Ждать борт — это весьма распространенное явление на Камчатке, где мало дорог, не ходят поезда, а самое надежное — собственные ноги. Нет ветра — есть туман, нет тумана — низкая облачность, метеоусловия замечательные — нет горючего, появилось горючее — заболел пилот, выздоровел пилот — конец квартала и для аренды вертолета нет денег, в начале квартала появились деньги и ветер. Такая цепочка причин и следствий весьма обременительна. К середине дня стало понятно, что какой-то из перечисленных факторов начал действовать. Более того, было ясно видно: с небом не все в порядке. Маленькие тучки ползли с юго-востока, а там Тихий океан, и он, возможно, завален облачностью. Надо идти. По совету бывалых людей плащи-болоньи положены в кармашки рюкзаков. Тучки сгущались, но пока ничего настораживающего не предвещали. Уверенность в том, что погода, изменчива, вселяла надежду на изменение к лучшему.
Ах какая удобная, широкая и ясная тропа вывела нас из Узона! Она немного сузилась и поблекла на болоте, но была вполне различима. Нет причин для беспокойства, настроение в отличие от неба безоблачное. Рюкзаки приятно чувствуются на спине. Нет в мире ничего красивее тундры в сентябре. Самое приятное в ней то, что она ягодная. Шикша и голубика даже немного мешают передвигаться — такой урожай. Они создают зелено-красный фон, на котором, всматриваясь более подробно, видишь багульник, мятлик, а в понижениях между кочками — кровохлебку, ирис. На ровных и слегка пологих поверхностях возвышаются трехметровые бугры, на вершинах которых примостился кедровый стланик.
Ручейки и речки режут тундру ущельями, по склонам которых языки кедрового стланика диагонально спускаются вниз. Иногда они перемежаются с обнажениями белой породы. Иногда кедрач создает мозаику пятен между обнажениями, осыпями, тундрами. Наиболее живописны привершинные формы кедрового стланика, составляющие как бы трапециевидные придатки к плоским вершинам.
Вот первые капли. Какие пустяки! Сразу вытащили плащи, которые непромокаемой крышей облегают непромокаемые штормовки. Турист обычно не разговаривает на маршруте, бережет силы, но мы пренебрегаем. Проблемы возникают сами собой. Интересна ли такая тундра туристу? Нам-то интересна, но мы-то ведь притворяемся туристами. А что там за странный черный куст на дороге?
Любые цвета неудивительны в тундре, кроме черного. Осенью кустики ив и ольхового стланика ярко желтеют, кедровый стланик темно-зелен. Другой же кустарниковой растительности тут быть не должно. Хорошо, что это хоть и странный, но куст, а не медведь. В ту же секунду «куст» разворачивается и встает на задние лапы. Хотя расстояние между нами сразу же перестало сокращаться, видимость резко улучшилась. Огромное черное тело, белая широкая полоса на морде, заинтересованный взгляд — все это мгновенно различилось. И ведь смотрит, смотрит и выбирает.
Как же мы были недальновидны! Еще накануне вечером мы заслушивались былями о встречах с медведями. Внимали ощущениям очевидцев, и нет бы спросить, что делать в первый момент, когда кругом ровно и только три возвышения: мы и медведь, и в общем-то недалеко друг от друга, не больше 50 метров. Продолжительное изучение друг друга должно чем-то закончиться. В памяти возникают обрывки не оцененных вовремя советов: не бежать, не поворачиваться спиной, но отступать, пятясь. Пятиться непроизвольно мы начали с самого начала. Но какой смысл бежать, если зверь это делает лучше, чем человек! Да и медведь как будто бы «знакомый». Почти домашний узонский медведь отмечен белой полосой. Это его территория, его голубика. Но если он уже обследовал помойки вблизи человеческого жилья на Узоне и знает вкус необожженной банки из-под тушенки, его нужно бояться. Добыча пищи вблизи человека предпочтительнее трудоемкого сбора голубики. Как узнать, «одомашнен» ли он?
История взаимоотношений человека и медведя поучительна. Дикий зверь безразличен к человеку. Прирученный зверь очень опасен. Многим известно о невольном приручении медведей подкормкой в Йеллоустонском национальном парке. Медведь, только один раз получивший еду из рук человека, начинает требовать ее постоянно. В преданиях о кроноцких медведях установлен даже перечень продуктов, привлекательность которых ими оценена: сливочное масло, сгущенное молоко, тушенка. Вольное или невольное приручение — конечный результат одинаков. Во времена развития туризма в Кроноцком заповеднике отношения туристов и медведей выросли в проблему. Туристу, мало знакомому с привычками дикого зверя, трудно избежать искушения наладить легкий, но обманчивый контакт. И мало кто из них думает о будущем этого медведя, вернее, о будущих его встречах с людьми, о его агрессии по отношению к носителям продуктов. Зверь, проявляющий агрессию, должен быть застрелен. Для заповедника это зло, так как нанесен ущерб природе, а главное — моральный урон для людей, работающих в заповеднике и исповедующих идею неприкосновенности его природы.
Так, в 70-е годы были застрелены Машка, Дашка и Катька, о чем до сих пор вспоминают с большой горечью. Сегодня, хотя туристов в заповеднике нет, звери-помоечники все же встречаются. Месяца не прошло, как застрелен Аллонж, вскормленный на пищевых отходах вулканологов. Научные работники вынуждены были провести начало полевого сезона в доме с окнами, забитыми листовым железом. Такова плата за допущенную небрежность в обращении с продуктами.
Стоящий перед нами на тропе медведь уже известен. Он держится на Узоне постоянно, возможно, уже привык к людям, но неизвестен характер этой привычки. И не успел ли он уже привязаться к непривычной пище? Эти вопросы решались нами. У медведя тоже были «проблемы», потому что он долго стоял, смотрел в нашу сторону, опускал голову и продолжал сбор голубики, снова смотрел на неподвижные фигуры и как будто бы не собирался уступать дорогу. Логика подсказала ему, что ягоды везде одинаковы, а тут все-таки беспокойно. Удаляться он начал с достоинством, сначала приближаясь, а потом по диагонали пересекая склон. И когда он забрался на вершину, мы еще долго смотрели друг на друга. Наконец он скрылся за хребтом. У него было меньше оснований упрекать себя в нерешительности. Хоть явных ошибок в нашем поведении не было, чувствовали мы себя прескверно, потому что коченели от страха вместо того, чтобы наслаждаться зрелищем дикого зверя в природе. Но это стало понятно уже после его ухода.
Часть пути пролегала по долине истока реки Шумной. Тропа следовала за изгибами первой надпойменной террасы. Ниже, на пойме, — кружево ивового леска. На два метра над землей поднимается путаница стволов, изгибающихся в разных направлениях. Все это увенчивалось зеленовато-желтой монолитно сомкнутой кроной.
В узком русле шумела быстрая Шумная. В этом названии нет загадок. Известно, что русские названия на Камчатке появились вместе с первыми русскими казаками в середине XVII века. И что примечательно, названия никогда не выдумывались. Для любого из них была причина. Реки называли в первую очередь, так как гидросеть служила главным ориентиром продвижения. Только малая часть рек имеет местные названия. Гораздо больше рек, названных по первому, случайному впечатлению первооткрывателей. Одних только Быстрых рек на Камчатке не меньше пятнадцати. Есть еще реки Мутные, Тополевые. Такова и Шумная, протекающая по узкому каньону. В ее верхнем течении стометровый водопад. Он и зрелищен, и звучен. Зимой Шумная не замерзает, а значит, не молчит.
История камчатских географических названий весьма любопытна. Если казаки отражали в названиях свои впечатления, то Витус Беринг именовал открытые им острова, мысы и бухты именами святых. Были и очень осторожные исследователи. С. А. Конради и Н. Г. Келль, участники Камчатской экспедиции Географического общества 1908–1911 годов, давали предварительные названия увиденным сопкам: «Вопросительная», «Предполагаемая», «Сопочка пониже», «Сопочка поближе», «Сопочка подальше», «Сопочка правее», с тем чтобы позднее придумать достойные ученые имена. Но видимо, обосновать новые названия не удалось, и некоторые из этих своеобразных имен так и остались на географической карте. Потухший вулкан Предполагаемый и гора Вопросительная обязаны своим происхождением научной осмотрительности.
