«Я бы та́чил тебе, Иван-царевич, воротиться назать: у ней десять богатырей на аржано́й соломе сидят голодуют, и тебе не миновать, што не поголодать!» — «Ну, што будет, то и будь! все таки я пойду!» — «Ну, пойдёшь, так я тебе дам подарок: на вот тебе бутылочку одногорлую! Пойдешь по дороге, да захочешь ись, так махни в ту сторону и в другую, тут увидишь, што будет! а если тебе не надо, махни бутылкой кверху, — ничего и не будет!» — Принял подарок, в карман поло́жил, отправился в путь.
Шел он станцию и захотел ись! «Эка сестра злодейка, не дала мне на дорогу и хлеба!» — Вынимает бутылку, отворяет пробку, махнул в ту сторону и в другую, — выходит царство, и слуг перед им много оказалось: пошло ему угошше́нье туто. (Оттого сестра не дала и хлеба.) Похвалил зятя. «Как я теперь буду это царство собирать?» Полежал Иван-царевич на диване, отдохнул он немного, взял эту бутылку, махнул ей кверху, — и ничего не стало. Взял эту бутылку в карман и сам вперед пошел.
Проходит он станцию, увидел дом не хуже того, чем не лучше; из этого дому выходит Ворон Вороно́вич и сестра его средняя; его встречали, собра́ли на столы, начали его потчивать. И зять его выспрашивает: «Куды жо ты, Иван-царевич, пошел? скажи нам об своём походе». — «Думаю я мленьем себе взять невесту не простую, а Елену, прекрасную царицу». — «Не хуже мы с братьями тебя, по три года бились, на ничё не могли поделать. Та́чил бы я тебе воротиться; есть у ей десять богатырей, мрут на аржаной соломе; и тебе не миновать, што не поголодать — говорит — в тюремном замке!» — «Ну уж, што задумал! все-таки пойду!» — «Ну пойдёшь так я дам тебе бутылку двухгорлую; знаешь ли што в неё поделать?» — Иван-царевич на то сказал, што знаю.
Отправился в путь дальше. Нечаянно попал на третей дом, где этот самой Воробей живет. Воробей с его сестрой встречает; начали его угошшать. Спрашивают: «Куда жо ты, Иван-царевич, пошел?» — «Думаю я себе взять невесту не простую, а Елену прекрасную царицу». — «Та́чил бы я тебе воротиться; есть у ей десять богатырей, мрут на аржаной соломе, и тебе не миновать, што не поголодать». — «Што будет, то и будь, пойду в путь!» — «Ну, пойдешь, так я тебе дам подарок». Подарил он ему трёхгорлую бутылку. «Знаешь ле, што в неё поделать?» — «Знаю».
Отправился в путь дальше. Нечаянно пришел к Елене Прекрасной в город. Идет городом и спрашивает: «Кто в этем городе проживается?» — Сказали, што правит этим городом Елена Прекрасная. — Доходит он до её дворца, заходит к ей во дворец. Стоит дежурной у паратьнего крыльца и говорит: «Братец, што нужно? доклад мой! не ходи без докладу!» — Иван-царевич, не говоря, пласну́л этого дежурного, — он с ног долой!
Заходит в её палаты. Увидала Ивана-царевича, затопала на его ногами. — «Кто тебя мерзавца, без докладу дозволил зайти в мои палаты?» — «Я человек не простой, Иван-царевич! за добрым словом, за сва́таньем пришол к тебе» — говорит.
Она приказала его заковать, свести в тюремной замок на аржану солому. Повечеру привозят к имя́ воз соломы. Иван-царевич не велит соломы сваливать. — «Не нужно нам соломы, мы пропитаемся и без соломы!» — сказал Иван-царевич. После этого вынимает одногорлую бутылку, махнул в ту сторону и в другую — выходит царство, пошло имя́ угошше́нье.
Разгулялись эти самые богатыри и сказали: «Если вы, дежурные, о т нас не уйдете, весь тюремной замок раската́м и вас убьем!» — Один дежурной убежал с докладом Елене Прекрасной сказывать. Посылает Елена Прекрасная служанку, што «не продаст ли ету самую бутылочку?» — Служанка приходит: «Иван-царевич, не продашь ли нам бутылку?» — «Не продажна, а заветна». — «Какой жо ваш завет?» — «Завет наш: час время ее тело по колен посмотреть». — Служанка приходит, ей объясняет: такой-то завет.
— «Привести его! што жо, ведь, он поглядит, ничего не сделат, а всё таки отобрать надо!» Расковали, привели, она открыла по колен тело; посмотрел час время он у ней. Час проходит; закрывает коленки, берет бутылку. — «Заковать его, просмешника! в тюремной замок отвести опять!»
Иван-царевич вынимает двухгорлую бутылку, махнул в ту сторону и в другу, — выходит ишо́ того лучше государство; пошло имя́ ишо́ угошшенье такое-же. Потом они напились, наелись, закриче́ли на сторожо́в: «Если вы не уйдёте, вас всех перебьём и тюремной замок раскатаем!» — Один дежурной прибежал с докладом, што богатыри разгулялись: из бутылки Ивана-царевича вышло царство ешо́ лучше того.
Она посылает девку-служанку опять. Дежурной приходит и говорит: «Иван-царевич, не продажна ли у тебя бутылочка?» — «Не продажна, а заветна». — «Какой у тебя завет?» — «Завет у меня — по пуп тела посмотреть два часа». — Она на тем решила, щто расковать, привести смотреть его (не выхватит, говорит, он у меня, ведь). Приводят его; она открывает платье, и он просмотрел два часа. Два часа проходит, тело она закрывает, бутылочку у его отбирает; приказала его свести опять в тюремной замок.
В третей раз трёхгорлую бутылку оттыкает, махнул в ту сторону и другую, — вышло царство ешшо лучше того, пошло имя́ угошшенье. Напились, наелись, зашумели, про́гнали дежурных: «Если вы не уйдете, вас всех перебьем и тюремной замок раскатаем!» — Один дежурной прибежал с докладом, што богатыри разгулялись: из бутылки Ивана-царевича вышло царство ещо лучше того.
Она посылает девку-служанку опять: «Што он просит?» — «Не продажна, а заветна». — «Какой у тебя завет?» — «Пушшай жо она в своих комнатах поставит две кровати вместо, и мы с ей лягем на кровати, штобы она никакие речи не могла говорить со мной, не худые, не добрые (а лежать на разныех кроватях); затем вместе. Если я буду говорить, то она мне голову сказнит, а если она будет говорить, то с ей голову снять!» — Согласилась.
Пошол из тюремного замку, наказал своими богатырями: «В полночь вырвитесь, придите и кричите: ура! ура! взяли, взяли!» — Приходит, лёжится с ей на разные постели и договорился, штобы отнюдь никакие речи не говорить: не худые, не добрые. И отворотился от её и лежит, уснул крепко, не разговариват. Елена Прекрасная умом своим думает: «и поговорила бы я с ним, да нельзя говорить!» Помаялась и уснула крепко. Около полуночи вырвались десять ухорезов, приходят и закричали враз: «Ура! ура! взяли! взяли!» — Она испужалась этого шуму, соскочила с кровати, закричела.
Иван-царевич схватил её за волосы, замахнулся на неё саблей, хотел с ее голову снести. Она сказала: «Иван-царевич, не ссеки мою голову, я добровольно за тебя замуж пойду!» — «Ладно, хорошо!» — До утра доживают; съездили оне, повенчались; пошла у них пировка после етого. Когда он повенчался, пожалел етех богатырей, выпустил их на волю, напоил их, водкой.
Живёт с ей месяц и два этак; обжился́; домой етак не торопится. Она ему и говорит: «Иван-царевич, везде ты ходи, вот в этот подвал не ходи и не гляди!» — «Ладно», говорит. — Она ушла в сад в разгу́лку; он идет по двору, до етого подвала доходит. — «Што такое? все таки я потгляжу, ничего не сделается мне!» — Отворяет этот подвал. Стоит старичок на огненной доске. И так он старика сужале́л: «Ах, дедушка, тошно тебе стоять на огненной доске!» — Сказал старик: «Если, молодец, ты меня спустишь с доски, я тебе два века ешо приба́влю! (ты будешь жить три века)».
Иван-царевич сужалел, обо́рвал у его цепи, вывёл старика из этой конюшни. Старик ударился об землю, поддел Елену Прекрасную из саду и увёз. Иван-царевич ждал несколько суток, дён до пяти, — нет Елены Прекрасной (думат, што в гости она отправилась).
Иван-царевич поймал себе коня, поехал на розыски — искать Елену Прекрасную. Поехал по дикому месту, натака́лся на Елену Прекрасную в таком доме ее. Елена Прекрасная сплакала — стретила его. — «Ну, я тебе говорила! нашто ты его спустил? Пушай он догорал бы, старой пес!» — Тогда хозяина дома не было; посадил Иван-царевич Елену Прекрасную, повёз он ее в своё государство опять домой. Приезжает старичок домой, походил по комнатами, нигде нет (Елены Прекрасной).
