12.
Натурфилософия Гильома Коншского
Гильом Коншский, или Гильом Конхезий (лат. Guillelmus de Conchis, Guilelmus Conchesius; фр. Guillaume de Conches; англ. William of Conches, William Schelley): род. ок. 1080, Конш-ан-Уш близ Эврё - ум. ок. 1154, вероятно, Нормандия. Французский философ, теолог, грамматист, являвшийся — наряду с Иво, Бернардом, Теодориком, Гильбертом Порретанским и Бернардом Сильвестром (Бернардом Турским) — выдающимся представителем Шартрской школы образованности.
Гильом обучался свободным искусствам в Шартре у канцлера школы Бернарда Шартрского и, возможно, в Париже, став к 1120/25 г. магистром. Вероятно, сначала он преподавал в Шартре, а затем в собственной школе в Париже, где в 1138-1140 гг. его учеником был Иоанн Солсберийский, называвший Гильома самым одаренным грамматистом после Бернарда. В связи с атаками на него со стороны Гильома из Сен-Тьерри (ок. 1141), Гильом Коншский был вынужден прервать свое преподавание в Париже и вернуться в Нормандию, где ок. 1144 г. он стал наставником сыновей графа Анжу (comes Andegavensis) — Готфрида (Жоффруа) V Красивого Плантагенета (1129—1151), в том числе и будущего короля Англии Генриха II Плантагенета (1154—1189).
Первая из двух основных работ Гильома Коншского - систематический труд «О философии мира» («De philosophia mundi», 1125-1130), другими названиями которого являются: «Великая философия природы» («Magna de naturis philosophia»), «Три книги философских и астрономических наставлений» («Philosophicarum et astronomicarum institutionum libri tres»), «О научении, или Четыре книги философских начал» («Пері біба^ёсоѵ sive Elementorum philosophiae libri quattuor») и чье авторство ранее ошибочно приписывали Беде Достопочтенному, Вильгельму из Хиршау и Гонорию Августодунcкому. В нем последовательно рассматриваются: природа и разделение философии; Бог, ангелы, Мировая душа и человеческие души; элементы, твердь, планеты и их влияние; метеорологические явления; география; сотворение человека. Вторая работа представляет собою переработанное (вследствие критики Гильома из Сен-Тьерри) продолжение первой — это написанный в форме диалога с графом Готфридом Красивым популярный энциклопедический трактат «Драгматик философии», или «Сноп философских колосьев» («Dragmaticon philosophiae», 1144-1149), известный еще как «Диалог о физических субстанциях» («Dialogus de substantiis physicis»), в котором Гильом отрекся от некоторых содержащихся в прежнем своем труде еретических теорий. Считается также, что в интервале между созданием упомянутых трудов он написал также и «Третью философию» («Tertia philosophia», 1136-1141). Кроме того, перу Гильома принадлежат популярные на протяжении двух последующих веков глоссы на «Утешение Философией» Боэция («Glosae super Boethium»), авторство которых позднее приписал себе Николай Тривет из Нориджа, две версии глосс на платоновского «Тимея» в переводе Калкидия («Glosae super Platonem»), глоссы на «Грамматические наставления» («Institutiones grammaticae») Присциана Цезарейского, на комментарий Макробия к «Сну Сципиона» из VI кн. «О государстве» («De re publica») Цицерона («Commentarium in Somnium Scipionis»), на Ювенала («Glosae super Juvenalem») и Марциана Капеллу (все 1120-х годов). Гильом считается также составителем «Основоположения моральных философов» («Moralium dogma philosophorum», до 1150), известного еще под названиями «Сумма моральных философов» («Summa moralium philosophorum») и «Моральная философия о достойном и полезном» («Moralis_philosophia de honesto et utili»), — влиятельного собрания цитат по вопросам этики из Священного Писания, сочинений Святых Отцов и античных авторов, включая Цицерона («Об обязанностях»: «De offlciis») и Сенеку («О благодеяниях»: «De beneficiis»).
Подобно другим представителям Шартрской школы, Гильом Коншский исходил в своем мировоззрении из того, что античная (преимущественно платоновская) философия — как истинное учение о явленном и не явленном сущем («De phil. mund.», I, 1—3) - не вступает при правильном ее истолковании в противоречие с христианской верой. Ведь, согласно Гильому, вера в божественное всемогущество вовсе не подразумевает то, что Бог реально совершает какие-либо действия, непонятные разуму (Он мог бы их совершить, но Он этого не делает): «Ибо, если Бог и может нечто совершить, это не означает, что Он действительно так поступит, и нет причины, почему Он должен так поступать, равно как непонятно, почему это должно быть полезным. Причина в том, что Бог вовсе не делает того, что Он может сделать. Вспоминается грубое выражение: “Бог может из бревна создать теленка”, но разве Он когда-нибудь такое делал?» («De phil. mund.», II, 3). Выступая, таким образом, против веры простолюдинов («Sed ut rusticos nos credere nec rationem quaer ere...»), Гильом, как и Аделярд Батский, заявляет, что мы воспламеняем огонь веры тогда, когда не удовлетворены нашей способностью постижения: «Si autem neque nos, neque illi ad comprehendum sufficiamus, tunc igne fidei comburamus». Следовательно, с одной стороны, познание теологическое (так же, как математическое и физическое) подчиняется философским принципам, а с другой - натурфилософские исследования (космология, естественная история, антропология) обретают свое истинное значение в свете богословского их осмысления. Отождествляя платоновские идеи с содержащимися в божественном Разуме (Логосе) вечными архетипами, Гильом утверждает далее, что при посредстве — заимствованной из платоновского «Тимея» - Мировой души (anima mundi) эти первообразы всех родов, видов и индивидов отпечатлеваются в тварном временном мире в качестве имманентных вещам врожденных форм (formae nativae), образующих умопостигаемую структуру универсума, который обладает, таким образом, определенной автономией и познаваемой рационально (и даже математически) внутренней необходимостью. При этом привнесенная в природу Мировая душа, отождествляемая, в свою очередь, с обладающим космогонической функцией Святым Духом (Быт. 1,2), будучи источником жизни для всех живых существ и основанием мировой гармонии, одухотворяет и космос в целом, выступающий по отношению к ней как тело: сотворенный универсум представляет собою, следовательно, одушевленное существо, несущее на себе образ Творца, Его могущество (Отец), мудрость (Сын), благость (Св. Дух) («De phil. mund.», I, 6, 7, 9, 15).
Отсюда следует, что стремление объяснить природные явления, исходя из законов естественного причинения, и необходимая опора при решении естественно-научных вопросов не только на авторитет Священного Писания, но и на аргументацию семи свободных искусств, знание которых, впрочем, не должно быть самоцелью (Гильом настаивает на резком различении «мудрости» и «элоквенции»), не только не умаляют, но, наоборот, подчеркивают созидающую мощь Премудрости Божьей, служащей залогом разумного постижения мироздания (Рим. 1, 20): «начало — от наставника, но совершенство должно быть от [собственного] дарования (principium a magistro, sed perfectio debet esse ab ingenio)» («De phil. mund.», I, 21). Во избежание же иррациональных выводов из текста Священного Писания, в частности, из объясняемого им с помощью «Тимея» рассказа о сотворении мира (Быт. 1 —2), Гильом Коншский (в отличие от Теодорика Шартрского) считал допустимым прибегать к аллегорическому его толкованию (fabulosa narratio), используя теорию так называемых «облачений», «покровов» (involucra, integumenta), согласно которой как природа прячет свою суть в одежды чувственного мира, так и истинный смысл таится в символах и образах: примером чего может служить аллегорическое истолкование им рассказа о водах над твердью (aquae super firmamentum: Быт. 1, 6—8), где твердь - это атмосфера, а воды — облака. При этом Гильом был убежден, что этимология впрямую способствует познанию вещей, а грамматическая невежественность и лингвистическая неинформированность приводят к философской неграмотности.
Выступая против идеи о вечности мира, так же, как и против концепции его периодической гибели и восстановления (отвергая, в частности, возможность более чем одного потопа, diluvium), Гильом Коншский под влиянием переводов Константина Африканского и Аделярда Батского, познакомивших его со взглядами Демокрита, Эпикура, Лукреция, а также Али Ибн аль- Аббаса («Pantegni»), полагал в основе мироздания в качестве его первичных элементов неощутимые, но «понимаемые лишь через Дробление разумом» (т.е. исключительно умопостигаемые) атомы, которые, однако, тварны и не совечны Богу: «Нет столь ложной школы, которая не имела бы некоторой примеси истины, хотя эта истина и затемняется примесью чего-нибудь ложного. И в самом деле, говоря, что мир состоит из атомов, эпикурейцы говорили правду, однако их слова, что эти атомы безначальны и что, разделенные, они порхали по великой пустоте и что затем они объединились в четыре великих тела [т.е. в четыре элемента], — басня, ибо ничто, кроме Бога, не может быть безначальным и не имеющим своего места» («Dragm. phil.»). Атомы эти обладают качествами теплоты, холода, сухости и влажности, и различные их сочетания, в свою очередь, образуют четыре элемента: землю (холодную и сухую), воду (холодную и влажную), воздух (теплый и влажный) и огонь (теплый и сухой) - которые, вопреки традиционным представлениям, не являются первоначалами. Причем Гильом отказывался допустить (подобно Бернарду Сильвестру) возможность существования хаоса до акта творения: соглашаясь с теорией, согласно которой четыре элемента расположены концентрическими сферами в определенном порядке, от более тяжелого к более легкому, он не признавал того, что когда-то (Быт. 1, 2) они могли быть перемешаны настолько сильно, что этот закон совершенно не соблюдался («De phil. mund.», I, 21).
