Вскоре около шалаша весело запылал костёр. На таганок был поставлен чёрный от сажи котелок. Старик вытащил из сумки большие толстые лепёшки, топлёное масло и конское сало, приготовленное в виде колбасы.

— Вы варите чай, а я пойду закрою крышку водостока. Потом посидим вместе, потолкуем. — С этими словами Дангай пошёл к мельнице, и вскоре мы услышали его тяжёлые шаги уже на втором этаже.

— Ну вот, теперь-то он увидит наши игрушки из теста. Рассердится — тогда всё пропало.

— И не достанется даже лепёшки с салом.

— Надо удирать, пока не поздно.

— Нет, лучше подождём. Если старик вздумает надрать нам уши — дадим дёру. Ноги быстрые — выручат.

В это время, добродушно и лукаво улыбаясь, появился сам Дангай.

— Вот молодцы! Здорово вылепили! Значит, есть среди вас мастер на все руки. Даже коня умудрился сделать.

Чай уже закипел, и дед стал заправлять его жиром:

— Охотники и таёжники всегда так заваривают, только потом надо ещё подсолить и хорошо размешать. Тогда он становится вкусным.

Старик зачерпнул чай деревянным ковшом и, взяв чашку, выдолбленную из древесного корня, встал. Прежде чем наполнить её, он стал разбрызгивать чай на все четыре стороны, приговаривая при этом:

— Сторона моя родная, горы да леса Хангая, угощаем тебя чаем, силы дай не только мне — одинокому в тайге, но и четырём друзьям, добрым юным сорванцам, что на мельницу пришли, дров и воду принесли из Жэмгэра, что даёт влагу лесу, поит скот, и его никто из нас злой обиде не отдаст!

Закончив благопожелание, Дангай стал разливать чай, потом положил перед нами белое айрачное масло, сливки из сырого молока и сказал:

— Ешьте, ешьте на здоровье! Моя старуха так много дала мне еды, что хватит на всех. Вы знаете её? Не смотрите, что всё лицо в морщинах, зато душа молодая. Она очень любит ребят. Ведь у нас было восемнадцать детей, а осталось только двое. Много ей пришлось пережить горя. Наверно, поэтому у неё такое нежное и чуткое сердце. Летом обязательно приходите в гости. Мы будем очень рады. Ну, как чай? Понравился?

— Вкусно, очень вкусно, — ответили мы хором.

И в самом деле, мы с большим аппетитом ели угощение старика Дангая. Нам даже показалось, что сама жена старика Дангая угощает нас. Наевшись, наносили старику дров впрок, а сами собрались уходить.

— Ну, а теперь, друзья мои, вам пора по домам. А на мельницу обязательно приходите ещё, только осторожней с огнём и не трогайте чего не полагается. Ведь вы мои помощники — значит, не к лицу вам лазить по водостоку, лучше входите через дверь. Ключ будет всегда ждать вас в укромном месте. Вы ребята смекалистые, у вас золотые руки — будем вместе кузнечить да и литейным делом займёмся со временем. А когда подрастёте — построим мельницу на Кижинге-реке, да такую, какой ещё никто и никогда не видывал, — сказал он, провожая нас.

С тех пор мы стали часто навещать Дангая, следили за чистотой и порядком в шалаше, приносили ему дрова и воду.

Однажды в знойный летний день, прибежав, как всегда, на мельницу, мы увидели, как пламя охватило прибрежный пожелтевший бурьян. Не мешкая, мы стали тушить разбушевавшийся пожар, не давая ему перекинуться на мельницу и шалаш. Но как мы ни старались, огонь неумолимо подбирался к деревянному жёлобу-водостоку. Мы не знали, что делать, и не на шутку испугались. В это время к мельнице подъехал на своей скрипучей телеге старик Дангай и, глядя на наши перемазанные в саже лица, сказал:

— Молодцы! Теперь полный порядок! Бурьян сгорит, а огонь сам потухнет у воды. Хорошо, что удалось спасти мельницу. Я ещё издали увидел огромный столб дыма и решил, что всё сгорело дотла. Вы сделали доброе дело не только для меня, но и для всего нашего улуса. Ведь здесь все мелют муку, как же быть без мельницы!

Наконец бурьян догорел и последние языки пламени слизала вода. Теперь можно было искупаться и привести себя в порядок. Когда мы сели пить чай с лепёшками, старик заметил, что у многих из нас одежда испещрена мелкими чёрными дырочками — следами искр от пожара.

— Придётся вам подарить одинаковые отрезы на рубашки и брюки, чтобы была форма, как у одной бригады. А когда вернусь домой, заеду по пути к вашим родителям и расскажу им о вашем подвиге…

Всё это было давным-давно, многое уже позабыто, да и сами мы с тех пор не так уж часто бывали на мельнице.

Но вот однажды летом отец сказал мне:

— Сынок, надо бы съездить к старику Дангаю смолоть зерно.

Я быстро навьючил кожаный мешок на лошадь и направился знакомой мне с давних пор дорогой. Пока добирался, народу на мельнице скопилось видимо-невидимо: кто на телегах, кто, как и я, верхом.

Неподалёку от входа на мельницу лежала груда мешков. Их хозяин, старик с красными злыми глазами, бросив в мою сторону недружелюбный взгляд, сказал:

— Сейчас моя очередь, а ты можешь и подождать. А чтоб не было скучно, грызи зёрна, перемелешь — мука будет. Да поторапливайся — может, и без мельницы обойдёшься!..

Весь вид старика, а особенно его хихикающий злобный голосок, был очень неприятен. Мне стало обидно, но я решил молчать. Зачем связываться с наглецом? Пустое дело!

В это время старый Дангай со своими друзьями пил чай. Увидев моё огорчение, мой понурый вид, он медленно поднялся и тоном, не терпящим возражения, твёрдо сказал:

— Иди сюда! Ты имеешь право смолоть свои зёрна без очереди. Этот парень, — он показал на меня всем, кто стоял рядом или сидел неподалёку на мешках, — этот парень вместе со своими друзьями спас нашу мельницу от пожара. И все должны знать об этом!

— А мы знаем! Конечно, он заслужил это право. Иди, парень, иди смелей! — отозвались многие стоявшие в очереди.

Когда мы с Дангаем поднялись наверх, мельничный ковш был пуст. Вредный старикашка стоял тут как тут, намереваясь, видимо, занять моё место.

Дангай отстранил его рукой и стал сыпать зерно из моего мешка, не обращая внимания на злобные выкрики красноглазого.

— Так люди решили!.. А это закон!.. — вот что сказал мой друг, старый мельник Дангай, и слова эти я запомнил на всю свою жизнь.

Родник

Перевёл К. Балков

Пришла весна. Стаял снег, на возвышенностях зазеленела трава. Скотоводы-буряты начали закрывать поскотину и переезжать в летники, расположенные посреди степи, раскинувшейся на десятки километров окрест. Мы, дети, ждём не дождёмся, когда вещи будут уложены и мы тронемся в путь. Да что там мы? Вон даже коровы и те проявляют своё нетерпение, толкают друг друга, норовят пристроиться поближе к телеге.

На нашем летнике в Хусоте жилые дома и телятник располагались вдоль песчаного, местами глубоко прорезавшего землю русла сухой речки, истоком которой считалась источенная ветрами, почти разрушенная каменная гора близ леса. Старики говорили, что в далёкие годы вода не уходила отсюда, а нынче только после ливневых дождей речка оживает, наполняя русло мутно-жёлтой водой.

Мы радовались, когда в сухой речке появлялась вода, часами не отходили от неё, смеялись, весело говорили о том, что теперь не надо гонять телят на дальнее степное озеро, откуда мы привозили воду и для себя.

…Ближе к вечеру подъехали к летнику, и, пока взрослые перетаскивали скарб в избы, мы успели сбегать на речку. Вернулись расстроенные — русло было сухое… В тот год стояла сильная засуха, даже трава в степи с трудом пробивалась, да и то не везде…

Каждое утро люди, выйдя из дому, подолгу смотрели на небо. Но шли дни, а солнце всё то же, ярко-рыжее, и на горизонте ни облачка. Назойливо гудели пауты, досаждая телятам. В траве появились кузнечики, они облепляли ещё зелёные стебли, и те быстро засыхали. Старики вздыхали и сокрушённо поглаживали свои головы.