Проход слегка уходил вниз, удаляясь от входа в лес и делая темноту еще более плотной, хотя, взглянув вверх, я заметила несколько звезд, мерцающих в небе, которые всегда следили за мной.

Моя горечь была вознаграждена, когда проход впереди меня затянулся, в скалах образовалась крыша, туннель глубочайшей тьмы — единственный путь дальше. Подняв руку, чтобы нащупать что-нибудь перед собой, я направилась в пещеру.

После нескольких минут спуска в темноту, зная, что отсюда есть только один выход и что я вполне могу загнать себя в угол, я подошла к двери.

Из-за толстого дерева, преграждавшего путь, разглядеть ее было почти невозможно, но слабое мерцание бледных теней освещало достаточно, чтобы я догадалась, что это такое.

Я сделала успокаивающий вдох, призывая магию в свои руки, готовясь ко всему, что может встретиться на моем пути, затем выдохнула и решительно постучала в дверь. Не один раз, как велела Ума, а три резких удара кулаком по дереву.

Последовала пауза, во время которой мое сердце бешено колотилось, а ладони стали скользкими, прежде чем дверь передо мной распахнулась, и меня ослепил свет огня, льющийся из пространства за ней.

Я опустила взгляд под ноги, чтобы прикрыть глаза: то, что я считала веточками, оказалось множеством мелких костей, каждая из которых была помечена почерневшими рунами и бессистемно брошена на тропинку.

Я поборола желание отпрянуть от этого ужасного зрелища и моргнула, когда глаза адаптировались, на всякий случай прижав щит к коже, пока кто-то нетерпеливо бубнил.

— Входи или выходи. Огонь потухнет, если ты продолжишь оставаться с ветром в спине, — шипела женщина, и я шагнула в пространство, подтянув крылья, чтобы пройти, дверь захлопнулась за мной, пока я оглядывалась в поисках обладателя этого голоса.

Комната, в которой я оказалась, была просторной, в очаге на дальнем конце шестиугольного стола горел угасающий огонь. В его центре была собрана коллекция хорошо раскаленных белых свечей, старый и новый воск сливался и прилипал к темному дереву.

С балок, поддерживающих каменный потолок, свисали веточки трав, кончики которых касались верхушек моих крыльев. Деревянные полки вдоль стен были уставлены банками и флаконами, этикетки с их содержимым потускнели и выцвели настолько, что я не могла прочесть ни одной из них.

Женщина выругалась, и я вздрогнула, увидев, как она склонилась над огнем, тыча в него кочергой, пытаясь вновь разжечь пламя, погасшее с моим приходом. Я готова поклясться, что мгновение назад ее там не было. Здесь никого не было. И все же она никак не могла пройти через комнату по единственному тусклому коридору, который выходил отсюда справа от меня, не заметив ее.

— Как ты…

— Заткнись и помоги мне спасти огонь, — проворчала она, натягивая на себя плащ, но при этом оставаясь склоненной над очагом, так что я не могла разглядеть ничего, кроме кроваво-красных волос, свисающих по спине. — Я провожу половину своей проклятой жизни, пытаясь добиться тепла от этой проклятой штуки.

— Вот, — предложила я, подходя ближе, и на моей ладони зажглось красно-синее пламя. — Оно никогда не погаснет, если вы этого не захотите.

Женщина отодвинулась, и я бросила мерцающее пламя Феникса на жалкую кучку палочек в камине, сопротивляясь желанию выглядеть самодовольной, ведь я так просто решила ее проблему.

— Полюбуйтесь на эту, дарящую магическое пламя, как будто оно стоит десять копеек, — раздался голос прямо за моей спиной, и я вздрогнула, обернувшись, увидев женщину, стоящую так близко ко мне, что адреналин забурлил в моих венах, а магия мгновенно вскочила в ладони.

Два кинжала, один из дерева, другой изо льда, образовались в моих руках, но если женщина и заметила их, то, похоже, ее это не волновало. Вместо этого она наклонилась ко мне, занавес льдисто-белых волос упал вперед и скрыл ее черты, ее смуглая кожа быстро скрылась под прядями, когда она прижалась носом к моему горлу и глубоко вдохнула.

— Какого черта ты делаешь? — потребовала я, отступая назад, чтобы увеличить расстояние между нами, и врезаясь в третье тело, испуганный крик вырвался из моих легких прежде, чем я успела его остановить.

Откуда, черт возьми, они все взялись?

Я повернулась к новенькой, мои глаза расширились от ужаса, когда я увидела аккуратно наложенные швы, которые навсегда запечатали губы ее темно-красного рта. Она была прекрасна, несмотря на это уродство, ее глаза дикого и потрясающего оттенка золота были вписаны в такое совершенное лицо, что у меня перехватило дыхание при виде ее. Кожа у нее была темно-коричневого цвета, волосы — с множеством локонов, которые, казалось, подчеркивали совершенство ее скул, но полностью оценить это было невозможно из-за швов, скрепляющих ее губы.

— Что с тобой случилось? — я задохнулась от ужаса, а первая женщина захихикала, двигаясь вокруг стола, чтобы тоже присоединиться к нам.

— Дай ребенку немного пространства, Локви, — укорила она, схватив вторую женщину за руку и оттащив ее на шаг назад, чтобы я могла свободно дышать.

— Ее рот, — сказала я, не в силах оторвать взгляд от этих ужасных швов. — Что случилось с ее ртом?

— За власть, которой мы владеем, приходится платить, — усмехнулась первая женщина, и, глядя на нее, я отступила на шаг, крик застрял у меня в горле, несмотря на то, что я не хотела его выпускать.

Она была такой же потрясающей, как и Локви, хотя черты ее лица были совершенно иными. Ее кожа была настолько бледной, что казалась почти алебастровой под завесой рыжих волос, веснушки украшали идеальный нос, а бледно-розовые губы изогнулись в улыбке, когда она почувствовала, что мое внимание приковано к ней. Я поняла, что она скорее почувствовала, чем увидела, потому что ее глаза, о черт, ее глаза были зашиты, как и губы Локви.

— Это была цена, которую ты решила заплатить? — спросила я, шок ясно прозвучал в моем голосе, когда женщина снова рассмеялась.

— Это было немного по сравнению с тем, что мы получили. Я Види. Это значит «видеть». Она снова засмеялась, ее голос звучал намного старше, чем ее прекрасное тело, наполненное знаниями и мудростью, превосходящими годы этой женщины, которой на вид было чуть больше тридцати.

— А я — Аудире, — сказала третья женщина — нюхач, обойдя меня, чтобы встать рядом с остальными. Она широко улыбнулась, когда я охнула, увидев полное совершенство ее лица: смуглая кожа, глаза такие темные, почти черные, а волосы — потрясающего белого оттенка. Я искала следы швов и почти расслабилась, как вдруг она подняла волосы, обнажив место, где должны были быть уши: вместо них остались два неровных шрама.

— Эстетика — это просто ее драматический выбор, — пренебрежительно сказала Види, пока я пыталась не отшатнуться. — Ее барабанные перепонки были пробиты, чтобы лишить ее слуха, но она хотела, чтобы шрамы были такими же, как у ее сестер.

Аудире смотрела на рот Види, когда она говорила, и я догадалась, что она смогла прочитать слова, которые из него исходили, потому что ее губы оттопырились, и она зашипела, как загнанная в угол уличная кошка.

— Почему? — я вздохнула, потому что у меня было множество вопросов, но пока я смотрела между этими тремя красивыми, изуродованными женщинами, невозможно было придумать ни одного, кроме этого.

Види резко положила руку на сердце, и мой взгляд переместился на плащи, которые все они носили, словно какие-то средневековые ведьмы, хотя я подозревала, что они были чем-то гораздо более опасным, чем это.

— Не видеть зла, — вздохнула она с благоговением в тоне, когда она указала на себя, прежде чем протянуть руку и коснуться сердца Аудире. — Не слышать зла, — она протянула руку, чтобы коснуться сердца Локви, но я, придя к какому-то больному пониманию, закончила слова за нее.

— Не говорить зла? — я вздохнула, и все они кивнули в жуткой синхронности. — Значит, цель — избегать зла? — догадалась я, и на этот раз они все рассмеялись, хотя шум, который исходил от Локви, был заглушен ее сомкнутыми губами.