Лишь только услыхал об этом царь, тут же повелел он снарядить слонов и верблюдов, и нагрузить их золотом, и отобрать проверенных слуг, дабы несли они драгоценные камни, и собрать одну армию, чтобы шла впереди царя, а вторую, чтобы шла следом, и выслать по пути быстрых всадников, которые предупреждали бы жителей равнин о том, что вышел в путь царь Аверона.

А Сайрану повелел он идти вперед и указывать дорогу к тому месту, где лежат спрятанные прошедшие дни и часы, что забыты.

Через равнину, вверх по склону горы Агдоры до самой ее вершины последовали за Сайраном царь Ханазар и две его армии, и все они скрылись за ней. Восемь раз устанавливали для владыки Аверона пурпурный шатер с золотой каймой и восемь раз снова его собирали, прежде чем подошли царь и его войско к темной пещере в затененной долине, где Каи стоял на страже ушедших дней. И ликом Каи был похож на воина, что не раз покорял города, не отягощая себя пленниками, а станом напоминал он богов, но глаза его были глазами зверя. Вот перед кем стоял царь Аверона со своими верблюдами и слонами, навьюченными золотом, и со своими слугами, что несли груз драгоценных камней.

И молвил тогда царь:

– Прими мои дары, но верни мне мое вчера со всеми развевающимися знаменами, с его музыкой и голубыми небесами; верни мне радость толпы, что провозгласила меня царем. Верни мне то вчера, что пронеслось на сверкающих крыльях над моим Авероном.

Но ответил Каи, указывая на свою пещеру:

– Вот сюда, развенчанное и позабытое, кануло твое вчера. Кто, скажи мне, станет унижаться и ползать среди пыльных кип дней минувших, лишь бы разыскать твой прошедший день?

Тогда рек ему царь Аверона и окрестных гор, Могущественный владыка своей страны и всех подобных земель, буде таковые отыщутся за горами:

– Сам я готов встать на колени и спуститься во мрак твоей пещеры, чтобы своими собственными руками разыскать необходимое мне в пыли и во прахе, если этим смогу я вернуть мое вчера, а также некие часы, что прошли.

И, сказав так, указал царь на сомкнутые ряды слонов и надменных верблюдов, но Каи ответил ему:

– Боги предлагали мне сверкающие миры, и все, что лежит внутри Пределов, и даже то, что лежит за Пределами так далеко, как только могут видеть боги, а ты приходишь ко мне с верблюдами и златом!

Тогда настал черед Ханазара держать речь, и умолял он Каи:

– В садах моего родного дома провел я один час, о котором тебе должно быть известно, а посему я молю тебя – того, кто не принимает моих даров, нагруженных на слонов и верблюдов, – яви мне свою милость и даруй мне лишь одну пылинку из тех, что легли на груду прошедших часов, сваленных в темной твоей пещере, верни мне хотя бы одну секунду из этого моего часа!

Но, услыхав слово «милость», Каи расхохотался, и царь развернул свои армии на восток. Так возвращались они в Аверон, и скачущие впереди герольды трубили:

– Вот идет Ханазар, царь Аверона и окрестных гор, Могущественный владыка своей страны и всех подобных земель, буде таковые отыщутся где-нибудь за горами!

Но велел им царь:

– Трубите лучше, что идет один очень усталый человек, который, ничего не достигнув, возвращается из своего напрасного путешествия.

Так вернулся царь в Аверон.

Но рассказывают, как однажды вечером, когда клонилось к закату усталое солнце, вошел в Илаун один арфист с золотой арфой в руках, и добивался он аудиенции у царя.

И рассказывают, как его привели и поставили перед троном, на котором сидел в одиночестве печальный царь, и арфист обратился к нему с такой речью:

– В моих руках, о царь, золотая арфа, и к струнам ее пристали, подобно пыли, малые секунды позабытых часов и незначительные события минувших дней.

И поднял голову Ханазар, а арфист прикоснулся к струнам, и тогда ожили вдруг позабытые дела и прошедшие события, и звучали мелодии песен, что давно умолкли, и уже много лет не воскрешали их голоса живых. А когда увидел арфист, что благосклонно на него глядит Ханазар, то пальцы его ударили по струнам с еще большей силой, и струны загудели, как тяжелая поступь идущих по небу богов, а из золотой арфы исторглась невесомая дымка воспоминаний.

Каи расхохотался

И царь подался вперед и, вглядываясь сквозь эту легкую дымку воспоминаний, увидел не стены своего дворца, а увидел он солнечную долину и звенящий ручей, увидел густые леса на каждом холме и старинный свой замок, что одиноко высился на далеком юге.

А арфист, заметив, как волшебно переменились черты лица Ханазара, как задумчив стал устремленный вперед взгляд, спросил:

– Доволен ли ты, о царь, который властвует над Авероном и окрестными горами, а также всеми подобными землями, буде таковые отыщутся?

И царь ответил ему:

– Вижу я, будто снова стал ребенком и снова живу в уединенной долине на юге. Откуда мне знать, доволен ли великий царь и владыка?

И когда высыпали на небе и засияли над Илауном звезды, царь все сидел и неподвижно вглядывался во что-то перед собой, и все придворные покинули огромный дворец, а вместе с ними ушел и арфист. Остался лишь один слуга, который стоял за троном и держал в руках длинную горящую свечу.

И когда новый рассвет вновь проник в мраморный дворец сквозь притихшие арки окон и входов, то огонь свечи поблек, а Ханазар все еще сидел и смотрел прямо перед собой, и точно так же продолжал он сидеть, когда в другой раз высоко над Илауном загорелись яркие звезды.

Но на второе утро очнулся царь и, послав за арфистом, сказал ему:

– Теперь я снова стал царем, и ты, кто умеет останавливать часы и возвращать людям прошедшие дни, должен встать на страже моего великого завтра. И когда я отправлюсь в поход, чтобы покорить край Зиман-хо, будешь ты стоять со своей золотой арфою на полпути между этим завтра и пещерой Каи, и тогда, быть может, что-нибудь из моих деяний и побед моей армии случайно пристанет к струнам твоей арфы и не канет в забытье пещеры, ибо мое будущее, что своей тяжкой поступью сотрясает мои сны, слишком величественно, чтобы смешаться с позабытыми днями в пыли минувших событий. И тогда в далеком далеке грядущего, когда мертвы будут цари и забыты их дела, какой-нибудь еще не родившийся музыкант придет и исторгнет из этих золотых струн память о тех свершениях, что гулким эхом тревожат мой сон, и тогда мое будущее проложит себе дорогу сквозь прочие дни и расскажет о том, что Ханазар был царем!

И ответил арфист:

– Я готов встать на страже твоего великого будущего, и когда ты отправишься в поход, чтобы покорить край Зиман-хо, и твоя непобедимая армия прославится, буду я стоять на полпути между твоим завтра и пещерой Каи, дабы дела твои и победы зацепились за струны арфы и не канули в забытье его пещеры. И тогда в далеком далеке грядущего, когда мертвы будут цари, а все их дела – позабыты, арфисты будущих столетий оживят этими струнами великие твои свершения. Так сделаю я!

И даже в наши дни люди, которые умеют играть на арфе, все еще поют о Ханазаре – царе Аверона и окрестных гор, а также и некоторых земель за горами – и о том, как пошел он войной на страну Зиман-хо и сражался во многих великих битвах, и как в последней из них одержал он славную победу, и как он погиб… Только Каи, который дожидался у своей пещеры, когда же сможет он вонзить свои когти в славные дни и часы Ханазара, так и не дождался их, а снял он урожай совсем никудышных делишек, а также дней и часов людей незначительных, и часто тревожила его тень арфиста, что стоял со своей золотой арфой между ним и всем остальным миром.

Рассказывают тако же о царе Ханазаре, как низко преклонялся он пред богами Древности. Никто не преклонялся пред богами Древности ниже царя Ханазара.

Однажды, помолившись богам Древности и преклонившись пред ними в храме богов, царь призвал к себе их пророков, говоря.