нем была одна из ваших, выходит?

— Не одна из наших. Ты ж иудейка по рождению. Должна понять. Здесь был Храм. И снова будет Храм.

— Вон оно что…

В иудаизме считалось, что Храм возможен лишь один, и стоять он может только в одном-единственном месте на Земле.

— Восемьдесят лет Христовы люди готовились уничтожить это здание, — спокойно сказал Самсон. — Только слуги Антихриста заложили фундамент, мы уже знали: если не Господь созиждет дом, напрасно трудятся строящие его. А ты явлена, чтобы назначить день. Потому что таков твой завет. Все христовы люди за тебя молятся.