− Бедная девочка… бедняжка, я не хотел расстраивать тебя, но мужчина должен говорить правду, а когда я вижу, что народ становится хуже день ото дня, и все вокруг приходит в упадок, я говорю себе: почему бы не оставить весь этот разговор о религии и не заняться тем, что понимаешь и знаешь. Это ведь так просто − говорить о том, что знаешь и делать то, что умеешь.

Но девушка повторяла с болью в голосе:

− Не думайте о нем плохо, он − хороший человек, правда. Я буду грустить даже в Граде Божьем, если отца там не будет, − лихорадочный румянец появился на щеках Бесси, а в глазах − лихорадочное пламя. − Но ты будешь там, отец! Ты будешь! О! Мое сердце! − она приложила свою руку к груди и мертвенно побледнела.

Маргарет обняла девушку и положила ее голову к себе на грудь. Она убрала тонкие и мягкие волосы Бесси с висков и смочила их водой. Глаза Николаса были полны любви и печали, и даже сестра Бесси притихла, наблюдая за двумя обнявшимися девушками с напряженной нежностью. Через некоторое время спазм прошел, и Бесси поднялась и сказала:

− Я пойду лягу, это лучше всего. Но, − она невольно схватила Маргарет за платье, − Вы придете снова… я знаю, вы придете… просто скажите это!

− Я приду завтра, − пообещала Маргарет.

Бесси прильнула к отцу, он собрался отнести ее наверх. Но как только Маргарет поднялась, чтобы уйти, он с видимым усилием произнес:

− Если бы Бог существовал, я бы попросил его только об одном − благословить вас.

Маргарет ушла от них очень грустная и задумчивая.

Она опоздала домой к чаю. В Хелстоне опоздание к столу миссис Хейл расценивала как тяжелый проступок, но теперь подобные вольности, казалось, перестали раздражать ее, хотя в глубине души Маргарет страстно желала, чтобы мама отчитала ее, как в добрые старые времена.

− Ты нашла служанку, дорогая?

− Нет, мама, эта Энн Бакли никогда бы не согласилась.

− Полагаю, теперь моя очередь изображать из себя принца, примеряя милтонским девушкам туфельку служанки, − сказал мистер Хейл. − Вы обе потерпели поражение, как знать, может удача улыбнется мне.

Маргарет едва смогла улыбнуться в ответ на эту маленькую шутку, так она была подавлена тем, что увидела в доме Хиггинсов.

− Что ты собираешься сделать, папа? ― спросила она

− Ну, я мог бы обратиться к какой-нибудь уважаемой женщине, чтобы она порекомендовала мне девушку, хорошо известную ей или ее слугам.

− Очень хорошо. Но сначала мы должны найти такую уважаемую женщину.

− Вы ее нашли. Я уже завлек ее в ловушку, и вы поймаете ее завтра, если постараетесь.

− О чем вы говорите, мистер Хейл? − спросила его жена с интересом.

− Ну, мой идеальный ученик (как Маргарет зовет его) сегодня сказал мне, что его мать собирается навестить миссис и мисс Хейл завтра.

− Миссис Торнтон! − воскликнула миссис Хейл.

− Его мать, о которой он нам рассказывал? − спросила Маргарет.

− Я полагаю, у него только одна мать, и ее имя миссис Торнтон, так что вы обе правы, − ответил мистер Хейл.

− Я бы хотела посмотреть на нее. Должно быть, она − необычная женщина, − добавила миссис Хейл. − Возможно, у нее на примете есть девушка, которая устроила бы нас и согласилась бы у нас работать. Она представляется мне бережливой, экономной женщиной, думаю, что она мне понравится.

− Моя дорогая, − сказал мистер Хейл встревоженно. − Прошу вас, не обольщайтесь прежде времени. Я полагаю, миссис Торнтон такая же по-своему высокомерная и гордая, как и наша маленькая Маргарет. И думаю, она не любит говорить о своем прошлом, о своих прежних невзгодах и об экономии. Я уверен, лучше не подавать вида, что мы знаем ее историю.

− Но, папа, кажется, мне не свойственно высокомерие. Хотя ты постоянно упрекаешь меня в этом, я не могу согласиться с тобой.

− Я не знаю, высокомерна ли миссис Торнтон. Но из того, что я узнал от ее сына, полагаю, что так оно и есть.

Однако характер миссис Торнтон не слишком занимал Маргарет. Ей лишь хотелось знать, должна ли она присутствовать при этом визите, поскольку это помешало бы ей пойти навестить Бесси в первую половину дня. Однако, поразмыслив, она решила, что в любом случае должна остаться дома и помогать матери.

Глава XII

Утренние визиты

«Ну, я полагаю, мы должны».

Друзья на совете

Мистеру Торнтону пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мать нанести ответный визит Хейлам. Она не часто соблюдала светские формальности, а когда ей приходилось это делать, она выполняла свои обязанности, скрепя сердце. Ее сын подарил ей коляску, но она запретила ему держать лошадей. И они нанимали лошадей лишь для торжественных случаев, когда миссис Торнтон выходила в свет. Не далее, как две недели назад, она наняла лошадей на три дня и отдала визиты всем своим знакомым, и теперь могла спокойно сидеть в своем кресле, ожидая, когда те, в свою очередь, придут к ней в дом. Крэмптон находился слишком далеко, чтобы идти туда пешком. И миссис Торнтон несколько раз переспрашивала сына, в самом ли деле он желает, чтобы она потратилась на кэб и съездила к этим Хейлам. Она была бы рада, если бы без этого можно было обойтись. Миссис Торнтон заявила, что «нет смысла поддерживать близкие отношения со всеми учителями Милтона; это все равно, как если бы ты захотел, чтобы я навестила жену учителя танцев Фанни!»

− Я бы так и поступил, мама, если бы у мистера Мейсона и его жены было так же мало друзей, как у Хейлов в этом незнакомом для них месте.

− Ну, полно, полно! Я поеду к ним завтра. Я хочу только, чтобы ты точно понимал, чего хочешь.

− Если ты поедешь завтра, я закажу лошадей.

− Чепуха, Джон. Можно подумать, ты сделан из денег.

− Нет, еще не совсем. Но с лошадьми я уже все решил. Последний раз, когда ты выезжала в кэбе, ты приехала домой с головной болью от тряски.

− Смею сказать, что я никогда не жаловалась на это.

− Нет, моя мать никогда не жалуется, − сказал он с гордостью. − Вот поэтому мне стоит больше присматривать за тобой. И раз Фанни теперь здесь, — небольшая поездка пойдет ей на пользу.

− Она сделана из другого теста, Джон. Она не вынесет этого.

Сказав это, миссис Торнтон замолчала. Ей не хотелось долго распространяться на эту тему. Она испытывала невольное презрение к слабости, а Фанни обладала слабым характером в отличие от матери и брата. Миссис Торнтон не была женщиной, склонной к излишним рассуждениям, ее здравый смысл и твердость не позволяли ей вести долгие споры даже с самой собой. Она интуитивно чувствовала, что ничто не сможет укрепить характер Фанни, ничто не сможет научить ее терпеливо сносить неприятности или смело встречать трудности. И хотя миссис Торнтон с болью признала недостатки дочери, она относилась к ней со своего рода жалостливой нежностью. Так обычно матери относятся к слабым и больным детям. Человек посторонний или невнимательный мог бы предположить, что миссис Торнтон с большей любовью относится к Фанни, чем к Джону. Но он бы глубоко ошибся. Та открытость и даже некоторая бесцеремонность, с которой мать и сын высказывали друг другу все, что было у них на душе, указывала на доверительные отношения между ними. А неловкая доброта миссис Торнтон по отношению к дочери, стыд, с которым она скрывала недостаток всех лучших качеств в своем ребенке, сама обладая ими и высоко ценя их в других, − этот стыд выдавал отсутствие прочной привязанности. Она никогда не называла своего сына иначе, чем Джон; «милая», «дорогая» и тому подобные слова были предназначены для Фанни. Но сердце матери благодарило Бога за сына день и ночь, она гордилась им.

− Фанни, дорогая, сегодня я собираюсь заложить лошадей в коляску, чтобы поехать и навестить этих Хейлов. Почему бы тебе не поехать со мной и не повидать няню? Это по пути, она всегда рада видеть тебя. Ты можешь побыть там, пока я буду у миссис Хейл.

− О! Мама, это так далеко, а я так устала.