Расстроившись на уроке Гатауллы-муллы, я не скоро пришёл в хорошее расположение духа. Я чувствовал себя как-то виноватым перед своими товарищами. мне и на Герман-тау идти не захотелось…

Так называемая «Германская гора» – это вот что: в наше село приехало несколько семей переселенцев из тех мест, где шла война, – беженцы из Австрии. Хотя они и бежали от нужды, но, по-видимому, были не очень уж бедными: они квартировались у наиболее зажиточных людей с большим домом. Хотя в Зиргане проживало немало довольно крупных баев, однако ещё не было людей, построивших двухэтажный дом. Единственный в селе двухэтажный дом принадлежал Кисакею-абзы. Одна из семей беженцев остановилась в этом доме. Поскольку это было недалеко от нас, мы больше встречались с ними. Имена старших не сохранились в моей памяти, а детей помню. Две дочери по имени Рита и Тамара, сын – Рустик. Эти красивые беленькие дети, одетые совсем не по-нашему – в короткие штанишки и платья без рукавов, почти в первое же лето научились говорить по-татарски. Не только дети, но и родители. Только те говорили несколько ломая и коверкая язык, а Рита с Тамарой и Рустик так, что не отличишь от татар. Мы начали было немного учиться у них и немецкому, но они так быстро усвоили татарский, что наше обучение не пошло дальше запоминания ради интереса некоторых отдельных слов.

Их отец построил для детей на огороде Кисакея-абзы огромную снежную гору. Зимой кататься с горки, сев на маленькие сани или ледянку – это издавна существующее в деревне развлечение. Но мы большей частью пользовались созданными самой природой горами и оврагами. Если иногда и сооружали сами горку, она получалась у нас очень маленькой и была не особенно гладкой. А гора, сделанная немцами!.. Увидев её, сначала смотришь в изумлении. Сложили выше крыши хлева. С двух сторон по краям вырезанные из самого снега ровные-ровные ступени. Пологая, далеко-далеко протянувшаяся поверхность горы гладкая, как зеркало. Ещё и широкая! Гора кончается, а гладкая полоса тянется до самого конца огорода.

Я о ней слышал от мальчишек ещё до того, как сам увидел. Успели и название дать – «Герман-тау». Вначале с этой горы катались Тамара с Ритой и Рустиком. Вместе с ними и папа с мамой… Поскольку на их огороде, не остались в стороне и дочери Кисакея. А потом уж пригласили и других мальчишек, которые смотрели через ограду, не решаясь не то что подойти близко к горе, но даже зайти в огород.

Когда я увидел, она была окружена целой толпой мальчишек. Кто катится, улёгшись рядом по двое-трое, кто скользит, стоя на ногах, прыгая и приплясывая, падая и вскакивая на ноги – чего только не вытворяют! Что интересно: для того, чтобы скатиться с германской горы, не нужно ни санок, ни ледянки. Кто подложит под себя дощечку, кто – обычную рогожу. А у некоторых ничего под собой нет, кроме полы бешмета… Все катятся! Лучше всего – мальчишки, обутые в лапти. Некоторые, специально наступив на воду, обледенили подошвы. Эти, съехав с горы, катятся, не останавливаясь, пока не кончится ледяная дорожка, едут, пока не уткнутся в ограду на самом конце огорода. А шуму там! Нет ни одного, кто не выкрикнул бы что-нибудь. Не кричать и невозможно: разве можно удержать чувства радости, восторга, переполняющие сердце, когда скатываешься со скоростью летящей птицы! Хочется кричать, заставить людей посмотреть на тебя. Ну и ловкие же бестии, однако, эти германцы! И как не поленились? Ведь для ребятишек!..

В ту зиму, наверное, если и были, то очень редко, дни, когда мы после школы не отправлялись на германскую гору. Если только родители не нарушат план, поручив какое-нибудь дело, казалось невозможным не пойти туда. Хотя приближалась весна, и дни становились теплее, гора ещё не сдавалась, вечерами возле неё жизнь так и кипела. Тем не менее, в тот день мне не хотелось идти туда. На следующий день я не рвался, как обычно, и в школу. Обычно, я всегда старался прийти как можно раньше, чтобы до начала уроков немного порезвиться с мальчишками.

Пришёл, точно рассчитав время начала урока. Нерешительно зашёл, думая, вспомнят или не вспомнят вчерашнее, как, интересно, встретят?..

Что такое? Мулла всегда приходил очень точно, без опоздания. А сегодня?

Пора уже начинать урок. В школе какая-то суета. На меня никто не обращает внимания. Муллы совсем не видно. Учителя и подавно нет. Его урок после урока муллы… Мальчишки чем-то возбуждены, взволнованы. Все сгрудились возле классной доски. Глядя на пол, громко ругаются, выкрикивают проклятия. Вырываются довольно крепкие бранные слова. Может, поймали какого-нибудь вора? Или уж все вместе бьют кого-то? Слышны удары, пинки…

Подошёл ближе. Пробрался в середину группы. Смотрю… на полу – царь!..

На передней стене классной комнаты висел портрет царя в застеклённой раме. Может, потому, что глаза привыкли, обычно я на него и не смотрел, даже внимания не обращал. Увидев, что портрет самого царя, а не кого-нибудь, так позорно валяется на полу, я обратил внимание: он, оказывается, намного больше, чем был тогда, когда висел на стене. Украшен погонами с бахромой-позументами, какой-то канителью. А теперь мальчишки поверх его рыжих усов добавили новые усы – фиолетовыми чернилами, к плешивой голове пририсовали рога. Ноги, обутые в толстые, неуклюжие, подшитые и оставляющие при каждом шаге мокрые следы валенки или лапти с портянками, наперегонки стараются пнуть царя в голову, рот, грудь… Один мальчик, выделявшийся среди других своей бойкостью и злостью, хрипловатым, но, сколько бы ни кричал, неиссякаемым, сильным, сердито гудящим голосом орал на портрет царя:

– Хватит! Много ты пил нашей крови! Давно бы тебе так! На! Подыхай!..

Вот тебе царь! Личность пострашнее Бога, о которой плохо даже заикнуться нельзя было!

В тот день мулла совсем не пришёл. Учитель в своё время явился. Увидев, какое в школе столпотворение, не растерялся. Велел нам занять свои места. Убрав из-под ног портрет царя, сунул его под печку. Видно, он и сам не был готов к этому событию, ничего не смог объяснить. Заявив что-то вроде «свергать царя не наше дело», хотел продолжить урок как обычно. Однако, видя, что мальчики сидеть спокойно не могут, что занятия совершенно расстроились, отпустил всех по домам.

С этого и пошло…

После свержения царя запомнившимся на всю жизнь новшеством для нас было следующее: через некоторое время мы, ученики школ двух приходов под руководством наших учителей, собравшись, ходили с песнями по улицам. Помню и некоторые песни.

Из другой песни запомнились такие строки:

И ещё запомнилось: мы ходили не только по своим, татарским улицам, поднялись и на большую улицу, дошли до базарной площади, что против церкви.

Вышли в тот день и ученики русской школы, мы с ними встретились возле кантуры (конторы, так называли татары дом волостного управления).

Среди народа, собравшегося в тот день на площади, было много не только детей с учителями, но и деревенских жителей. И русских, и татар. Не только мужики – среди них были и муллы, и попы. Можно было увидеть и больших баев, и старых солдат в шинелях без погон и серых папахах, и бойких солдаток.