От былой приветливости соперника не осталось и следа. На третий раунд, видимо, науськанный секундантом, выскочил, словно разъярённый бык. Оно и понятно, по очкам я однозначно вёл. Даже если бы судьи симпатизировали кубинцу, то при всём желании по итогам двух раундов они не могли бы дать тому преимущество.
Я уже по традиции собрался было нырнуть под левый прямой, чтобы в ближнем бою набрать несколько очков, и мне почти удалось это сделать, но вдруг в мою голову словно прилетело пушечное ядро, и на какое-то мгновение я перестал видеть: только тьма, в которой то и дело вспыхивали разноцветные искорки.
Ещё мгновение спустя я понял, что сижу на заднице, а надо мной стоит рефери и считает. Странно, почему на английском?.. Стоп! Это же финал, Олимпиада, я дерусь с Теофило Стивенсоном. И мне только что прилетело… Помню, как собрался нырять под левую, и левой он никак не мог меня ударить, значит, прилетело с правой. Выходит, он раскусил мой манёвр, знал, что я буду делать, и заранее приготовил этот удар.
Вот это я попался… Но плакаться будем потом, а сейчас нужно принять вертикальное положение, пока рефери не зафиксировал нокаут.
— …seven, eight...
Встаю, чуть покачнувшись, говорю, стараясь придать голосу уверенности:
— I'm fine. We can continue the fight[3].
Рефери пристально вглядывается в мои глаза, удовлетворённо кивает, но, прежде чем предложить продолжить поединок, приглашает врача. Оказывается, у меня ещё и сечка на верхнем веке образовалась. То-то чувствую, пощипывает там, а это пот в рану затекал. Но крови почти нет, врач, промокнув сечку тампоном, разрешает продолжить поединок.
У меня же в голове бьётся только одна мысль: чем удивить соперника, чтобы поставить того в тупик? Схема с нырками теперь вряд ли прокатит, Стивенсон к ней уже готов. Видно, с секундантом-тренером в перерыве внесли соответствующие коррективы.
В себя я пришёл быстро, данные мне кем-то свыше выносливость и умение быстро восстанавливаться никуда не делись. Вот только я не спешил это демонстрировать окружающим и сопернику в частности. Пусть кубинец думает, что я всё ещё в состоянии грогги, даже вон руки толком поднять не могу, несмотря на подсказку секунданта:
— Женя, руки! Руки выше!
Почуявший кровь раненой жертвы соперник идёт вперёд, бросая удар за ударом, я же отступаю на якобы нетвёрдых ногах. И наконец делаю попытку очередного нырка под его левую. То есть показываю, что ныряю, и Стивенсон этого ждёт, его правая перчатка летит туда, где должна находиться моя голова. В принципе он всё правильно делает. Вот только я свой нырок лишь обозначил, и в следующее мгновение, пропуская над собой бьющую руку, делаю уклон с шагом влево, под открывшийся буквально на доли секунды правый бок, и от всей души засаживаю левую перчатку в печень. Кожа, небольшая жировая прослойка и мышцы — довольно слабая защита против такого удара. Лицо Стивенсон искажается гримасой боли, оно буквально сереет, он делает шаг назад, клонясь вправо и интуитивно зажимая отбитый бок предплечьем, словно это поможет облегчить страдания… Команды рефери об остановке боя нет, и я спокойно, словно на тренировке, провожу двойку в голову. Глаза кубинца закатываются, видны только белки, будто бы передо мной какой-то зомби, потом колени его подгибаются и он мешком валится на канвас. Всем всё становится ясно, включая рефери, который склоняется над поверженным темнокожим боксёром, разводит руки в стороны и тут же приглашает на ринг врача.
Трибуны беснуются, особенно наши болельщики, включая всю нашу сборную. А я стою в нейтральном углу, полностью опустошённый. Почему-то мелко дрожат ноги, ничего не могу с этим поделать, видно, отхожу после сильного прилива адреналина. Было такое со мной прежде лишь однажды, в финале чемпионата Европы, но и то как-то менее явно, я даже не обратил на это внимания.
Стивенсон поднимается только с помощью тренера и рефери, ему помогают дойти до синего угла, где он стоит, опёршись и смотрит куда-то вдаль туманным взором, пока ему расшнуровывают перчатки. Я подхожу, тоже уже без перчаток, но с ещё забинтованным кистями, кладу ладонь на плече Теофило, участливо справляюсь на английском, как его здоровье. Кубинец в ответ морщится и слабо улыбается. Сейчас я ему действительно сочувствую, и не испытываю ни грамма злости, ни спортивной, вообще никакой. Особенно глядя на его опухшую правую строну лица.
Сам-то я тоже получил нехило, из-за сечки верхнее веко над левым глазом припухло, доставляя некий дискомфорт, да и последствия того тяжёлого нокдауна ещё неизвестно какими будут. Не хочется, как Али, в старости мучиться болезнью Паркинсона или ещё чем-то аналогичным. Но на данный момент главная цель всей моей жизни достигнута…
Ух, я ведь даже ещё толком этого и не осознал. Понятно, олимпийский чемпион и всё такое… А ведь годы спустя будут вспоминать, мол, этот Покровский в финале Олимпиады побил самого Теофило Стивенсона! Хотя что значит «самого»? На данный момент главная звезда тяжёлого веса в любительском боксе — это я, а не Стивенсон. И кто знает, как долго продлится наше противостояние, и неизвестно, кто в нём будет доминировать. Сумеет ли вообще Теофило восстановиться прежде всего морально после такого обидного поражения?
Но это дело будущего, а пока награждение. Первыми приглашаются бронзовые призёры, затем обладатель серебряной медали… Кубинец выглядит несчастным, но находит в себе силы улыбнуться трибунам, которые благодарят его за хороший бокс. Я поднимаюсь на верхнюю ступень пьедестала, жму руки призёрам, приветственно машу зрителям, нагибаюсь, подставляя шею под цепочку, на этой Олимпиаде заменившую традиционную ленточку. Цепочку из латуни, покрытая позолотой, оттягивает увесистая круглая медаль с желтоватым отливом. Красивая, кстати. На лицевой стороне медали изображена Богиня Победы, держащая в левой руке пальмовую ветвь и в правой — лавровый венок победителя. Правда, оборотная сторона оставляет вопросы. Кто эти двое обнажённых мужчин, обнимающих друг друга за плечи? Да ещё и с ярко выраженными гениталиями… Но я-то уже знаю ответ на вопрос, это божественные герои Древней Греции Кастор и Поллукс. Лучше бы их вообще не было, в смысле в виде изображения на медали, а не самих героев, а то слишком уж схематичное изображение по сравнению с лицевой стороной. Всё равно как в обставленные изящной мебелью покои какого-нибудь богатого дворянина века этак, скажем, восемнадцатого, затащить диван от IKEA.
И тут я невольно вспомнил свой разговор с Ли перед финалом, когда ляпнул про Кубок Вэла Баркера. Потому что именно мне его сейчас и вручили — тяжёлую чашу на толстой ножке с фигуркой поднявшего вверх правую руку боксёра у её основания. А в том варианте истории Кубок получил как раз Стивенсон. И если бы не фортель судьбы, закинувший моё сознание в моё же юное тело… Но вряд ли высшие силы учудили этот фокус ради того, чтобы я выиграл Олимпиаду, хотя и, чего уж скрывать, одарили нечеловеческой выносливостью и способностью быстро восстанавливаться. Думаю, цели — если они всё же были, если это не глюк мироздания — всё же куда более масштабные. Например, спасти от развала СССР. Почему бы и нет? Закинь меня в какой-нибудь 1888 год, я бы, может, всё сделал, чтобы избежать революции и миллионов её жертв. Или там тоже всё было предопределено самой историей?
От этих мыслей меня отвлекает зазвучавший гимн Советского Союза. Под своды «Бокс-Халле» медленно поднимается красное полотнище с золотистыми, перекрещенными серпом и молотом в углу полотнища, и звёздочкой над ними. На моих глазах невольно выступают слёзы, к горлу подкатывает ком. Это беспристрастно фиксируют теле и фотокамеры, но мне плевать, имею право на проявление таких вот эмоций, заслужил.
— На что премиальные потратишь? — спрашивает меня уже в автобусе усевшийся рядом довольный Лемешев.
— Да не знаю пока, — пожимаю я плечами.
— А я, наверное, добавлю и машину возьму, — мечтательно говорит Слава.
Ну да, добавлять придётся, если он хочет взять «Жигули» или тем паче «Волгу», так как согласно Постановлению Секретариата ЦК КПСС «О материальном поощрении спортсменов и тренеров за высокие спортивные достижения на Олимпийских играх» от 30 мая 1972 года Комитету по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР разрешено выплачивать спортсменам, завоевавшим первые места на Олимпийских играх, и подготовившим их тренерам денежные премии в размере до 3000 рублей каждому. Там было что-то про то, что из них можно до 250 рублей выплачивать в иностранной валюте, с выдачей их непосредственно за границей, но нам, кажется, этот вариант не светит.
