— Wohnen Sie hier? — спросил я.

Как показалось, на мне мальчишка задержал свой взгляд дольше остальных.

— Вы здесь живёте? — перевёл Маротов.

Не владея ситуацией, свои роли следовало играть до конца.

— Да, господин офицер. — Женщина склонила голову ещё ниже.

— Nur ihr drei?

— Только вы трое?

— Да.

Пацан посмотрел на меня снова. По какой-то причине в этот раз совершенно открыто. Не стал прятать глаз, тщательно изучая мой китель.

— Was?(Что?) — поинтересовался я и подошёл ближе.

Его мать, опасаясь, что ребёнок чем-то разозлил немецкого офицера, наклонила голову сына в пол и бросилась ко мне в ноги.

— Простите его, господин, офицер. Не со зла он. Мал ещё. Не разумеет, что творит.

Пытаясь вымолить прощение, женщина подползла ближе, ухватилась за голенища сапог.

Оставшийся без контроля мальчишка снова поднял на меня глаза. Взор чистый, открытый, уверенный в своей правоте. Что-то окончательно для себя решив, малец вдруг соскочил с места и без тени сомнения двинулся в мою сторону.

— Куда?

Дед попытался было ухватить пострелёнка за штаны, но где уж там, тот легко уклонился от неповоротливой старческой кисти.

Паренёк подошёл вплотную и, дёрнув меня за ремень, неожиданно поинтересовался:

— Мёд любишь?

Не памятуя себя от ужаса, хозяйка рванулась к ребёнку, в одно движение сграбастала того в охапку и вновь уткнула головой в пол.

— Пощадите, господин офицер! Больной он. Плохо соображает. Мы не хотели вас разозлить.

На женщину больно было смотреть. В ожидании неминуемого теперь наказания, она буквально тряслась от страха.

— Пусти, мамка, это ж наши! Они мне за пароль ещё не ответили.

Мальчонка в очередной раз вырвался и, словно он теперь здесь главный, деловито указал на рукав моего кителя.

— Глянь!

Торжествующе ткнул пальцем в заплатку на манжете.

— Ты ж сама делала! Таких никто больше не ставит. И форму цю сцирала. Запамятовала?

Женщина всё ещё не могла прийти в себя от сковавшего её шока.

— Так любишь мёд? — снова спросил маленький подпольщик.

— Очень.

— Не верно! — возмутился мальчишка. — Фомич сказал, вы по-другому ответите.

Я обнял его за плечи, прижал голову ребёнка к себе.

— Убили его. Не успел сообщить как надо.

К общему удивлению мальчишка не заплакал. Медленно отстранился, поднял глаза и посмотрел так, что я сразу осознал — отомстит.

— Говори "липовый", — подсказал ребёнок.

— Липовый. — я поправился.

На мгновение в хате повисла поминальная тишина. Не в состоянии воздать большее, как могли, Фомича уважили.

— Нам помощь ваша нужна, — выждав время, произнёс.

Обратившись к пацану, как ко взрослому, я не ошибся. Паренёк "по-хозяйски" прошёл в закуток у печи, пригласил нас следом.

— Здесь сподручнее.

Вскоре выяснилось, что мальчонку зовут Егором. Иван Фомич был его дедом по линии отца, который в первые дни войны ушёл на фронт и уже полгода, как пропал без вести. Мать Пелагея Петровна и дед Яков Ильич, как могли, помогали партизанам. Однако в последнее время делать это становилось сложнее. Доносчики из числа лояльных к новой власти в округе имелись.

— На время человечка одного у вас оставим, — сообщил я хозяйке дома, — обратно пойдём, заберём.

Видя, что женщина не спешит с ответом, уточнил:

— Девушка. Из гражданских. Подозрений она не вызовет.

— Ну, ведите, коли так, — после минуты тяжких колебаний согласилась, наконец, Пелагея Петровна.

В два шага «Паук» за дверью исчез.

— Станция хорошо охраняется?

Я легонько взъерошил мальчонке волосы.

Тому это явно не понравилось. Пацан вернул причёску обратно, уселся напротив, чинно расправляя замызганные дёгтем, холщовые штаны, и лишь затем, полным уверенности голосом, ответил:

— А как иначе? Знамо дело хорошо. Паровоз то там лидэрны.

Откуда у него такие сведения, оставалось, только догадываться.

— Литерный надо произносить. — поправил я.

Однако Егора это, казалось, ничуть не смутило.

— Полицаи меж собой так говорили.

В хату вошли Воложина и Даринэ. Проведя беглянку к столу, "Паук" усадил её на стул, а сам вернулся к выходящему во двор окну. При виде девушек мальчишка долго их изучал, затем, указав на Дашу, звонко чмокнул губами.

— Красивая.

Воложина одобрительно подняла вверх большой палец, а Маротов усмехнулся. Едва заметно покивал головой.

— Сможешь за ней приглядеть, пока нас не будет?

Малец практически не раздумывая, согласился:

— А то. На что тогда мужики-то нужны?

Я подозвал к себе Лизу. Убедился, что беглянка не смотрит, склонился к уху.

— Объясни Даше, что она пока здесь останется. Не надолго. Пусть не волнуется, мы обязательно за ней вернёмся.

Что теперь делать с девчонкой я, честно признаюсь, не представлял. Если всё из увиденного мной, правда, то передавать её в отряд Ромашина не имело смысла. Чем она там займётся? Раненых лечить станет? Для партизан, может и вариант, но ей явно не подходит. И что тогда? Таскать за собой? Вообще не выход. Группа постоянно на волоске от гибели. Здесь оставить? Тоже мимо. Лишний рот Пелагея уже не прокормит. И так вон дед да пострелёнок на ней.

Я вопросительно взглянул на девушку и вдруг осознал, что та и сама всё понимает. Лишняя она здесь. Не место ей среди нас. Обуза.

Вместе с тем, теперь Даринэ смотрела на меня как-то иначе. По-прежнему настороженно, но уже значительно мягче, более заинтересованно, что ли.

"Что это значит? " — подумал я.

Словно поняв, о чём я думаю, гостья вдруг смутилась, и забавно теребя пальцами, свисающие на грудь, длинные волосы, кротко опустила глаза.

*****

Первоначальный план решено было менять. Тимановского взяли с собой и к эшелону выдвинулись немедленно. На предварительном этапе времени итак потеряли порядком. На какой стадии находится сейчас загрука состава, никто не знал, поэтому действовать следовало быстро. Да и Фортуна пока вроде как вновь к нам вернулась, а это в подобном деле упускать нельзя.

Дорога до станции не долгой выдалась и, прибыв на место, я пошёл, что называется, ва-банк.

— Wo ist der Zugführer? Где начальник эшелона? — рыкнул на первого же попавшегося навстречу солдата.

Тот мгновенно встал по стойке "смирно".

— Ich kann es nicht wissen, Herr Oberbürgermeister, wahrscheinlich in der örtlichen Kanzlei. (Не могу знать, гер оберштурмфюрер, вероятно в местной канцелярии.)

Немец указал на каменное здание в конце улицы.

Старшим литерного состава и одним из участников проекта "Schock" оказался высокий, уверенный в себе капитан СС Дитрих Вёлер. Внимательно изучив наши документы, он очень спокойно, как мне показалось, произнёс:

— Наслышан о вас, господа. Однако повстречаться довелось впервые. Рад познакомиться.

Офицер сдержанно кивнул.

— Правда передача груза планировалась на подходе к Сталинграду. Как вы здесь оказались?

— Авиация, капитан. Иногда она здорово подводит, — беря инициативу в свои руки, ответил я, — Ситуация на фронте изменилась, поэтому командование требует приступить к делу немедленно. До прибытия к рубежам русских на Волге оборудование должно быть настроено и полностью готово к использованию.

— Ну что же. Тогда прошу следовать за мной.

Широким шагом Дитрих направился к эшелону.

"С этим возникнут проблемы, — пришла уверенность, — серьёзный противник".

Не взирая, на обстоятельства, требовалось заставить немца играть по нашим правилам.

Поравнявшись с головной, привычно заваленной мешками с песком платформой, за которыми спрятались два мощных, крупнокалиберных пулемёта, я заметил следом за локомотивом тройку, укрытых защитными, маскировочными сетками, танков. Или самоходных машин. Под наглухо затянутыми покрывалами точно было не разобрать.

— Was ist unter der Plane, Captain? (Что под брезентом, капитан?)