– Друг, – сказал Андрей, усмехнулся, – Это мы, наверное, в него стреляли.

– Наверное, – ответил Тим с улыбкой, потрепал пса по холке, – Ну заходи, коль пришел.

Пес вильнул хвостом и процокал когтями к огоньку, сел рядом.

– А он не укусит? – Линда чуть отодвинулась.

– Не знаю, – Егор посмотрел псу в глаза, протянул ему полбанки консервы, – будешь?

Пес уткнулся носом в банку, громко захлюпал, вылизывая длинным языком масло.

– Не, такой не укусит, – Егор потрепал пса меж ушей, – правда, пес?

Пес с серьезным видом, будто поняв, что спрашивают его, посмотрел Егору в глаза, вильнул хвостом, и снова уткнулся в банку. Линда улыбнулась.

Я пришел в себя на берегу невероятно огромного, похожего на море, озера. Дул холодный пронизывающий ветер, высокие зеленые волны накатывали на берег, разбивались об камни, окатывали меня холодными солеными брызгами. Я замерз, я очень замерз, пальцы не слушались, задеревенели. Я долго дышал на них, тер друг о дружку ладони, пока не почувствовал боль в кончиках пальцах.

Я был бос, в изодранных джинсах, бесформенным тряпьем на мне висела грязная футболка. А еще я сплошь был в синяках, царапинах, ссадинах, очень сильно болела левая сторона при вдохе.

Было раннее утро, из-за леса всходило багровое солнце.

Идти было тяжело: галька больно впивалась в избитые стопы, холодный ветер заставлял сжиматься, кутаться в тряпье, зубы стучали.

Впереди, на высоком берегу, что-то блеснуло, я вздрогнул, посмотрел вверх. Там стоял коттедж, огромный, богатый коттедж со стекленным флигелем – он то и блестел. Там обязательно должен кто-то быть! Я, нахохлившись, укутавшись поплотнее в рванье, оставшееся от футболке, поспешил вперед.

Ворота коттеджа были распахнуты, на подъездной дорожке стоял шикарный, но вдребезги расколоченный, черный майбах.

– Эй, есть кто? – я брел по дорожке вперед, то и дело оглядываясь по сторонам. Никого не было. Красивая, красного дерева, входная дверь, со стеклянными вставышами, была выбита, висела на выгнутых петлях. Я прошел в дом. Пусто, чисто, прибрано, будто хозяева только что ушли, вот только дверь эта…

– Люди? – крикнул я, осторожно ступая пятками по дорогому ковру с толстенным ворсом, – У вас тут дверь выбили.

Я прошел по нескольким комнатам первого этажа, в большой каминной зале взял кочергу, было страшно. Поднимаясь по винтовой лестнице на второй этаж, я увидел пару дыр в стене, и еще одну дыру – пуля пробила фотографию в рамке. Перешагивая через стекла я, на всякий случай, крикнул еще раз:

– Там у вас кто-то дверь выбил, не стреляйте, пожалуйста.

Поднялся, пошел вдоль закрытых дверей. Какой все же большой дом! Одна дверь впереди была открыта, на стене, напротив двери, кровавым пятном лег красный свет рассвета. Я медленно прошел к двери, заглянул во внутрь и тут же отпрянул обратно. Внутри, в комнате, лежал мертвец.

Сделал глубокий вдох, выдох и вошел. Крепкий, с наметившимся животиком мужчина лежал на полу в луже собственной крови. Он застрелился. Половина черепа была сметена напрочь, открытые глаза расширенны, а рядом с мертвецом, с налипшими рубиновыми каплями крови на рукояти, лежал пистолет. Поднял его. Руки сами помнили, что и как надо сделать, на ладонь выпала обойма – в ней оставалось еще два патрона.

Я склонился над мертвецом, преодолевая страх, провел пальцами по векам. У мертвых глаза должны быть закрыты. Вышел из комнаты, закрыл за собой дверь, привалился спиной к стене и часто-часто задышал.

Что здесь произошло? Разборка? И я… Только сейчас я подумал о себе, и понял, – я не знаю кто я такой. Я ничего не помню, я ничего не знаю, я не подозреваю где я, я не знаю, как я тут оказался, я… Я вообще ничего не знаю!

Только… Где-то здесь должен быть телефон. Посмотрел вниз через перила, в холле, рядом с лестницей, на красивом резном столике, стоял телефонный аппарат под старину, с трубкой висящей на медных рожках. Спустился, поднял трубку – тишина, телефон не работал.

Поднялся наверх, вздохнул и снова открыл дверь в комнату с мертвецом. Обшарил его карманы, нашел сотовый, ключи с брелком сигнализации от машины, и патроны россыпью. Посмотрел на сотовый, рядом со значком сигнала не светилось ни единой палочки – сети не было.

На кухне, когда я набивал пузо едой, выяснил, что нет электричества, продукты в холодильнике уже начали пованивать. В зале нашел брошенный на стол мп3 плеер, попытался поймать радио – в эфире было пусто.

Я попытался взять из этого странного дома как можно больше и как можно скорее – боялся того, что сюда могут прийти те, из-за кого застрелился хозяин. Я оделся в найденный в шкафу костюм, правда он мне был слегка большеват, но это ничего, обулся, нашел большую спортивную сумку, куда навалил еды, положил, на всякий случай, легкую куртку, в одной тумбочке нашел коробку патронов, сунул туда же, в сумку, нашел деньги, взял и их. Плеер тоже с собой взял, музыку послушать.

Часам к девяти, я уже шел по ровной асфальтовой дороге вниз по склону. Там, мне так казалось, должен был быть город.

– Пораньше выйдем, пока еще не припекает, – Андрей взваливал на себя тяжелый рюкзак, не хотя глянул на РПК, покривился. Поначалу вес не сильно большой, но за день ходьбы ноша превращается в неподъемную.

Егор еще только поднялся, широко зевал и хрустко потягивался. Тим был уже готов, он стоял у выбитого окна, и через прицел винтореза смотрел в сторону города. Ничего страшного или странного в этом не было, он всегда, перед тем как двинуться в путь, осматривал окрестности таким образом. Раньше у него для этих целей был бинокль, но, когда мы остановились в одной пустующей деревне, на нас, ближе к утру, набрел зомбер – кряжистый такой мужиченка. Как на нас вышел, не понятно, а еще не понятнее, как умудрился просидеть под дверью до самого утра бесшумно. А вот утром, когда Тим вышел из дома, тогда-то он и стартовал. Зомберу повезло: Тима разом повалил, едва по новой не инициировал, уже к себе переворачивал, когда его Андрей с ПММа сострельнул. Красиво, аккурат промеж залитых чернотой глаз. Мужик кончился, и бинокль, как выяснилось, тоже кончился – раздавили его в драке.

– Чисто, – Тим отошел от окна, – выходим.

Пригород был уже близко. Пес, увязавшийся за нами, то забегал вперед, то возвращался обратно, виляя хвостом и тяжело дыша. У дороги стали появляться брошенные, а потом раскуроченные зомберами, машины. Из города начали бежать на третий день, после того, как все это завертелось. Чего ждали? Не понятно, и так было ясно, что неладное творится и то что лучше не станет. Так нет же, сидели по домам, смотрели в окна, боялись нос за дверь высунуть, а там, на улице уже бушевали зомберы, неслись потоками по дорогам, врывались в подъезды, громили машины, автобусы.

Линда остановилась рядом с одной машиной, стареньким красным москвичонком, прильнула к стеклу, закрыв ладошками свет, заглянула во внутрь.

– Дядь Егор, там сумка с вещами, можно открыть?

– Так жарко же? – удивился Егор, – Мерзнешь что ли?

– Нет, – она стыдливо опустила глаза, повела грязным исцарапанным плечиком, – мне стыдно за это вот. – и она взялась за юбки сарафана.

– А, ну раз так! Ребят, погодьте, – мы уже и так стояли, ждали, – я сейчас.

Егор размялся, нагнул шею туда-сюда и с силой врезал тяжелым ботинком по двери, там где замок, потом хватанул дверь, сколько было сил, дернул на себя и вместе с дверцой бухнулся спиной на дорогу.

– Вот! Бери! – щербато улыбаясь, предложил он.

– Дурак, – констатировал Андрей, – машина открытая была.

– Как? – Егор оглянулся растерянно на Андрея, и только потом отбросил в сторону дверь.

– А ты попробуй.

Егор попробовал, двери и правда были открыты.

– Когда от зомберов бежишь, о машине не думаешь.

Линда пошарилась в сумке, нашла себе какое-то платье, попросила отвернуться. Мы исправно постояли к ней спиной минуты две, потом нам было разрешено посмотреть на нее. Ребята удивились. Я то знал, как выглядела Линда, раньше, когда была чистенькая и ухоженная, а ребята… Перед нами стояла девочка, правда чуть чумазая, чуть исхудалая, но такая по-детски милая.