Но давайте отложим подробное рассмотрение этого вопроса до главы XI. Прежде чем объяснять причинно-следственную связь между двумя явлениями: глобализацией и низкой рождаемостью, — надо окончательно убедиться в том, что она существует. Хотя было уже достаточно подробно описано несколько длительных исторических периодов (античность и XIII–XVII вв.), когда эта связь имела место и проявлялась во многих странах одновременно, кому-то может показаться, что речь идет не о причинно-следственной связи, а о простом совпадении. Давайте рассмотрим другие примеры. Здесь возможны два подхода. Первый — нужно взять другие исторические периоды, в которых, как полагают, происходило формирование глобальной рыночной экономики, или, по крайней мере, происходила резкая интенсификация торговли между несколькими странами (что и является главным содержанием глобализации), и посмотреть, что происходило с демографией. Ниже будут рассмотрены некоторые такие примеры. Второй подход — взять страны или территории, которые существовали вне сформировавшегося общего рынка, то есть были по тем или иным причинам закрыты для интенсивной внешней торговли, и сравнить их демографические тенденции с соседними странами, открытыми для внешней торговли.
Среди причин, по которым те или иные страны были закрыты для интенсивной внешней торговли, могли быть как высокие таможенные пошлины, так и географические особенности. В прошлом сфера распространения глобальной экономики очень сильно ограничивалась расстоянием между странами, особенно если не было удобного водного пути, их соединяющего, а также, например, горами. Например, как указывал Г.Глоц, в Греции в IV в. до н. э. в городе Эпидавр подъем мраморных плит от порта до храма, расположенного на возвышенности в центре города, добавлял 42 % к цене этих плит ([126] р.341). А.Джонс отмечал, что в Римской империи было дешевле перевезти зерно морем из одного конца Средиземного моря в другой, чем отвезти его в телеге на 120 километров ([131] р.842). Экономические историки П.Гарнси, К.Хопкинс и С.Уитэйкер подсчитали, что транспортировка по суше в эпоху античности обходилась в среднем в 60 раз дороже, чем морем, и в 10 раз дороже, чем по реке ([203] р. хх). Эта разница между стоимостью транспортировки по воде и по суше — в несколько десятков раз — оставалась практически неизменной вплоть до появления в XIX в. железных дорог и автомобилей. Например, в XV в. транспортировка грузов из Женевы в город Асти в Италии на расстояние несколько сотен километров обходилась в 4–5 раз дороже, чем транспортировка из Генуи в Саутгэмптон в Англии на расстояние в полторы тысячи километров ([118] р.315). Поэтому удаленность некоторых стран или территорий от моря и от судоходных рек, и особенно существование преград в виде горных хребтов, фактически исключало их активное участие во внешней торговле и, таким образом, изолировало их от глобальной рыночной экономики. Если транспортировка обычных грузов от уровня моря на возвышенность в пределах одного города увеличивала цену почти в 1,5 раза, то их транспортировка через горы могла увеличить цену в несколько раз и поэтому такая торговля лишалась всякого смысла. То же самое относилось и к транспортировке по ровной местности, но на большие расстояния: так, при перевозке зерна на 500 км его стоимость удваивалась ([131] р.841). Помимо неразвитости сухопутного транспорта, расширение глобальной экономики долгое время сдерживалось и несовершенством морского транспорта. Как отмечал Ф.Фрид, писавший в 1939 г., в «мировой экономике» Римской империи любое расстояние, при существовавших тогда технологиях мореплавания, можно было преодолеть по морю за 40–60 дней, точно за такой же срок (40–60 дней) можно было преодолеть любое расстояние, при технологиях мореплавания, достигнутых к XX веку, в современной ему мировой экономике ([210] р. 16). Именно по этой причине (развитие технологий морского и сухопутного транспорта) к концу XIX — началу XX веков глобальная экономика охватила уже весь земной шар, и никакие прежние преграды — ни горы, ни пустыни, ни расстояния — не могли более служить для нее препятствием. Но поскольку до этого такие преграды существовали, то, если высказанное выше предположение верно, демография стран, защищенных этими преградами от глобальной экономики, должна была в корне отличаться от незащищенных.
Итак, давайте рассмотрим по порядку имеющиеся примеры.
1. Ассирия — Вавилон, первая половина I тысячелетия до н. э. Ассирия-Вавилон являются, по мнению ряда авторов, одним из первых примеров формирования рыночной экономики, или ее прообраза ([135] р.32). Известно, что, с одной стороны, к тому времени там была достигнута высокая концентрация населения — важная предпосылка для развития рыночной экономики. Численность ассирийской армии составляла 120 тысяч воинов ([24] с. 150) — невиданное количество как для древних армий, так и для армий Западной Европы вплоть до позднего средневековья. На фоне высокой концентрации населения в X–IX вв. до н. э. в Ассирийском царстве отмечены интенсивное развитие морской и сухопутной торговли, внедрение новых технологических процессов, в частности, производства железа, бурный экономический подъем. То же самое происходило и в Вавилоне, который входил в Ассирийское государство вплоть до конца
VII в. до н. э. Известно, что Вавилон вел в этот период интенсивную торговлю как с соседними странами и городами в Месопотамии, так и с Египтом. Отмечены и другие черты, характерные для формирования глобальной рыночной экономики или общего рынка, включающего несколько соседних стран, о которых говорилось в предыдущей главе: значительное увеличение количества серебра в денежном обороте, а также значительный общий рост цен товаров, выраженных в серебре ([6] с.212).
Но, как указывает российский историк С.Соловьева, уже с конца IX в. и в течение
VIII в. до н. э. в Ассирийском государстве происходят явления, которые нам очень напоминают Грецию IV–III вв. до н. э. и Западную Европу XIII–XVII вв.: периодические голодоморы и эпидемии, а также сокращение численности населения ([24] с. 148). Для того чтобы восполнить убыль населения, ассирийские цари со второй половины VIII в. до н. э. начинают систематические переселения завоеванных народов в Ассирию. Так, при Тиглатпаласаре III (745–727 гг. до н. э.) из одной лишь Сирии было переселено 73000 человек ([24] с. 151). Такую же политику проводит и Вавилон, особенно в период так называемого Нововавилонского царства (626–539 гг. до н. э.), пришедшего на смену Ассирийскому. После взятия Навуходоносором II Иерусалима: в 597 и в 587 гг. до н. э., -оба раза в Вавилон была уведена значительная часть местного еврейского населения. То же самое происходило и с десятками других народов, которых угоняли вавилонские цари для восполнения нехватки собственного населения. Известное библейское выражение — «вавилонское столпотворение», а также библейская история о смешении языков в Вавилоне до такой степени, что люди перестали друг друга понимать, относятся именно к этому периоду.
Есть и прямые демографические показатели. Имеются результаты переписи населения, проведенной в VII в. до н. э. в одном из районов Месопотамии, который был под властью Ассирии. В соответствии с ней среди зарегистрированных детей в семьях было 75 мальчиков и всего лишь 26 девочек ([139] р.69). Такое соотношение: 3 мальчика на одну девочку, — свидетельствует об укоренившейся практике избавления от новорожденных и о явных проблемах с воспроизводством населения. Если принять, что эти результаты отражают общую картину, то практически речь идет о том, что в Ассирийском царстве в VII в. до н. э. из трех родившихся девочек оставляли в живых только одну. При этом надо учесть еще и смертность по естественным причинам, от которых в древности до 40–50 % всех родившихся детей умирали до достижения зрелости; с учетом этого до детородного возраста доживало лишь порядка 17–20 % родившихся девочек. При этом, например, в Римской империи одна женщина в среднем рожала за свою жизнь 3–4 детей (см. главу VI), из них, таким образом, не более 2 девочек. И если 4 из 5 родившихся девочек по тем или иным причинам умирали, не достигнув детородного возраста, то население Ассирийского государства должно было в этот период сокращаться с необыкновенной скоростью — что, по всем признакам, и происходило, заставляя правителей прибегать к массовым переселениям завоеванных народов на опустевшие территории.