− От чего? − спросила миссис Торнтон, слегка нахмурив брови.

− Я не знаю, погода, наверно. Она такая расслабляющая. Не могла бы ты привезти няню сюда, мама? Коляска доставит ее сюда, и она сможет провести остаток дня здесь; я знаю, это ей понравится.

Миссис Торнтон не ответила, но положила свое шитье на стол и, казалось, задумалась.

− Но ей придется возвращаться домой поздно, − заметила она, наконец.

− О, я найму кэб. Я ни в коем случае не позволю ей идти домой пешком.

В этот момент в комнату зашел мистер Торнтон, чтобы попрощаться с матерью перед тем, как отправиться на фабрику.

− Мама! Я зашел только сказать, что если у тебя на примете есть какая-нибудь девушка, которая могла бы ухаживать за больной миссис Хейл, то скажи ей об этом.

− Если что-то узнаю, то скажу. Но я сама никогда не болела, поэтому не знаю капризов больных.

− Ну, у тебя же есть Фанни, а она редко чувствует себя здоровой. Возможно, она сможет что-нибудь предложить, не так ли, Фан?

− Я не всегда чувствую недомогание, − обиделась Фанни. − И я не собираюсь ехать с мамой. У меня сегодня болит голова, и я никуда не поеду.

Мистер Торнтон выглядел недовольным. Взгляд матери был прикован к шитью, над которым она усердно трудилась.

− Фанни! Я хочу, чтобы ты поехала, − сказал он властно. − Это пойдет тебе на пользу. Ты обяжешь меня, если поедешь без лишних разговоров.

Сказав это, он быстро вышел из комнаты.

Если бы он остался чуть дольше, Фанни, наверное, расплакалась бы из-за его командного тона, даже просто из-за его слов «ты обяжешь меня». Но все было уже сказано. И она лишь проворчала, поджав губы:

− Джон всегда говорит, будто я притворяюсь больной, но я никогда не притворяюсь. Кто эти Хейлы, из-за которых он так суетится?

− Фанни, не говори так о своем брате. У него есть на это причины, иначе он не настаивал бы на этом визите. Поторапливайся и приведи себя в порядок.

Но маленькая перебранка между сыном и дочерью не заставила миссис Торнтон относиться более благожелательно к «этим Хейлам». Ее ревнивое сердце повторило вопрос дочери: «Кто они такие, что он так беспокоится о том, чтобы мы уделили им внимание?» − этот вопрос постоянно вертелся у нее в голове, как назойливый припев к песне. Фанни же скоро забыла свои обиды, отдавшись всецело созерцанию своей новой шляпки в зеркале.

Миссис Торнтон была женщиной нелюдимой и застенчивой. Только в последние годы у нее появилось достаточно свободного времени, чтобы выходить в общество. И это общество ей не нравилось. Званые обеды и обсуждение званых обедов у других людей вполне удовлетворяли ее. Но эти выходы в свет, чтобы завязать знакомства с незнакомцами, были совсем другим делом. Она чувствовала себя неловко и оттого выглядела особенно суровой и грозной, входя в маленькую гостиную Хейлов.

Маргарет вышивала на небольшом кусочке батиста узор на одежду для будущего малыша Эдит. «Пустая, бесполезная работа», − заметила про себя миссис Торнтон. Ей больше понравилось двойное вязание миссис Хейл: оно было более практичным. Комната была заполнена безделушками, так что уборка здесь занимала много времени, а время у людей ограниченного достатка измерялось деньгами.

Миссис Торнтон сделала все эти замечания про себя, пока произносила обычные банальности, которые говорит большинство людей, когда скрывают свои чувства. Миссис Хейл отвечала с усилием, ее мысли вертелись вокруг старинного кружева, украшавшего одежду миссис Торнтон. «Кружева, − как она впоследствии заметила Диксон, − старинные английские, их уже не делают лет семьдесят, и их уже не купить. Это, должно быть, фамильная ценность, доставшаяся ей от предков». Несомненно, владелица этих фамильных кружев была достойна чего-то большего, чем слабые попытки миссис Хейл угодить гостье и поддержать разговор. Маргарет, судорожно искавшая тему для разговора с Фанни, слышала, как ее мать и миссис Торнтон погрузились в бесконечное обсуждение нравов и пороков прислуги.

− Я полагаю, вы не любите музыку, − сказала Фанни, − я не вижу у вас пианино.

− Я люблю слушать хорошую музыку, но сама умею играть не слишком хорошо. А папа и мама не очень любят музыку. Поэтому мы продали наше старое пианино, когда приехали сюда.

− Удивительно, как вы можете жить без него. Оно мне кажется просто необходимым для жизни.

«Пятнадцать шиллингов в неделю, из которых три откладывались! − подумала про себя Маргарет. − Но она, должно быть, очень молода. Она могла просто не помнить об этом. Но она должна знать о том времени».

Когда Маргарет ответила, ее слова прозвучали довольно холодно:

− Полагаю, у вас здесь бывают хорошие концерты.

− О, да! Великолепные! Только там бывает слишком много народа, и это хуже всего. Туда пускают всех без разбора. И каждый уверен, что слышит там последние новинки. На следующий день после концерта все бегут к Джонсону заказывать ноты.

− Вы любите новую музыку просто за ее новизну?

− О, каждый знает, что это модно в Лондоне, иначе певцы не исполняли бы эту музыку здесь. Вы, конечно, бывали в Лондоне.

− Да, − ответила Маргарет, − я жила там несколько лет.

− О! Лондон и Алхамбра^[8] − вот два места, что я хочу посетить.

− Лондон и Алхамбра!

− Да, с тех пор, как я прочитала «Истории об Алхамбре». Вы не читали их?

− Боюсь, что нет. Но уверена, вы легко можете поехать в Лондон.

− Да, как-нибудь, − сказала Фанни, понизив голос. − Мама сама никогда не была в Лондоне и не может понять моего желания. Она очень гордится Милтоном, этим грязным задымленным городом. Кажется, именно грязь и дым ей и нравятся.

− Если миссис Торнтон прожила здесь несколько лет, я вполне могу понять ее любовь к этому городу, − сказала Маргарет своим чистым звонким голосом.

− Что вы говорите обо мне, мисс Хейл? Могу я поинтересоваться?

Маргарет не была готова ответить на этот вопрос, немного удививший ее, поэтому ответила мисс Торнтон:

− О, мама! Мы только пытались выяснить, за что ты так любишь Милтон.

− Благодарю, − ответила миссис Торнтон. − Но я не думаю, что моя естественная привязанность к этому месту, где я родилась и выросла, и где прожила несколько лет, требует каких то объяснений.

Маргарет была рассержена. Из-за ответа Фанни могло показаться, будто они дерзко обсуждали чувства миссис Торнтон. Но Маргарет также возмутили бесцеремонные манеры старой дамы.

Миссис Торнтон продолжила после небольшой паузы:

− Вы знаете что-нибудь о Милтоне, мисс Хейл? Вы видели какую-нибудь из наших фабрик? Наши великолепные склады?

− Нет! − ответила Маргарет. − Пока еще нет.

Ей показалось, что, скрывая свое полное безразличие к таким местам, она уклоняется от правды, и поэтому она продолжила:

− Конечно, папа взял бы меня посмотреть фабрики, если бы я интересовалась ими. Но я, на самом деле, не нахожу удовольствия в изучении цехов и складов.

− Это очень любопытные места, − заметила миссис Хейл, − но там всегда так много шума и пыли. Помню, однажды вышла в сиреневом шелковом платье поискать свечи, и мое платье было совершенно испорчено.

− Вполне возможно, − сказала миссис Торнтон сухим недовольным тоном. − Я просто думала, что, поскольку вы недавно приехали жить в город, который занял высокое положение в стране благодаря развитию промышленности, − вы могли бы поинтересоваться и посетить некоторые фабрики. Подобных им нет больше нигде в королевстве. Если мисс Хейл изменит свое мнение и снизойдет до того, чтобы поинтересоваться фабриками Милтона, я могу только сказать, что буду рада достать ей разрешение посетить ситценабивной цех или прядильные цеха на фабрике моего сына. Вы там увидите самые последние усовершенствования станков и машин.

− Я так рада, что вы не любите фабрики, мастерские и подобные вещи, − сказала Фанни полушепотом, поднявшись, чтобы присоединиться к своей матери, которая собралась покинуть дом Хейлов.

− Я думаю, что мне хотелось бы знать все о них, будь я на вашем месте, − тихо ответила Маргарет.