Несмотря на те возможности для построения общественно-научной теории, которые предоставляет японская государственная политика со всеми ее парадоксальными аспектами, японистами сделано удивительно мало для того, чтобы этими возможностями воспользоваться [Calder 1998: 336–353]. Самые заметные исключения – концепции «государства развития» Чалмерса Джонсона, «корпоративизм без труда» Т. Дж. Пемпела и «политический рынок» Рамзайера – Розенблат. Очевидно, что остается простор для более японоцентричного анализа, который, принимая во внимание углубляющиеся отношения, существующие между внутренней системой Японии на микроуровне и более широким внешним миром, внес бы более увесистый вклад в теорию общественных наук.

Разработанная в этой книге модель мезополитических кругов компенсации имеет уникальную эвристическую и прогностическую ценность, поскольку она признает как доминирующую институциональную структуру поздних развивающихся кооперативных рыночных экономик с их сильными корпоративистскими тенденциями, так и микроэкономическую структуру действующих в таких системах стимулов. Эклектический акцент на рациональном выборе при условии институциональных ограничений придает представленным ранее тройным парадоксам упрощенную форму, которая, разумеется, также может быть модифицирована, но до сих пор еще не была выразительно представлена.

Среди наиболее перспективных эмпирических загадок, которые ставит перед нами японский опыт, – колебания темпов экономического роста Японии в последние годы и ее неоднозначная реакция на глобализацию. Обе эти загадки относятся к сравнительному контексту и связаны с субнациональными моделями кооперации, заложенными глубоко в японской политико-экономической системе, к концептуализации которой мы сейчас обратимся более вдумчиво.

В течение последнего полувека сравнительная политическая экономия постепенно заявила о своей независимости от регионоведения и превратилась в предмет, ориентированный на теорию[31]. В авангарде таких теоретических сравнительных исследований стоят специалисты из Европы, Латинской Америки, Африки и даже Юго-Восточной Азии с их большим количеством национальных примеров, в то время как исследователи крупных стран от них отстают. Медленнее всего к активному построению теории приступили специалисты по крупным странам со сложными, не изучавшимися широко на Западе языками – таким как Китай, Индонезия, Корея и Япония.

В последнее время в экономике Японии – как по сравнению с ее собственным недавним прошлым, так и по сравнению с траекторией развития других развитых индустриальных стран – наблюдается поразительный парадокс. Этот парадокс имеет два главных и взаимосвязанных аспекта: недавняя неспособность Японии к экономическому росту и ее сегодняшняя неспособность к глобализации. Инновации и структурные изменения стали затруднены, а самоуспокоенность оказалась широко распространена. Парадокс японской государственной политики в этих двух измерениях – экономического роста и глобализации – имеет не только тревожный для всего мира политический эффект, но и теоретическое значение. Его интеллектуальная разгадка может помочь генерировать идеи, которые, несмотря на их порождение уникальным национальным опытом, будут иметь также важное эвристическое значение на международном уровне.

Многие концепции, включая классовый конфликт, корпоративизм и разделение сфер влияния, импортированы в исследования Японии из изучения других регионов мира. Тем не менее лишь немногие из исследователей совершили путешествие в обратном направлении[32]. Настало время для более активных усилий японоведов по обогащению своих дисциплин в целом[33].

В этой главе мы подробно остановимся на вкратце представленном в главе 1 понятии кругов компенсации, которое обещает помочь разгадать парадокс японской государственной политики и в то же время внести вклад в более широкую социальную теорию. Это особая структурная конфигурация в рамках политики компенсаций, которая представляет собой политику, направленную в первую очередь на рекламу и удовлетворение спроса на материальные блага в процессе взаимодействия праводателей и жертвователей, в отличие от политики, ориентированной на достижение нематериальных целей [Calder 1988b: 160]. Такие круги компенсации нами определяются более конкретно как сети с постоянными членами, между которыми происходит такое взаимодействие и которые имеют взаимные выгоды и обязательства[34]. В их состав могут входить как действующие, так и отставные правительственные чиновники, а также представители широкого круга частных лиц, часто включая финансистов, занимающих главенствующие посты, хотя в целом круги, как правило, по своей природе не склонны иметь иерархический характер.

Круги компенсации имеют пять определяющих характеристик, которые позволяют распознать их по обозначению. Во-первых, у них имеется четко определенный набор членов, который в значительной степени остается неизменным с течением времени. Во-вторых, этот набор может расширяться; в принципе, он может быть дополнен новыми членами, хотя на это обычно требуется согласие уже существующих. Такая способность к расширению – как правило, путем кооптации – дает кругу определенную гибкость реакций на внешнее давление, при условии, что он обладает достаточными ресурсами для поддержки своего расширенного состава. Членами круга могут быть представители как государственного, так и частного сектора. В-третьих, круги компенсации итерируются, то есть функционируют в течение длительного периода времени. Таким образом, они являются, говоря языком теории игр, институтами, а не простыми одноактными играми[35]. Стабильность этих кругов способствует их гибкости, так как их члены имеют общую возможность в течение определенного периода времени обмениваться предпочтениями с другими членами. Когда круги становятся институционализированными, межпроблемные компромиссы также усиливаются. В-четвертых, круги распределяют ценные ресурсы внутри себя, обычно через рути-низированный, бесконфликтный процесс, такой как равное распределение между всеми членами, или последовательное распределение, как в системе строительства данго[36]. Таким образом, круги включают в себя параметры, основанные как на отношениях, так и на правилах[37]. Действия правительства могут оказать решающее влияние на уровень выделяемых ресурсов – посредством прямых субсидий, налоговой политики или регулирования.

В-пятых, круги компенсации экстернализируют издержки на тех, кто находится за их пределами, тем самым сохраняя гармонию внутри своей группы, составляющей любой данный круг компенсации. Такие образования, естественно, более чувствительны к стимулам, исходящим от других членов группы, чем к тем, что исходят извне, что делает их замкнутыми, парохиальными.

Общая схема транзакций внутри круга компенсации, а также между таким кругом и его социально-экономической средой представлена на рис. 2.1.

Как показано ранее и как видно на рис. 2.1, круги компенсации обычно функционируют в тесных, как правило, симбиотических отношениях с государственными регулирующими органами. Действительно, во многих случаях правительственные чиновники или ушедшие в отставку служащие, занимающие корпоративные должности амакудари, лучше всего воспринимаются как члены самих кругов. Такие структуры могут предоставлять своим членам прямые материальные выгоды, например государственные займы или налоговые льготы. Они могут регулировать ценообразование, способствовать или препятствовать вхождению новых членов, предоставлять участникам особые льготы, а также при помощи различных стимулов влиять на микроэкономическое поведение членов при принятии таких судьбоносных решений, как капиталовложения. Государственные органы также могут мобилизовать членов круга для бюрократических целей, например, в случае с банками, для андеррайтинга государственных облигационных займов. Они также могут помочь сдержать уклоняющихся от оплаты потребителей общественного блага – а это проблема, эндемическая для коллективных действий, о чем писал Манкур Олсон. Круги компенсации предполагают гибкое распределение благ и издержек между членами группы в процессе ее функционирования, а правительство способно содействовать обеспечению предсказуемого, долгосрочного распределения, как формального, так и неформального.