И часто нам навстречу по пустыне проходили путники – они шли из Города Чудес, и глаза их излучали свет и гордость – ведь они видели Баббулкунд.
В этот вечер на закате к нам приблизился другой путник, и мы приветствовали его словами:
– Не хочешь ли разделить трапезу с нами, ибо в пустыне все люди братья?
И он спустился с верблюда, и сел возле нас, и заговорил:
– Когда утро освещает колосса по имени Неб и Неб говорит, в Баббулкунде тотчас просыпаются музыканты фараона Нехемоса.
Поначалу пальцы их тихо, едва касаясь, блуждают по струнам золотых арф или скрипок. Потом голос каждого инструмента звучит все яснее, подобно тому, как жаворонок взмывает ввысь из росистой травы, пока вдруг все голоса не сливаются воедино, рождая новую мелодию. Так каждое утро в Городе Чудес музыканты Нехемоса создают новое чудо, ибо они не простые музыканты, а виртуозы, некогда захваченные в плен и привезенные на кораблях с Песенных островов. И под эту музыку Нехемос просыпается в восточных покоях своего дворца в северной части города, высеченного в форме полумесяца длиною в четыре мили. Изо всех окон его восточных покоев видно, как солнце восходит, а изо всех окон западных покоев – как оно садится.
Проснувшись, Нехемос зовет рабов, которые приносят паланкин с колокольчиками, и, накинув одежды, он садится в паланкин. И рабы бегом несут его в комнату омовений, вырезанную из оникса, и маленькие колокольчики звенят на бегу. И когда Нехемос выходит оттуда, омытый и умащенный, к нему подбегают рабы и в позванивающем паланкине несут его в Восточный трапезный зал, где совершает он первую трапезу нового дня. Оттуда по величественному белому коридору, все окна которого обращены к солнцу, Нехемос следует в своем паланкине в Зал для приема послов с Севера, что весь убран северными диковинами.
Стены этого зала изукрашены янтарными узорами, повсюду расставлены резные кубки из темно-коричневого северного хрусталя, а пол покрыт мехами с берегов Балтийского моря.
В соседних залах хранится лакомая для привычных к холоду северных людей еда и крепкое северное вино, бесцветное, но забористое.
Здесь правитель принимает вождей варваров заснеженных земель.
Далее рабы быстро несут его в Зал для приема послов с Востока – стены его из бирюзы, усыпаны цейлонскими рубинами, занавеси вытканы в сердце великолепного Инда или в Китае, и стоят в нем статуи восточных богов. Фараон издавна поддерживает отношения с Моголами и Мандаринами, ибо учтивы их речи, ибо именно с Востока пошли все искусства и знания о мире. Так проходит Нехемос и по другим залам, принимая то арабских шейхов, что пришли через пустыню с запада, то пугливых обитателей из джунглей юга, посланных своим народом оказать ему почтение. И все время рабы с паланкином, на котором звенят колокольчики, бегут на запад, вслед за солнцем, и неизменно солнце светит прямо в тот зал, где сидит Нехемос, и всегда ему слышна музыка то одного, то другого, то нескольких музыкантов. А когда время близится к полудню, рабы, чтобы скрыться от солнца, бегут в прохладные рощи, что раскинулись вдоль веранд северной стороны дворца. Жара словно побеждает музыку – один за другим музыканты роняют руки со струн, последняя мелодия тает, в этот миг Нехемос засыпает, и рабы, опустив паланкин, ложатся подле. В этот час весь город замирает; дворец Нехемоса и гробницы прежних фараонов в молчании обращаются к солнцу. Даже ювелиры, торгующие самоцветами на базарной площади, сворачивают торговлю, и песни их затихают – ибо в Баббулкунде продавец рубинов поет песнь рубина, продавец сапфиров поет песнь сапфира, и у каждого камня собственная песнь, и торговцы славят свой товар, распевая песни.
Но в полдневный час все звуки затихают, продавцы драгоценностей на базарной площади ложатся в тень, какую им посчастливится найти, покупатели возвращаются в прохладу своих дворцов, и глубокая тишина повисает над Баббулкундом в сверкающем воздухе. А с дуновением вечерней прохлады кто-нибудь из музыкантов правителя, стряхнув дремоту, пробежит пальцами по струнам арфы, и этот аккорд вдруг напомнит ему шум ветра в горных долинах Острова Песен. Движимый воспоминаниями, музыкант исторгнет из глубин души своей арфы великий плач, и его друзья проснутся и заиграют песнь о доме, в которой сплетаются предания портовых городов, куда приплывают корабли, с деревенскими сказками о людях прежних времен. Один за другим, все музыканты подхватят эту песню, и Баббулкунд, Город Чудес, встрепенется от нового чуда. И вот Нехемос просыпается, рабы поднимаются на ноги и несут паланкин на юго-запад, к внутренней стороне огромного дворца-полумесяца, чтобы царь снова мог созерцать солнце. Паланкин, звеня колокольчиками, снова движется, на базарной площади снова раздаются голоса продавцов драгоценностей: песнь изумруда, песнь сапфира; на крышах разговаривают люди, на улицах причитают нищие, музыканты исполняют свою работу; и все эти звуки сливаются в единый шум – вечерний голос Баббулкунда. Все ниже и ниже клонится солнце, и, следуя за ним, запыхавшиеся рабы приносят Нехемоса в прекрасные пурпурные сады, песни о которых, без сомнения, поют и в вашей стране, откуда бы вы ни пришли.
Там Нехемос покидает паланкин и восходит на трон слоновой кости, установленный посередине сада, и долго сидит один, обратясь лицом к западу, и наблюдает закат, пока солнце не скроется совсем. В этот час лицо Нехемоса тревожно. Люди слышали, как на закате он бормочет: «И даже я, и даже я!» Так говорит фараон Нехемос, когда солнце заканчивает свой сияющий путь над Баббулкундом.
А чуть позже, когда звезды высыпают на небо, смотрят на Баббулкунд и завидуют красоте Города Чудес, фараон идет в другую часть сада и в полном одиночестве сидит в опаловой беседке на берегу священного озера. Озеро с берегами и дном из стекла, подсвеченное снизу блуждающими пурпурными и зелеными огнями, – одно из семи чудес Баббулкунда. Три его чуда – в пределах города: это озеро, о котором я вам рассказываю, пурпурные сады, о которых я уже говорил, – им дивятся даже звезды, и Онг Зварба, о котором вы услышите позже. Четыре же чуда Баббулкунда в его четырех воротах.
«И даже я, и даже я!»
В восточных воротах каменный колосс Неб. В северных воротах чудо реки и арок, ибо Река Преданий, которая сливается с Водами Легенд в пустыне за стенами города, втекает под ворота чистого золота и течет под множеством причудливо изогнутых арок, соединяющих берега. Чудо западных ворот – это бог Аннолит и собака Вос. Аннолит сидит за западными воротами, обратясь лицом к городу. Он выше всех башен и дворцов, потому что голова его изваяна в самой вершине старой горы. Глаза его – два сапфира; они сияют в тех же впадинах, что и в момент Сотворения мира; древний ваятель лишь сколол покрывавший их мрамор, открыв их дневному свету и полным зависти взглядам звезд. Рядом с ним, размером больше льва, собака Вос с обнаженными клыками и воинственно вздыбленным загривком; выточен каждый волосок шкуры на загривке Воса. Все Нехемосы поклонялись Аннолиту, но все их подданные молились собаке Вос, ибо закон Баббулкунда таков, что никто, кроме Нехемоса, не может поклоняться Аннолиту. Чудо южных ворот – это джунгли, ибо джунгли, море диких джунглей, куда не ступала нога человека, со своею тьмой, деревьями, тиграми, с тянущимися к солнцу орхидеями, вошли через мраморные ворота в стены города и заняли многомильное пространство внутри него. Эти джунгли еще древнее, чем Город Чудес, ибо с давних времен они покрывали одну из долин горы, которую Нехемос, первый из фараонов, превратил в Баббулкунд.
У края джунглей стоит опаловая беседка, мерцающая в огнях озера; сюда Нехемос приходит по вечерам; и вся беседка увита пышно цветущими орхидеями джунглей. А рядом с беседкой – его гаремы.
Четыре гарема у Нехемоса: в одном – крепкие женщины с северных гор, в другом – темнокожие хитрые женщины джунглей, в третьем – женщины пустыни с блуждающей душой, что чахнут в Баббулкунде, и в четвертом – принцессы его племени со смуглыми щеками; в них течет кровь древних фараонов, и красотой своей они соперничают с Баббулкундом. Они ничего не знают ни о пустыне, ни о джунглях, ни о суровых северных горах. Женщины племени Нехемоса одеваются в простые платья и не носят украшений, ибо знают они, что фараон устает от пышности. Одна лишь Линдерис, в жилах которой течет царственная кровь, носит украшения – это Онг Зварба и еще три драгоценных камня поменьше, добытых со дна морского. И камня, подобного Онг Зварба, нет ни в тюрбане Нехемоса, ни в самых заповедных уголках моря. Тот же бог, что создал Линдерис, давным-давно создал Онг Зварба; она и Онг Зварба сияют одним светом, а рядом с этим чудесным камнем блещут три меньших морских камня.
