Пять минут и в комнату фрицев пришёл хаос. Перевернув всё вверх дном, мы наконец осознали, что кроме лежавшего на столе футляра из чёрной, отлично выделанной кожи, ничего интересного здесь больше нет.

Также выяснилось, что в расчётах своих Фрайман ошибся. Причём дважды. "Flüstern" действительно состоял из пары, одинаковых по форме и размерам дисков. Однако, во-первых, лучи их были не искривлены, как ранее предполагал Михаил, а заломлены к осям резко. А во-вторых, никаких незавершённых фрагментов в основании "Шёпота" не имелось. Металлические кругляши выглядели цельными и полностью идентичными. Следовательно, соединить их, как предлагал куратор, было невозможно, а это ставило под вопрос весь ход операции.

— Да, блин, зада-а-а-чка, — почесал небритую щёку Жан, — как сложить-то? И где теперь вторую пару искать?

— Пусть Фрайман сам этим занимается. Берём, что есть и сматываемся. Некогда головы ломать.

Я опустил футляр в карман. И в этот самый момент в сознании зажглась красная лампа тревоги.

"Быстрее!"

— Помоги, — я указал в сторону лежавших на полу немцев.

Необходимо было куда-то тела их убрать. Иначе нам даже из вагона не выбраться.

— Хреново, всё это стыкуется, командир. Как думаешь, отчего они померли? — спросил Маротов.

— Без разницы. Давай-ка их в ящики под сиденья.

Через несколько минут свалив в отсек последнего фрица, мы увидели, что снаружи к эшелону бегут трое автоматчиков во главе с капитаном Вёлером.

— Ну, всё. Спектакль окончен. Сейчас вон ганс антракт объявлять станет, — Жан вяло кивнул в направлении Дитриха.

— Уходим.

Я пулей рванулся к двери, однако было поздно. Солдаты заняли позиции у окон вагона, и теперь судьба наша зависела от того, как те войдут. Группой или разделятся.

Повезло. Бестолково вошли. Разделились. Что было нам только на руку. Двое появились за нашими спинами, а Вёлер с замыкающим шествие эсэсовцем впереди встал. Капитан уже достал из кобуры пистолет и теперь хищно на нас поглядывал.

— Meine Herren, ich muss Sie aufhalten!

"Задержать хочет, — сообразил я. — Но пока мы ещё "господа". Хороший знак. Похоже, что-то уже выяснил, однако полной уверенности у него нет."

— В чём дело, Дитрих?

— Потрудитесь объяснить, гер оберштурмфюрер, как вы здесь оказались? — произнёс начальник эшелона, — мне только что звонили из штаба дивизии. Генерал Манштейн очень удивлялся, узнав, что вы с Гербертом Кромбергером сейчас в Сураже. Приказал срочно всё выяснить. Я собственно за этим и вернулся.

"Направленный в грудь собеседника пистолет, лучший аргумент в назревающем диалоге", — вспомнил я шутку старшины в разведшколе.

Однако надежду на благополучный исход следовало сохранять до последнего.

— Я уже говорил. Нас доставили самолётом.

— Ближайший к нам аэродром неделю назад разбомбили русские. До другого, по карте 75 километров.

— Согласитесь не так уж и много для хорошей машины.

Офицер недовольно поморщился.

— Попасть к нему можно в объезд. Прямой путь контролируется партизанами.

— Видимо нам повезло, капитан, удалось проскочить.

Проверить информацию было трудно. При должном подходе и некоторой доле везения, пересечь лес в партизанской зоне виделось вполне себе возможным.

Краем глаза я заметил, как оставшихся снаружи "медведей" обступили ещё трое немецких автоматчиков.

— Вернитесь в купе, господа, — приказал Вёлер.

Оружие в руке капитана качнулось в сторону распахнутой настежь двери.

— До выяснения обстоятельств у меня приказ на ваше задержание.

"А вот это уже хуже. Отсутствие "ЧС" вместе с группой сотрудников "Аненербе" обнаружится сразу. Если дело дойдёт до рукопашной, купе не лучшее место. Решать проблему следует в коридоре. Автоматы здесь не применишь. Запросто можно своих же перестрелять. Тем более, когда те так неудачно расположились."

Судя по желанию как можно скорее вернуть нас обратно, Дитрих оценивал ситуацию аналогично.

"Дистанция великовата, — прикинул я, — пока перемещусь, не исключено, что немцы всё-таки выстрелят. Даже под угрозой задеть кого-то из своих. Тут иначе надо."

Я "обессилено" качнул головой и сделал шаг влево. Затем наклонился к окну, уперев руку в стекло, а вторую опустил в карман кителя. Благо тот был расстёгнут. Ладонь привычно коснулась гладкой рукоятки ДН. Аккуратно снял оружие с предохранителя и развернул лезвием вперёд.

— Что с вами? — поинтересовался Вёлер, — вам плохо?

— Сейчас пройдёт, капитан, заразу, наверное, какую-то подхватил, — я демонстративно громко закашлялся, — дрянь у этих русских условия.

В тишине щелчок фиксатора довольно резкий, но за моим "буханьем" его не услышали. Нож готов. Далее медленно, словно вновь собираюсь закашляться, повернуться к немцам и выставить руку с ДН в правильный угол.

Мне фартило. На возню в кармане никто из фрицев внимания не обращал. Ещё полшага вперёд и новый "приступ" кашля. Не может быть, чтобы требуемая мне реакция у Дитриха не проявилась. Он же в первую очередь немец, потом уже офицер.

Когда адекватный человек видит, как естественным образом "загибается" его противник, в 80 % случаев, он теряет концентрацию. Не знаю, с чем это связано, но, как правило, приём срабатывает практически безотказно. Исключения возможны в бою, где организм действует на пике адреналина. Либо с людьми, животные инстинкты которых превалируют над разумом. Те не ведутся на сострадание. Химия это, либо некий, заложенный в подсознании рефлекс, не суть важно. Главное, чтобы по своим внутренним качествам Вёлер не попал в число оставшихся 20 % дегенератов.

На наше счастье, воспитан немец был должным образом и исключением не стал. В очередной раз, недовольно на меня взглянув, он опустил пистолет ниже необходимого.

Медлить дальше нельзя. Последняя корректировка оружия и пальцы плавно вдавили кнопку спуска. В следующую секунду мощная пружина освободилась, с силой выбросив вперёд лезвие. Острейший металл проник сквозь ткань офицерского кителя, словно вспарывал масло, и устремился к цели с такой скоростью, что уклониться от него стало фактически невозможным.

В большинстве случаев зона подтверждённого поражения лезвием ДНС или десантного ножа стропореза составляет 25 метров. С учётом поправки на плотность ткани, как сейчас, метров 15 должно быть железно. После моего поэтапного перемещения, до Дитриха оставалось шагов пять. Не сложно представить силу удара после подобной атаки.

Через мгновение нож вошёл в горло немца практически полностью и, застряв в тканях трахеи, наконец-то остановился. Непонимающе схватившись за шею, тот захрипел, выпустил «Люггер» из рук и стал медленно заваливаться вперёд.

Теперь необходимо было использовать тело фрица как щит. Прыжок головой вперёд с разворотом в воздухе, а затем мягкий перехват оружия погибшего капитана. Жан безошибочно прочитал мои действия и с секундной задержкой повторил всё в точности, только пистолет извлёк свой. Стоявшие в разных концах вагона эсэсовцы, по всей видимости, ничего подобного в своей жизни не видели. Однако один из них (балл за реакцию) всё же успел дать в мою сторону прицельную очередь. И если б не навалившийся сверху Дитрих, пули прошили бы меня насквозь. Я отчётливо ощутил, как, приняв огонь на себя, дёрнулось его тело.

Наклон влево. Ствол в головы находящихся за спиной Жана фрицев и два парных нажатия на курок. Маротов без заминки снова всё повторил. На сей раз, мы сработали практически одновременно и с задачами своими справились на ура. Кулями повалившись на пол, солдаты перекрыли собой оба прохода.

— Тяжёлый, сука.

Я с трудом сбросил с себя Вёлера.

— Ты как? — Жан подполз ближе, — в крови весь.

— Немца это. В порядке.

— Ну что, ком? Как выбираться будем? Выстрелы наши снаружи явно услышали.