Красноморов вгляделся. И в самом деле прибор без хозяина равнодушно отплевывался, а неподалеку - рукой не дотянуться - виднелось темное пятно, в котором, если вглядеться повнимательнее, различалась лежащая ничком на снегу человеческая фигура.

- Спуститься надобно, - сказал Красноморов.

Каманин послал вперед троих подручных. Фигуру Ванникова держали под прицелом. В окуляры видно было, как подойдя к темному пятну на снегу, мужики стали жестами звать к себе остальных.

Лицо Ванникова застыло с оскаленным в предсмертной судороге ртом.

Они переглянулись, не понимая, что произошло.

Лазер, валявшийся неподалеку от хозяина, мерно пульсировал - его некому было выключить.

Пофыркивая мотором, подплыл "мышонок".

- Ну, что там у вас? - спросил Борислав.

- Час от часу не легче. Ванникова Никиту ухлопали. Да не мы. Тут еще кто-то орудует.

Стрелу из тела Ванникова вытащили с некоторой поспешностью. Затем погрузили тело в поддон машины - не оставлять же в чистом поле. Обсуждая дальнейшие планы, они снова обратили внимание на зарево над дальним берегом Белки.

"Мышонок" быстро пересек незамерзающее течение Белки и, завывая мотором, совсем как зверь, кряхтящий от напряжения, вскарабкался на крутой берег. Зарево, как определили, поднималось над поселением.

На просеке, ведущей к Беличьему, однаружилось множество конских следов и свежий навоз на истоптанном копытами снегу. Такого количества всадников невозможно было набрать во всей округе.

Судя по всему, неизвестные не смогли переправиться через Белку. Они повернули к поселению, между делом подстрелив Ванникова. Лыжники погрузились в "мышонок", который на максимально возможной скорости направился к Беличьему.

15

В Беличьем не оставалось ни одного целого дома. Деревянные строения обратились в груды едно дымивших головешек, над которыми поднимались прокопченые остовы труб. "Мышонок" осторожно плыл вдоль главной улицы. Из тлеющих бревен изредка вырывались языки пламени. Время от времени встречались лежавшие на дороге трупы. Несколько раз "мышонок" останавливали, чтобы осмотреть погибших. В основном то были мужчины, полуодетые, в нижнем холщевом белье, либо в длинных ночных рубашках. Одни лежали, сраженные, как и Ванников, стрелами. Других зарубили. Живых людей в поселении не встретили.

Все молчали. Подобные разрушения Красноморов видел лишь однажды и то на рисунках в книге, которую ему некогда давали в читалище. И снова вспомнилось оттуда: "Мамаево побоище". В душе у Красноморова нарастала ярость, настойчиво искавшая выхода. Что за напасть такая и как можно в один миг разрушить все, нажитое долгим нелегким трудом? И еще он постоянно беспокоился о Микеше. Когда погрузившись в кабину "мышонка", они бросились в погоню за Ванниковым, Микеша осталась в Городе. А эти... Мамаи чертовы, судя по всему, именно в Город и направлялись. Сколько их - сотня, тысяча? А если больше? Целая орда? А если у них не только стрелы?

Начинающее светлеть небо внезапно прочертила красная ракета. Стреляли с гидростанции. "Мышонок", рявкнув мотором, бросился вперед.

Снег на берегу водохранилища напоминал грязную кашу. Однако кирпичное здание на середине плотины, в отличие от домов в Беличьем, совершенно не пострадало и в окнах его горели светляки.

Следы мамаев отклонялись к тракту, ведущему в Город. "Мышонок" пересек открытую воду возле плотины и осторожно сел на трехметровый каменный гребень.

Дверь турбинного зала приоткрылась и на пороге показались мужские фигуры с двухстволками в руках. В могучем бородаче Красноморов признал своего давнишнего друга Ваню Федошина, который начальствовал на гидростанции.

- Что случилось-то? - спросил Каманин, первым спрыгивая на снег.

Федошин только махнул рукой.

В турбинном зале обнаружилась смена ночных дежурных - трое мужиков, да с десяток полуодетых беличан, среди которых жались друг к дружке две перепуганные бабы. Этих людей спасло от резни, устроенной мамаями (с легкой руки Красноморова это название прижилось), только исключительное положение зала гидростанции.

Перебивая друг друга, беличане рассказали следующее. Около двух часов ночи на поселение обрушилась лавина всадников, одетых в шкуры. Лошаденки под ними были приземистые и мохнатые. Никто не мог определить, сколько их и откуда они пришли. Но ор в Беличьем стоял ужасный. Поди, в Городе слышали. Мамаи врывались в дома, вытаскивали обезумевших, ничего не понимавших спросонья женщин. Мужчин убивали, иных на месте, иных на улице. Дома поджигали. Бегущих людей рубили. Пока захватчики грабили чаевню и хлебную лавку, уцелевшие беличане бросились к плотине в поисках укрытия. Их заметили, снова началась резня. Спаслись вот, сами видите, несколько человек из поселения. Мамаи пытались атаковать и здание гидростанции с плотины, но были отбиты стрельбой из ружей. Ружья, слава богу, в наличии имелись, поскольку все мужики тутошние - охотники. Мамаи подобрали своих убитых и направили лошаденок в Город. Но вот что странно - сами они пользовались стрелами да резаками-саблями, однако ощущения, что они боятся ружей, не возникало. Скорее всего, мамаи сочли атаку гидростанции нецелесообразной и поперли дальше.

Часовой механизм на стене показывал семь утра.

- В Город не пробовали сообщать? - спросил Красноморов.

- Нет, Василий Егорыч. Говорильники все как один молчат. Видать, они, мамаи чертовы, линии повредили.

16

Красноморову не приходилось сильно гневаться в прошлом. Сердиться - да. Но так, чтобы все внутри кипело, чтобы среди прочих чувств преобладало желание отомстить - даже неважно кому, лишь бы добиться возмездия за все пережитые унижения, страдания, боль. Уничтожить, стереть с лица земли! Стоило опустить веки и перед глазами вставала залитая неровным багровым светом улица со сгоревшими домами и растоптанными палисадами. К ярости примешивался страх - не за себя (чего не было, того не было), но за Микешу. Она же осталась в Городе и, видать, не подозревала о новой страшной напасти. В душе Красноморова образовался незнакомый ему ранее огненный сплав, который требовал немедленного выхода, возмездия нечестивцам.

- Догонять надобно, - сказал Василий. - Вам бы в поселение вернуться, может, чего отыщете, - обратился он к беличанам. - Мы вам мужиков с автоматами оставим для защиты.

Переправившись на берег и высадив беличан (женщины пронзительно заголосили, увидев во что превратилось поселение), "мышонок" развернулся по направлению к Городу и на максимальной скорости понесся над растоптанной сотнями копыт дорогой.

Нагнали мамаев уже вблизи городских слобод, когда кровавый край солнца изрядно подсветил горизонт. "Мышонок" вылетел из леса в открытое поле и тотчас все увидели отряд мамаев, катившийся наподобие черной тучи на мирно дремлющие слободы. Лишь кое-где из труб поднимались робкие струйки дыма.

На опушке слева заметили полон - толпу беличанских женщин, окруженную всадниками.

- Что делать будем? - спросил Никола. - Пока баб освобождаем, они ж слободу пожгут, поганцы...

- Сначала главные силы уничтожим, - предложил Красноморов. - И быстро, а то ведь и в самом деле полон уведут...

Красноморов стиснул зубы. По главным силам выпустили две ракеты, да так удачно, что они разорвались в самой гуще мамайского войска, уменьшив его, по крайней мере, на треть. Остальные мамаи, заметив "мышонка", бросились по снегу врассыпную. Василий, высунывшись по пояс из верхнего люка, хотел полоснуть лазером, но сообразив, что огненная струя может поджечь ненароком слободские дома, вылез на броню и попросил, чтобы ему подали автомат. Никола Каманин и еще три мужика, следуя примеру Василия, выбрались наружу. Часть всадников во главе с предводителем, которого можно было узнать по лисьей шапке, украшенной бубенчиками, в последний момент развернулась и попыталась атаковать "мышонка". Но их тут же осадили автоматными очередями. В две минуты было покончено и с остальными, увязшими в придорожных сугробах. Тела мамаев дымились в снегу. Несколько уцелевших лошаденок, высоко вскидывая крупы, с визгливым ржанием помчалось прочь.