За сельсоветом свернули в улочку налево и возле третьего дома остановились.
Калитка во двор стояла нараспашку. Открыты были и два низких широких окна, под которыми выложенная кирпичом дорожка вела к кирпичному крыльцу. По дядька Антон не повел их дальше. Посмотрел на часы.
- Рано еще. Давайте присядем, обождем, - сказал он.
Сели на толстую ошкуренную колоду, лежавшую у забора. Дядька Антон снял кепку и вытер ею потное лицо.
- А я больше в школу не пойду, - сказал вдруг Толя.
- Это, брат, для меня не новость, - натягивая на голову кепку, отозвался дядька Антон. - Было ясно, как дважды два - четыре. Я только ждал, когда ты об этом скажешь. Сам. Вот ты и сказал. Если разобраться, так что тебе делать в этих четырех классах, если на добрый лад уже все семь надо бы кончать. По возрасту, поди, так оно и будет, а?
- Так, - ответил Толя.
- Вот видишь... И Тоне незачем ходить сюда. Что, у нас в отряде учителей мало? Хотя бы твой земляк, Рыгор. Он же, поди, когда показывает, как разбирать и собирать оружие, не только о нем говорит? Рассказывает, надо полагать, почему оно стреляет, как и чем гонит пулю из ствола, почему мина или снаряд взрываются?..
- Конечно.
- ...Тут тебе законы физики и химии. Географию, ближайшую, известно, мы своими ногами изучаем. И измеряем. Из истории надо непременно знать и Петра, и Наполеона, и Октябрьскую революцию, потому как мы - ее продолжение. Вообще-то, много надо знать. А ты листовки, газеты читай. Тоже история. Ну, чего смотрите на меня? Точно вам говорю, как дважды два - четыре: и наше время станет для кого-то там историей.
Он помолчал, потом, припомнив что-то, продолжал:
- Вы не подумайте только, что я вас от пауки отваживаю. Знания его как нужны! Всем! И воевать без пауки никак невозможно. Кто ты без военной науки? Живая мишень! Вот и выходит: ежели ты на войне - а она может в тебя из-за любого куста выстрелить, - перво-наперво воевать учись. Так что правильно ты решил - воевать! Как ни горько, а правильно.
- Ой! - воскликнула Тоня. - Смотрите!
Толя мотнул головой влево-вправо, а дядька Антон схватился за винтовку, зажатую меж колен.
- Да нет же, нет! На землю посмотрите. Вот! - Тоня показала себе под ноги.
По утоптанной земле ползала муха, а верхом на ней сидела оса. Муха металась туда-сюда, но сбросить ношу никак не могла.
- Это оса-наездница, - усмехнулся дядька Антон. - Она меньше обычной. И в талии потоньше - видите? А ноги у нее длинные, как ходули. Обычные осы свои гнезда на куст вешают. Есть еще и земляные. Для тех норы барсук рост.
- Как это? - удивилась Тоня.
- Ну, не специально, конечно, не по заказу. Барсук корм ищет - ямку или нору выгребает, а земляные осы их занимают потом.
Оса-наездница между тем пристраивала муху себе под брюшко, перебирала ногами, пробовала крылья.
- Смотрите, муха уже не шевелится. Значит, оса оглушила ее своим ядом, а то и убила. Теперь понесет ее в свое гнездо где-нибудь в сухом дереве или в стене. Запасы делает.
И правда, оса-наездница повертелась, покружилась, погудела крыльями и сама маленькая, раза в полтора меньше мухи, - оторвала ту от земли и полукругом тяжело пошла вверх. Полетела.
- Сердце здоровое и крыло сильное, даром что как пушинка и светится насквозь, - заметил дядька Антон.
- А разве у осы есть сердце? - спросила Тоня.
Тут уже и дядька Антон усомнился. Пожал плечами и сказал:
- Думаю, что у всего живого сердце должно иметься. Толя, а ты как думаешь?
Толя ничего не ответил, а дядька Антон вздохнул:
- Да, брат, да. Все вроде люди с сердцами, но не о каждом скажешь, что есть оно у него, сердце... Так, стало быть, про осу. У нее сердце крепкое и крыло сильное. И самолет на этом же принципе построен. Это как дважды два четыре! Чтоб сердце, мотор то есть, было крепкое и крыло легкое. От них и зависит, сколько самолет поднимет и с какой скоростью полетит.
- Дядька Антон, входите! - крикнули из окна хаты.
- Пошли! - Дядька Антон встал, закинул за спину винтовку.
Поднялись с колоды и Толя с Тоней. Вошли в калитку, миновали двор, поднялись на кирпичное крыльцо, оттуда попали в сени, а из сеней - в большую светлую комнату с открытыми окнами.
В комнате было трое: средних лет мужчина, молодая девушка и совсем юный, почти Толин ровесник, паренек. Стояли два стола: в одном углу и в другом. Вдоль стены напротив окон - тоже не то длинный высокий столик, не то специальная подставка. На ней - плоская машинка с круглым черным валиком.
Из-за стола у двери встал мужчина, пожал руку дядьке Антону.
- Смелее проходите, не стойте в дверях. Сразу и начнем нашу экскурсию. Для Толи и Тони, не так ли?
- Они самые, - подтвердил дядька Антон.
- Здесь, товарищи, - обращаясь к Толе с Тоней, слегка официально, слегка торжественно начал мужчина, - помещается партизанская типография. Сегодня выходит свежий номер нашей газеты. А начинается она... гм... замялся мужчина, - газета, особенно партизанская, начинается... даже трудно сказать где. Ну, скажем, за линией фронта. По радио, - он показал на радиоприемник, - слушаем сводки... Начинается во вражеских гарнизонах. Да-да. Пишем мы о том, как фашисты грабят, истязают мирное население. Начинается в партизанских отрядах товарищей Н., М., Т... По первой букве фамилии командира. О боях, об успехах своих товарищей пишут нам партизаны. На этой штуке, - он показал на пишущую машинку, стоящую у него на столе рядом с радиоприемником, - материалы перепечатываем и сдаем в набор Люсе...
Девушка улыбнулась. Она стояла у длинного узкого стола напротив. Над столом висела большая сумка из зеленого брезента, с двумя крыльями понизу, чем-то напоминающая окно с раскрытыми ставнями. Эту сумку удобно переносить. Снял со стены, сложил "окно" створка к створке, пристегнул "ставни", ремень за плечо - и пошел. С таким расчетом она, видно, и была сшита. Застегивались и все кармашки внутри сумки. А было их много. Над каждым кармашком нарисована соответствующая буква.
Люся заглядывала в напечатанный на листке бумаги текст, а рука ее, словно зрячая, брала нужную букву из кармашка, в котором та находилась, приставляла одну к другой на железной с двумя стенками дощечке. Дощечку держала в левой руке. Металлические буквы, каждая на высоком столбике-ножке, выстраивались друг за дружкой, ряд за рядом, как строй солдат.
Заметка была набрана, и Люся сдвинула набор с верстатки - так называлась дощечка, которую она держала в руке, - на верстальную доску. А на ней лежала сплошная прямоугольная плашка, составленная из этих мелких мурашек-букв. Внизу оставался свободный прямоугольник. Туда вставили деревянную колодку, на которой был вырезан рисунок - карикатура на Гитлера. А вырезал рисунок художник редакции Саша, сидевший за столом напротив редактора. Пока тот рассказывал обо всем Толе и Тоне, Саша подправлял скальпелем свою карикатуру. Теперь он вставил колодку на место, оставленное для нее, постучал по ней ручкой шила. Так же постучал - подбил шрифт - и по всей полосе.
Сверстанную полосу - прямоугольную плашку - аккуратно перевязали суровыми нитками и осторожно перенесли к печатному станку. Прихватили по бокам зажимами, смазали буквы и рисунок краской. Саша взял из высокой стопки лист бумаги и чистой стороной положил ее на полосу. Толя видел, что с другой стороны на листе уже напечатано, и догадался, что вторая прямоугольная плашка, лежащая справа от станка, - это и есть отпечатанная страница газеты.
Саша прокатил валик-каталку на себя и снял лист. Теперь на нем было напечатано с обеих сторон.
- "Народный мститель", - прочитали в один голос Толя и Топя.
Дядька Антон взял свежих газет и листовок для отряда, поблагодарил редактора, Люсю и Сашу, и они вышли на улицу.
- А знаете, мои дорогие, что в этой типографии выходили и наши республиканские газеты - "Звязда" и "Чырвоная змена"? Сам видел, как они печатались, вот этими руками получал их и относил в отряд... Даже одна книжка стихов была тут напечатана. А рисунки для нее на дереве делал Саша... Какое-то время поэт жил в нашем отряде. Прилетел из Москвы, спрыгнул с парашютом. Ходил из отряда в отряд, из бригады в бригаду по всей, считай, Беларуси. Сам слышал его стихи. Интересные. Как и сам он. И, видно, смелый хлопец - все на задание рвался. Он, может, и остался бы в нашем отряде подольше, да одна промашка вышла...
